13
Сначала Кнутссон и его помощники прошлись по семье жертвы, ее друзьям и знакомым с целью узнать, не могут ли все находящиеся в распоряжении полиции досье рассказать что-либо интересное о ком-то из них. Ничего стоящего не нашлось, и это вряд ли кого-нибудь удивило. Ведь третья часть из тех, на кого охотники за убийцей сейчас обратили свой взор, были товарищами Линды по полицейской школе, а туда не берут людей с темными пятнами в биографии.
– Столь же безупречные, как и наша жертва, – констатировал Бекстрём и откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.
– С точки зрения досье, по крайней мере, – подтвердил Кнуттсон.
– Поскольку мы скоро получим ДНК преступника, я хотел бы иметь ДНК и всей этой компании. Совершенно добровольно, чтобы быстро и просто исключить их из нашего расследования.
– Здесь вряд ли будут проблемы, – сказал Кнутссон.
– Да, уж точно, – согласился Бекстрём.
«Почему честные и чистые перед законом люди должны бояться сдать пробу ДНК?» – подумал он.
Вторая категория была, конечно, полной противоположностью первой, поскольку все, входившие в нее, ранее отметились в полицейском регистре. Кнутссон и другие коллеги с помощью своих компьютеров отобрали больше сотни любителей избивать женщин, уличных драчунов, насильников и других придурков с более разнообразным репертуаром, тем или иным образом связанных с Векшё и его окрестностями. Потом они исключили тех, кто уже сидел по тюрьмам или не мог быть причастен к убийству Линды по другим причинам. Осталось семьдесят человек, к которым стоило присмотреться пристальнее. Десятеро из них вызывали особый интерес, поскольку сейчас или ранее лечились в клинике Святого Зигфрида по причине грубого сексуального домогательства.
– Ага. Всем им надо засунуть ватку в рот и помочь доброму дяденьке полицейскому.
Бекстрём кивнул удовлетворенно.
Наконец, что-то начинает складываться, подумал он.
– Конечно, конечно, – вздохнул Кнутссон, и внезапно его настроение ухудшилось.
«Будем надеяться, что у нас уже частично есть их ДНК», – подумал он.
Оставались соседи по кварталу, общим числом почти тысяча человек, из которых едва ли половина либо сами дали о себе знать, либо оказались дома, когда полицейские совершали поквартирный обход. И притом что все происходило летом, в отпускной период, и в том районе проживали главным образом принадлежавшие к среднему классу люди пожилого или среднего возраста, шансы застать большинство из них в городе выглядели очень слабыми, а перспектива искать черт знает где не особенно радовала.
– Даже если они собираются все лето безвылазно сидеть по своим деревенским халупам и не имеют ни малейшего желания помогать нам, я все равно хочу, чтобы их всех поименно допросили, – сказал Бекстрём.
– С этим мы согласны, – сказал Кнутссон. – Но ты же не требуешь брать пробы ДНК и у них тоже?
– Не будет вреда попросить, – заметил Бекстрём и встрепенулся: – Сколько числится в регистрах, кстати?
– По-моему, я уже говорил. – Кнутссон скосился на свой список. – Семьдесят девять минус семьдесят мелкой шпаны… В группе соседей остается девять.
– И что они сделали тогда? – поинтересовался Бекстрём.
– Трое попадались за вождение в нетрезвом виде. Один из них вдобавок четырежды судим за это в течение двенадцати лет. Коллеги из Векшё описывают его как весельчака, а при мысли о том, что одному из них пятьдесят, одному пятьдесят семь, а самому весельчаку семьдесят…
Кнутссон вздохнул и пожал плечами в знак того, что все понятно без слов.
– Также у нас есть один, взятый с поличным на работе. Получил условный срок за растрату. Еще один, ударивший жену девять лет назад, его не застали при поквартирном обходе, по-видимому, отдыхает за городом, плюс неплательщик налогов и двое малолеток шестнадцати и восемнадцати лет. С ними все как всегда: украли по мелочовке, рисовали граффити, камнем разбили витрину, ссорились с другими сопляками.
Кнутссон снова вздохнул.
– Тот, который ударил жену? – спросил Бекстрём с любопытством.
– Вероятно, в деревне с той же супругой. Счастливая семья, по мнению соседей, с которыми разговаривали те, кто делал обход, – сообщил Кнутссон.
– Тогда он наверняка будет не против добровольно сдать анализ ДНК, – предположил Бекстрём. Счастливые люди обычно не возражают.
– Пожалуй, есть еще один, он меня самого немного интересует, – поведал Кнутссон. – Его зовут Мариан Гросс, и он родом из Польши. Ему сорок шесть лет, приехал сюда с родителями ребенком, они были политическими беженцами, имеет шведское гражданство с 1975 года. Прошлой зимой на него написали заявление с обвинениями в угрозах, сексуальном преследовании, да, приставании, как это называется, и всякой другой ерунде. Одинокий, детей не имеет, работает библиотекарем в университете здесь в городе.
– Подожди, Кнутссон. – Бекстрём замахал рукой. – Это же педик, неужели не понятно по описанию? Мариан. Кого еще так зовут? Библиотекарь, одинокий, без детей, – продолжил Бекстрём и оттопырил мизинец. – Достаточно поболтать с голубым, заявившим на него.
– Ты не поверишь, – сказал Кнутссон, – но заявительница – женщина, на пятнадцать лет моложе его, они работают вместе.
– Ничего себе! – удивился Бекстрём. – Другой библиотекарь. И что он сделал с ней тогда? Показал свою польскую колбасу на университетском рождественском празднике или?..
– Он отправил ей несколько анонимных писем по электронной почте, послания, которые лично я считаю достаточно непристойными. Обычная похабщина, но есть в них и что-то угрожающее.
Кнутссон покачал головой с неприязненной миной.
– Обычная похабщина? – Бекстрём с любопытством посмотрел на Кнутссона. – Ты не мог бы быть немного более… – Бекстрём многозначительно махнул правой рукой.
– Конечно. – Кнутссон глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. – Вот несколько примеров. Во-первых, старый классический номер с резиновым членом, который прислали ей на работу. Самой большой модификации, черного цвета с приложенным анонимным письмом, в котором отправитель сообщает, что он точно повторяет его собственный.
– По-моему, ты говорил, что он поляк, – ухмыльнулся Бекстрём. – Наверное, парень просто дальтоник. Или член у него вот-вот отвалится.
Бекстрём расхохотался так, что его круглый живот запрыгал.
– Во-вторых, письма по электронке и обычной почте, где он рассказывает, что видел ее в городе и в библиотеке и выражает свое мнение по поводу ее нижнего белья. Этого хватит или продолжить? – Кнутссон вопросительно посмотрел на Бекстрёма.
– Судя по всему, самый обычный похабник, – сказал Бекстрём.
«И с чего вдруг малыш Кнолль внезапно продемонстрировал нежную сторону своей души, – подумал он. – Неужели тайком посетил нашего кризисного терапевта?»
– Но не из-за этого я, прежде всего, обратил на него внимание, – проворчал Кнутссон.
– И в чем же дело? – спросил Бекстрём. – Потому что он поляк?
– Он проживает в одном доме с жертвой, – сообщил Кнутссон. – В квартире прямо над ней, если я правильно понимаю.
– ДНК, – прорычал Бекстрём, выпрямился и нацелил пухлый указательный палец на Кнутссона. – Ты мог бы сказать об этом сразу. Отправь кого-нибудь, и возьмите у него пробу ДНК, а если не согласится добровольно, мы притащим его сюда.
«Наконец что-то начинает складываться», – подумал он.
Только в самом конце дня пришло обещанное предварительное заключение патологоанатома. Его прислали на факс технического отдела, а там оно легло на стол комиссара Энокссона из криминальной полиции Векшё, который в расследовании отвечал за работу экспертов. И, прочитав его, тот сразу же разыскал Бекстрёма, чтобы обсудить с ним содержание полученного документа.
– По мнению эскулапа, она умерла между тремя и семью утра. Задушена при помощи удавки, – сказал комиссар.
– Не надо носить белый халат, чтобы это понять, – усмехнулся Бекстрём. – Если ты спросишь меня, то скажу: она умерла между половиной пятого и самое позднее пятью, – добавил он. «Судебные медики в своем амплуа, чертовы трусы».
– Я солидарен с тобой относительно времени, – согласился Энокссон. – Что касается остального, то ее, похоже, изнасиловали два раза. Во-первых, генитально, а во-вторых, анально и, возможно, именно в таком порядке. Не исключено больше чем дважды. Во всех случаях преступник кончил, то есть получил удовлетворение.
– Патологоанатом сообщает что-нибудь такое, до чего мы не додумались сами? – спросил Бекстрём. – Следы от ударов ножом у нее… на спине снизу?..