Тень мертвеца. Последнее дело Фан Му

– Размер?

– Примерно сорок второй. – Ми Нань опустила глаза. – Почти как у тебя.

– Ты знаешь мой размер? – удивился Фан Му.

Она не ответила, только махнула рукой, давая понять, чтобы он поторопился.

В течение следующего часа Ми Нань заставляла его наступать в красную жидкость и ходить взад-вперед по бетонному полу десятки раз, после чего поочередно измеряла и изымала следы, образовавшиеся в результате каждой прогулки. Затем отнесла все образцы в лабораторию и тщательно сравнила их с образцом с места преступления.

Фан Му сидел в стороне и молча наблюдал за ней. Ми Нань была сосредоточена, терпелива и не обращала внимания ни на что вокруг. Казалось, существует некий невидимый барьер, который полностью отделяет ее от внешнего мира. Взгляд Фан Му скользил по ее рукам, лицу, сжатым губам и изредка нахмуренным бровям, и где-то в глубине его сердца медленно расползался покой. Он чувствовал себя расслабленным, даже немного ленивым, но ничуть не смущенным тем, что остался в стороне.

Спустя некоторое время Ми Нань отложила образцы и, словно выбившись из сил, потянулась. Затем посмотрела на Фан Му, который тихо сидел рядом, и, нежно улыбнувшись, произнесла:

– Я проголодалась.

Они обедали в закусочной, где подают лапшу с говядиной. Ми Нань ела с большим аппетитом, но по-прежнему была неразговорчивой и на большинство вопросов отвечала «ага». Фан Му заскучал и за неимением лучших вариантов уткнулся носом в тарелку. Где-то через полчаса они уже покончили с едой. Фан Му хотел еще немного посидеть, но Ми Нань уже встала, и ему пришлось оплатить счет и пойти вслед за ней.

Всю дорогу до отделения они молчали. Фан Му бросал взгляды на Ми Нань через зеркало заднего вида, но та все время рассеянно смотрела в окно. Остановившись на светофоре на перекрестке неподалеку от отделения, Фан Му взглянул на часы и спросил:

– Еще рано… Может, посидим где-нибудь?

Ми Нань ничего не ответила, тем самым выражая своеобразное согласие.

Фан Му облегченно вздохнул и повернул направо.

Несмотря на будний день, на Площади Героев было многолюдно. Здесь были и мамы, играющие с детьми, и прогуливающиеся молодые влюбленные, и еще больше пожилых людей, общающихся в группках.

Фан Му взял из машины неполную бутылку воды и тряпку и повел Ми Нань прямо к центру площади. Там располагалась квадратная бетонная платформа, окруженная соснами и кипарисами. На мраморном пьедестале грандиозно возвышался огромный цилиндрический стальной слиток три метра диаметром и пять метров высотой. Верхняя часть была полукруглая, неполированная, поверхность грубая и потемневшая, а под воздействием солнца и дождя в нескольких местах проступили пятна темно-красной ржавчины, усиливающие крепкий и свирепый образ.

Перед платформой лежало несколько букетов – кто-то не так давно приходил выразить почтение. Фан Му убрал из букетов засохшие веточки и увядшие цветы и поправил те, что разлетелись от ветра. Затем присел на корточки, намочил тряпку водой из бутылки и протер лицевую часть мраморного пьедестала. По мере его движений на мраморе проявилось несколько выгравированных имен. Фан Му нежно и медленно погладил их рукой и произнес про себя:

Чжэн Линь. Фэн Жохай. Чжань Хун.

Голова Фан Му медленно опустилась; он преклонил колено, почитая их память с несравненной преданностью. Спустя некоторое время поднял голову и тщательно протер весь мраморный пьедестал.

Ми Нань наблюдала за действиями Фан Му со стороны, не задавая вопросов и не помогая. В этот момент, наверное, было лучше позволить ему сделать все самому.

Она слышала об этом памятнике и знала, что в этом слитке расплавлены трое полицейских, которые день и ночь стояли перед Департаментом общественной безопасности города C., расположенном на другой стороне площади. Она не знала, какие отношения связывают Фан Му с этими полицейскими, но полагала, что это отнюдь не просто товарищи по оружию[13].

Фан Му достал три сигареты, зажег их и положил на пьедестал, после чего сел, прислонившись спиной к стальному слитку, и погрузился в раздумья. Ми Нань медленно подошла и посмотрела на три имени, а затем на Фан Му.

– Сколько же всего… – Она сделала паузу. – Я еще не знаю о тебе?

– Очень много. В будущем я обязательно расскажу тебе. – Фан Му улыбнулся. – Но не сейчас.

– Почему?

Фан Му поднес указательный палец к губам:

– Прислушайся. Они кричат.

Под вечер Фан Му поехал домой. Припарковавшись, он не спешил выходить, а закурил сигарету прямо в кабине и посидел так еще некоторое время, затем взял купленные овощи и фрукты, медленно вышел из машины и запер ее.

Издалека Фан Му заметил маячившую перед его подъездом фигуру и, немного присмотревшись, узнал сестру Чжао. Он тут же ускорил шаг и почти побежал к ней.

– Сестра, что вы здесь делаете?

Лицо женщины было залито слезами; очевидно, она плакала уже долгое время. Когда увидела Фан Му, слезы потекли вновь.

– Наконец-то ты вернулся, – ухватилась за него сестра Чжао. – Скорее, я хочу увидеть Яфань…

– Почему вы не позвонили? – Фан Му, движимый ее тревогой, торопливо вытащил ключ. – Разве Яфань не дома?

– Я звонила целый день, но Яфань не брала трубку. А когда попыталась позвонить тебе, телефон уже сел. – Сестра Чжао протиснулась внутрь, не дожидаясь, пока дверь в подъезд полностью откроется, и побежала наверх.

Когда Фан Му подошел к двери, сестра Чжао уже стучала. Но изнутри не доносилось ни звука. Открывая дверь, Фан Му попытался успокоить сестру Чжао:

– Возможно, она вышла…

Как только входная дверь открылась, они увидели, что дверь спальни с грохотом закрылась. Сестра Чжао буквально набросилась на дверь и начала стучать:

– Яфань! Яфань! Выйди, позволь взглянуть на тебя… Четыре года… Где ты была все это время?

В спальне стояла тишина. Фан Му вздохнул, оттащил сестру Чжао от двери, усадил на стул и протянул стакан воды.

У сестры Чжао, казалось, не осталось сил; она съежилась, держа в руках стакан и всхлипывая:

– Что же это… Что случилось?

Фан Му не знал, что сказать, поэтому просто положил руку на ее плечо и легонько похлопал.

Сестра Чжао схватила Фан Му за руку, ее глаза были полны недоумения и боли:

– Что случилось с Яфань? Столько времени… Как она жила все эти годы?

Фан Му посмотрел сестре Чжао в глаза и медленно покачал головой:

– Я не знаю, и вы не спрашивайте. – Он сделал паузу. – Это определенно то, что вам лучше не знать.

Сестра Чжао закрыла глаза и беззвучно заплакала. Она сидела, опустив голову, плечи ее тряслись, отчего стакан в руке тоже сильно дрожал, и вода то и дело выплескивалась, стекая по брюкам с неподрубленными краями.

Все эти годы каждый из них старался выжить. Кто-то ради веры, кто-то ради обещания, а кто-то ради бегства.

Фан Му молча сидел. Всхлипывания постепенно стихали.

– Она живет у тебя? – Сестра Чжао взяла салфетку, протянутую Фан Му, и вытерла следы слез на лице.

– Да.

Сестра Чжао сжала в руке скомканную салфетку и слегка вздохнула.

– Ну ладно, – она высморкалась, – пока что сойдет и так.

Подумав, Фан Му решил не говорить сестре Чжао о своем предложении, иначе она непременно уведет Ляо Яфань, и тогда наступит еще больший хаос.

Сестра Чжао встала и сказала хриплым голосом:

– Я пойду. Позаботься о Яфань; она, наверное, много натерпелась за эти годы. Дай знать, если понадобится моя помощь.

Фан Му не хотел ее отпускать:

– Поешьте перед уходом, а потом я вас отвезу.

– Не стоит, – отмахнулась сестра Чжао. – Мне достаточно и того, что она жива. Я спокойна, раз ты присматриваешь за ней.

Она повернулась, взглянула на все еще запертую дверь и медленно подошла к ней.

– Яфань… – Нежно погладила дверь, словно это было лицо девушки. – Знаю, тебе тяжело. Но и мне было плохо все эти годы. Умирая, Лао Чжоу так и не смог тебя увидеть… – Слова застревали в горле, она продолжала снова и снова гладить дверь. – Неважно, что случилось в прошлом, я рада, что ты вернулась… У тебя есть я, есть дядя Фан, мы твоя семья… Все будет хорошо…

Внезапно дверь со щелчком открылась.

Следующие два часа сестра Чжао и Ляо Яфань говорили и плакали, плакали и говорили, но больше всего просто обнимались и смотрели друг на друга, словно хотели навсегда сохранить в памяти каждую частичку изменений, произошедших за последние четыре года. К тому времени, когда Фан Му позвал их ужинать, лица обеих опухли, а голоса охрипли так, что они уже не могли говорить.

Ляо Яфань опустила голову и послушно взяла сестру Чжао за руку, а выражение ее лица вновь стало милым и кротким, как у маленькой девочки.

Сестра Чжао так и не притронулась к тарелке и неустанно передавала еду Ляо Яфань, ни на секунду не сводя с нее глаз. В итоге, так и не доев, они снова обнялись и расплакались.

К тому времени, когда женщины успокоились, наступила уже глубокая ночь. Фан Му предложил сестре Чжао остаться, чтобы она могла побольше поговорить с Ляо Яфань. Та согласилась.

Две женщины, пожилая и молодая, умылись и, держась за руки, скрылись в спальне. В квартире воцарилась тишина. Фан Му выкурил сигарету, немного прибрался в гостиной и лег на диван.

Проворочавшись долгое время, он понял, что ему не дает уснуть волнение. Действительно, визит сестры Чжао более или менее вернул Ляо Яфань в нормальное состояние. А беспорядочное будущее, казалось, обретало какой-то смысл. Это хорошее начало, и хотя будущее еще не известно, по крайней мере, есть небольшая надежда.

В этот период отношение Фан Му к Ляо Яфань больше походило на бегство, чем на терпение. Она не животное или что-то в этом роде, а живой человек. Человек, от которого Фан Му не мог отказаться ни из-за моральных принципов, ни из-за своих чувств. Взять на себя эту ответственность – не значит просто обеспечивать трехразовое питание. Чтобы вернуть Ляо Яфань к правильной жизни, а точнее к тому, что Фан Му считал правильным, необходимо восстановить документы, устроить ее на работу, а также…

Вступить в брак.

Он не мог считать ее своей невестой и был уверен, что Ляо Яфань думает так же. Когда после его предложения девушка послушно последовала за ним из отделения, это был скорее инстинкт самозащиты. В тех обстоятельствах полицейский, готовый защитить ее, был гораздо выгоднее, чем поездка в исправительную колонию.

«Я могу быть твоей девушкой… Могу убирать, готовить и стирать… Я все умею… Обещаю, я не доставлю тебе проблем…»

Эти слова Ляо Яфань сказала ему четыре года назад, и, вспоминая их, Фан Му все еще отчетливо помнил ее покрасневшее лицо.

Подобно маленькому зверьку, рано попавшему в густую чащу леса, она научилась остерегаться, кусаться, взвешивать все за и против и оценивать ситуацию. Подобная зрелость и опыт не должны быть свойственны девушке ее возраста.

Фан Му повернулся на другой бок. Его настроение внезапно упало. Как бы то ни было, он считал, что должен взять на себя долю ответственности за ситуацию с Ляо Яфань.

«Я ужасный человек».

Если уж на то пошло, нет никакой разницы, кто будет нести эту ответственность – дядя или муж.

Ближе к рассвету Фан Му уснул неспокойным сном, но спал он очень плохо – в голове мелькало множество бессвязных фрагментов. Во сне вдруг почувствовал, что кто-то трогает его подушку, и мгновенно пришел в себя, рефлекторно схватив человека за запястье.

– Ай! – вскрикнул человек. – Это я.

Ляо Яфань…

Фан Му привстал и включил настольную лампу.

– Что ты делаешь?

Ляо Яфань промолчала, вытащила из портсигара, лежащего на подушке, сигарету и закурила.

Фан Му нахмурился и посмотрел в сторону спальни.

– Не хочешь, чтобы сестра Чжао поймала тебя?

– Да. – Ляо Яфань опустила голову. – Вот и пришла за твоими сигаретами.

У Фан Му отлегло от сердца: Ляо Яфань не хотела огорчать сестру Чжао и это само по себе было большой переменой. Подумав, он тоже взял сигарету: если сестра Чжао учует запах табака, он объяснит это тем, что курит сам, и прикроет Ляо Яфань.

Двое молча сидели друг напротив друга и курили. Докурив сигарету, Ляо Яфань опустила голову и медленно произнесла:

– Я хочу навестить могилу учителя Чжоу.

– Хорошо, съездим на днях.

– И… – нерешительно добавила она, – ты же полицейский. Поможешь мне кое-кого найти?

Примечания