Корона Рико-Сантарио

– Ианна, хватит драмы, – бабушка устало прошла к креслу, и будто по мановению волшебной палочки вмиг теряя королевскую грацию, села. – Мы и правда заигрались.

От удивления Вайолет показалось, что ее мама обернулась к креслу, на котором сидела бабушка в замедленной съемке.

– Не смотри так на меня, ты же знаешь, что это не работает. Можно побыть собой.

– А кто мы, мам? – спросила мама тихо и неуверенно.

Количество встреч Вайолет с этой ипостасью собственной мамы можно было пересчитать по пальцам, а пока считаешь, наблюдать, как от человека, чьего гнева ты боишься до дрожи в коленях и абсолютного паралича артикуляционных мышц, остается лишь серая тень, на глазах которой наворачиваются слезы.

Бабушка чуть помедлила с ответом, и подняла с пола выпавшую из коробки ленту.

– Как смело наследница двухсотлетней династии отказывается от собственного имени, – сказала она, с показательно-разочарованным выдохом. – Но что еще от тебя стоило ожидать?

Мама всхлипнула, продолжая с бессильным гневом смотреть в сторону той, что одной фразой умела выбить из-под ее ног опору любой устойчивости. Вайолет, которой, пожалуй, стоило бы радоваться тому, что ее наконец-то услышали, пусть не отчетливо, а лишь краем уха улавливая отраженное от возведенных ее семьей скал эхо, ощущала только жалость. Да, мама перебарщивает с контролем, но это не ее прихоть, а последствие многолетнего статуса главы семьи, который никто не пожелал брать на свои плечи.

– Я Долорес Гриффин, и к вашей голубой крови не имею никакого отношения. Разрешите откланяться!

Развернувшись на пятках, она вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью, оставив бабушку и Вайолет в тишине.

Первой мыслью Вайолет было побежать вслед за мамой. Она так поступала всегда, когда они ссорились. Какой бы сильной не была обида, насколько бы несправедливыми не были высказывания матери, она всегда приходила извиняться первой.

– Не ходи за ней, дай ей остыть, – бабушка оставалась, как всегда, спокойна и рассудительна, казалось, не было ни одной вещи в мире, способной нарушить ее внутреннее равновесие. – Подойди ко мне.

Послушно, словно на автопилоте, Вайолет подошла к креслу, и села на пол.

Миссис Элинор Фоул по поддельным документам и Джеральдин Годе по рождению, а после замужества Фаулер, подняла с пола небольшую деревянную шкатулку, которая, казалось, помнила первого короля из рода Фаулеров еще во младенчестве, однако, нигде на поверхности нельзя было рассмотреть трещин или других признаков ветхости. Деревянная крышка, покрытая толстым слоем лака, была украшена изящными резными узорами в виде виноградной лозы, которые переплетаясь, образовывали по центру две буквы «РС».

«Рико-Сантарио» – мгновенно расшифровала про себя Вайолет.

Бабушка с трепетом обвела пальцем лист на орнаменте, совсем не торопясь открывать шкатулку. В ее карих глазах, обычно холодных, Вайолет, неожиданно для себя, увидела безумную тоску. Догадку подтвердила небольшая капелька, собравшаяся в уголке ее глаза.

Ни единого раза никто из членов семьи не разговаривал с Вайолет о подробностях той ночи, которая разделила их жизнь на «до» и «после». Все ее знания базировались на одном сухом рассказе мамы и, последовавших за ним, неделях в библиотеке, где она жадно, по маленьким обрывкам собирала у себя в голове историю ее семьи. Да и само название Рико-Сантарио словно было под негласным запретом.

– Тут находится вся жизнь женщин семьи Фаулер. – голос Джеральдин стал тише, каждое слово произносилось ею так аккуратно, будто один неверный звук мог спугнуть то заветное, что находилось в этой шкатулке. И это было вовсе не про предмет, а про воспоминания, запыленные временем и тайнами, и бережно хранимые ото всех глаз на этом чердаке. – Я никогда ее не надевала, то ли гордость не позволяла, то ли воспитание. Она не принадлежала мне по крови.

Бабушка нежным движением приоткрыла крышку, и в зеркале, расположенном с внутренней стороны, сверкнуло отражение нескольких желтых камней разного размера.

Вайолет напрягла плечи и выпрямила спину, выигрывая пару сантиметров, чтобы разглядеть то, что находилось внутри шкатулки. В ней, на обивке из красного бархата, лежала удивительной красоты диадема из белого золота, инкрустированная россыпью желтых и белых камней.

Стоило только одному лучу солнца, бог весть как очутившегося на плотно зашторенном чердаке, попасть на большой, лимонного цвета, центральный камень, как комната наполнилась дюжиной маленьких солнечных зайчиков. Один из них, выбрав местом своего назначения глаз Вайолет, заставил ее на секунду зажмуриться.

Бабушка достала диадему, стараясь сократить прикосновения до необходимого минимума. Теперь можно было рассмотреть, что золотое основание украшает такая же виноградная лоза, как и на крышке шкатулки.

– Для меня это самое желанное украшение, Июлия. Самое забавное, что стоило бы мне только попросить Артура, и я бы могла носить ее, но я бы никогда не решилась так дерзнуть.

Вайолет поежилась, услышав свое настоящее имя, будто помимо них в комнате материализовалась другая девушка – сильная и решительная, которой она, сидящая на полу и снизу вверх смотрящая на россыпь драгоценных камней, не годилась и в подметки. И та, другая, благодушно разрешала ей наслаждаться гипнотическими отблесками, от которых невозможно отвести глаз.

– Я всегда мечтала, что однажды она украсит голову твоей матери, но она лишь единожды ее примерила, а после сказала, что она невероятно тяжелая и надо быть абсолютно сумасшедшей, чтобы даже думать о том, чтобы ее носить…

Бабушка замолчала, но отсутствие слов было еще красноречивее. Секунду поразмыслив, она взглянула на Вайолет и нерешительно протянула диадему ей.

– Примерь.

Вайолет зачарованно чуть наклонила голову вперед. Вес диадемы действительно был весьма ощутим, но ничуть не раздражал Ви, а наоборот, порождал в ней желание расправить плечи и выпрямить спину, став хоть немного достойной этого украшения. В ожидании реакции она подняла глаза на Джеральдин, которая завороженно смотрела на нее в ответ.

– Можно я взгляну? – Вайолет нерешительно протянула руку к шкатулке.

Бабушка взяла Вайолет за протянутую руку и, легко встав с кресла, направилась к завешенному зеркалу в углу, увлекая ее за собой.

Одним движением руки отодвинув ткань, Джеральдин сделала шаг назад, встав позади внучки, наблюдая за ее реакцией, а Вайолет во все глаза смотрела на свое отражение, пытаясь накрепко отпечатать в памяти тот момент, когда она наконец-то не скрывалась.

– Истинная Фаулер, – хмыкнула бабушка. – Такая же зеленоглазая и светловолосая.

«Истинная Фаулер… – повторила про себя Вайолет. – Зеленоглазая и светловолосая… Как мама». От этой мысли по ее телу словно прошел электрический разряд. Застукай их мама сейчас с этой диадемой на голове, она наверняка была бы в бешенстве.

Взглянув на себя в последний раз, чувствуя, как разочарованно сжимается сердце при осознании, что она наверняка больше никогда не увидит себя такой, Вайолет аккуратно сняла с себя диадему и протянула ее бабушке.

– Для тебя она тоже тяжелая? – спросила Джеральдин с легкой ноткой разочарования в голосе.

– Нет, вовсе нет, – покачала головой она, не отводя глаз от центрального камня диадемы, прощаясь с его бесчисленным количеством граней. – Не настолько. Я не понимаю, почему у мамы так.

Бабушка, вздохнув, подошла к шкатулке, и, большими пальцами поглаживая гравировку виноградных листьев с непередаваемой нежностью, убрала диадему вновь в темноту.

– Дело тут вовсе не в камнях, а в участи носящего. С этим она смириться не готова.

Вайолет ухмыльнулась.

– Дай угадаю, я этого никогда не пойму?

Джеральдин, не оборачиваясь, пожала плечами.

Она хотела задать еще много вопросов, в том числе и о том, как девочка, воспитанная наследницей престола, смогла допустить в своей голове даже мысль о том, что ее жизнь может пойти по иному сценарию, ведь обычно первым, что прививают подобным детям – чувство долга. Кто-то допустил в ее воспитании фатальную ошибку, с которой, наверняка, бабушка не может смириться до сих пор, но, продолжая оставаться к Вайолет спиной, Джеральдин явно дала понять, что на этом разговор закончен.

– Вайолет, ты можешь идти. Спасибо за продукты,– бросила она ей, по-королевски элегантно давая понять, что вдовствующая Ее Королевское Величество Герцогиня Санкстбургская не желает больше принимать никого на своем чердаке, и в доме в целом, и то, что антракт завершен, а исполнителей снова просят на сцену.

Никто так и не увидел, как по щеке Джеральдин скатилась слеза, которую та не собиралась смахивать с лица, позволяя себе оплакать последнее, что оставалось у нее от страны, в которую одним промозглым утром она въехала как невеста наследного принца, страны, о которой с невероятным блеском в глазах рассказывал ей любимый, сидя на каменной скамейке в саду их поместья, страну, где находится могила ее мужа, на которую она никогда не сможет прийти.

Глава 2.

«Бихевиористский метод изучения политологии направлен на анализ систематически наблюдаемого поведения индивида, возможность изменения его мотивации…»

Рука Вайолет зависла над клавиатурой, послушно ожидая команды от мозга, но ожидание было напрасным, так как в ее голове под звуки порывов ветра в неизвестном направлении прокатывалось перекати-поле. Раздумья ни о чем были настолько глубоки, что вошедший и удобно расположившийся на кровати, Лео остался незамеченным.

– ..собираешься?

Уловив лишь конец фразы, она вопросительно посмотрела на брата, безуспешно пытаясь сосредоточиться.

– Я говорю, что спать с открытыми глазами перед ноутбуком это талант, но ты ложиться собираешься? – повторил Лео.