Тень и кость

У Алексея был настолько скептический вид, что я рассмеялась.

– Он не всегда был Малом Великолепным, лучшим следопытом и соблазнителем гришей.

Алексей открыл рот от удивления.

– Он соблазнил девушку из гришей?!

– Пока нет, но, уверена, у него все впереди, – пробурчала я.

– Итак, каким же он был?

– Толстым коротышкой, который боялся принимать ванну, – сказала я не без доли удовольствия. Алексей еще раз посмотрел на Мала.

– Как все меняется…

Я потерла шрам на своей ладони.

– Видимо, да.

Помыв за собой тарелки, мы вышли из столовой в прохладу ночи. И на обратном пути в казарму заложили большой крюк, чтобы мельком взглянуть на лагерь гришей. Шатер черного шелка действительно был размером с собор, над ним трепетали синие, красные и фиолетовые знамена. Где-то позади пряталась палатка Дарклинга, охраняемая сердцебитами из корпориалов, а также личной стражей вышеупомянутого.

Когда Алексей насмотрелся вдоволь, мы направились в свою часть лагеря. Он затих и начал щелкать костяшками пальцев, и я знала, что мы оба думаем о завтрашнем переходе. Судя по мрачному настроению в казарме, мы такие были не одни. Некоторые уже забрались на свои койки и спали – или пытались, – пока остальные ютились у ламп и тихо шептались. Другие сидели с иконами в руках, молясь своим святым.

Я развернула на койке свой спальный мешок, сняла ботинки и сбросила пальто. Затем залезла под одеяло с меховой опушкой и уставилась в потолок в ожидании сна. Так и лежала, пока свет не погасили, а шепот не сменился на тихий храп. Завтра, если все пойдет по плану, мы спокойно пересечем Западную Равку и я впервые увижу Истиноморе. Там Мал и остальные следопыты будут охотиться на красных волков, морских лисиц и других хищников, которых можно найти только на западе. Я останусь с картографами в Ос Керво, чтобы закончить свое обучение и помочь зафиксировать любые данные, которые нам удастся почерпнуть в Каньоне. А затем, само собой, мне придется вновь пересечь его, чтобы вернуться домой. Но трудно заглядывать так далеко в будущее.

Я все еще не спала, когда услышала это. Тук-тук. Пауза. Тук. Затем снова: тук-тук. Пауза. Тук.

– Что происходит? – сонно пробормотал Алексей с соседней койки.

– Ничего, – прошептала я в ответ, уже выскальзывая из-под одеяла и обуваясь в ботинки. Схватив пальто, я максимально тихо прокралась по казарме. Когда открыла дверь, то услышала хихиканье и какая-то девушка сказала:

– Если это следопыт, то скажи ему, чтобы зашел внутрь и согрел меня.

– Если он захочет подхватить сифилис, то, уверена, сразу же направится к тебе, – пропела я сладким голоском и вышла на улицу. Холодный воздух жалил мне щеки, и я спрятала подбородок в воротник, жалея, что не захватила шарф и перчатки. Мал сидел спиной ко мне на ветхих ступеньках. Позади него, на освещаемой огнями тропинке, я увидела Михаила и Дуброва, передающих по кругу бутылку. Я нахмурилась.

– Умоляю, только не говорите, что разбудили меня, чтобы сказать, что собираетесь пойти в палатку гришей. Чего вы хотите, совета?

– Ты не спала, а просто лежала и волновалась.

– Ошибаешься. Я думала, как бы проникнуть в шатер и найти себе милого корпориала.

Мал рассмеялся. Я замешкалась у двери. Это была сама трудная часть пребывания рядом с ним, если не считать тех моментов, когда мое сердце выделывало унизительные акробатические трюки из-за его близости. Я терпеть не могла скрывать то, как сильно меня задевали его глупости, но мысль, что он узнает правду, была еще более невыносимой. И сейчас я серьезно задумалась над тем, чтобы просто развернуться и пойти внутрь. Вместо этого я проглотила свою ревность и села рядом с ним.

– Надеюсь, ты принес мне что-нибудь хорошенькое. Секреты соблазнения от Алины дорогого стоят.

Он улыбнулся.

– Запишешь на мой счет?

– Ладно. Но только потому, что ты и так в этом хорош.

Я уставилась в темноту и увидела, как Дубров сделал очередной глоток из бутылки и качнулся вперед. Михаил поддержал его рукой, и звук их смеха долетел к нам сквозь ночной воздух.

Мал покачал головой и вздохнул.

– Он всегда пытается поспеть за Михаилом. Наверняка закончится тем, что его вырвет мне на ботинки.

– Так тебе и надо, – ответила я. – Итак, что ты здесь делаешь?

Год назад, когда мы только начали нашу военную службу, Мал навещал меня почти каждую ночь. Но вот уже несколько месяцев, как он перестал приходить.

Парень пожал плечами.

– Не знаю. Ты выглядела такой несчастной за обедом.

Я была удивлена, что он заметил.

– Просто думала о переходе, – осторожно сказала я. Не то чтобы это была ложь. Я и вправду в ужасе от мысли, что скоро окажусь в Каньоне, а Малу совершенно не нужно знать о нашем с Алексеем разговоре. – Но я тронута твоей заботой.

– Эй, – проговорил он с улыбкой. – Я волнуюсь о тебе.

– Если тебе повезет, то волькра съест меня на завтрак, и тогда тебе не придется больше беспокоиться.

– Ты же знаешь, что я буду абсолютно потерян без тебя.

– Ты в жизни не терялся, – усмехнулась я. Я была картографом, но Мал мог определить в какой стороне север с завязанными глазами и стоя на голове. Он толкнул меня плечом.

– Ты знаешь, что я имел в виду.

– Конечно, – ответила я. Но это не так. Не совсем.

Мы сидели в тишине, глядя на то, как наше дыхание превращается в пар на холодном воздухе. Мал посмотрел на носки своих ботинок и сказал:

– Наверное, я тоже нервничаю.

Я пихнула его локтем и ответила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала:

– Если мы выдержали Ану Кую, то и с парочкой волькр сможем справиться.

– Насколько я помню, в последний раз, когда мы виделись с Аной Куей, ты получила оплеуху и нас заставили убирать навоз в конюшне.

Я скривилась.

– Я тут, между прочим, пытаюсь обнадежить тебя. Мог бы и притвориться, что успешно.

– Знаешь, что самое смешное? – спросил он. – Я действительно периодически скучаю по ней.

Я сделала все возможное, чтобы скрыть свое изумление. Мы провели больше десяти лет своей жизни в Керамзине, но у меня складывалось впечатление, что Мал хотел бы забыть все связанное с этим местом, возможно, даже меня. Там он был очередным беженцем, еще одним сиротой, который обязан быть благодарным за каждый кусочек еды и пару стоптанных ботинок. В армии же он выбил себе реальное место в обществе, где никому не нужно знать, что когда-то он был никому не нужным маленьким мальчиком.