– Да. – Чтобы согреться в отапливаемой столовой. – Мы можем пойти прямо сейчас?
– Проголодалась, так быстро? – В его голосе послышался намек на улыбку.
– Умираю с голода, – ответила я.
Джек посигналил фонариком охраннику.
– Вот. – Джек взял свой худи и набросил мне на плечи, когда мы вышли на улицу.
– А как же ты? – спросила я, наслаждаясь теплом. От ткани пахло Джеком, и, странное дело, меня это успокаивало.
– Я не такой голодный, – ответил он.
У меня в горле забурлил смех. Он понял, что я не хотела признаваться, что замерзла, и подыграл мне.
Я подавила смех, потому что не могла себе позволить симпатию к Джеку Уордену. Не в такой ситуации.
Столы были закреплены за номерами палаток. Мы с Джеком оказались за одним столом с немолодой супружеской парой.
– Привет. Я – Джуди. А это мой супруг Кен, – сказала женщина, платиновая блондинка в платье с ярким узором.
– Я – Родел.
– Джек.
Мы обменялись рукопожатиями и сели на свои места.
– Я правильно уловила английский акцент? – спросила Джуди, когда подали закуски.
– Да. Я из Котсуолдса, – ответила я.
– А вы нет, – заметил ее муж, глядя на загар Джека. У Кена были серебряные волосы и лукавые глаза.
– Нет. Я родился здесь, – ответил Джек.
– Что ж, приятно видеть пару, которой не помешало небольшое расстояние.
– О, мы не… – Я обозначила жестом перегородку между собой и Джеком.
– Мы не вместе, – сказали мы с ним одновременно.
– Вот так и я говорила все время, правда, Кен? – Джуди засмеялась. – Мы не вместе, мы не вместе.
– А мы вместе, – сказал Кен.
– Уже больше сорока лет.
– Только потому, что ты хочешь посмотреть на мир, и тебе нужен кто-то, чтобы носить твои сумки.
– Мы покупаем по всему миру безделушки для нашего винтажного салона в Канаде, – объяснила Джуди.
– Наш городок называется Хэмилтон.
– Он возле Ниагарского водопада.
– Заходите, если когда-нибудь окажетесь в наших краях.
– Наш салон называется «У Кена и Джуди».
Они договаривали друг за друга фразы и развлекали нас своими историями до конца вечера. После их ухода мы с Джеком посидели еще немного, глядя, как на ночном ветерке мерцали фонари.
Охраннику не понадобился фонарик, чтобы проводить нас до палатки. Кто-то разжег огромный костер. Несколько туристов сидели на одеялах, а один из охранников играл на губной гармонике.
– Посидите немножко! – Джуди похлопала по одеялу рядом с собой. – В палатках нет отопления.
Я прошла через маленькие валуны, огораживавшие костровую площадку, и села рядом с Кеном и Джуди. Джек последовал за мной и сел рядом на свободное место. У нас над головой на бархатном небе висели звезды, словно глаза леопардов в ночи. Трещал огонь в костре, навевая мысли о древних людях, которые приходили и жили тут, среди вулканов, на поросших травами равнинах.
Тепло костра согрело мои кости. Гармоника играла длинные, медленные мелодии, убаюкивая меня. Другой охранник начал бить в барабан в том же томном темпе. Кен с Джуди встали и принялись покачиваться под музыку. Сидевшая рядом с ними пара передала мне трубку.
– Что это? – спросила я.
Они что-то сказали, но не по-английски.
В другой раз я бы отказалась, но у меня в голове крутились мысли о Джуме, Мо и Лили. Я затянулась, вдохнула что-то непонятное и вернула им трубку. Легкие согрелись, а во рту остался древесный, терпкий привкус. Так мы передавали трубку несколько раз.
Древесный дым, тихие голоса, отсветы горящих углей на лицах, медленное тепло, холодные звезды – все слилось в пульсирующее ночное волшебство. Музыка скользила мне под кожу, ее пьяные ноты пульсировали в моих венах. Долина была полна ночных звуков, небеса пылали. Я казалась себе покинутой галактикой в огромной вселенной, готовой вот-вот уплыть куда-то прочь.
– Потанцуй со мной, Джек. – Я схватила его за руку. Она тяжело висела, пока я вставала на ноги.
Я не могла даже вспомнить, когда танцевала в последний раз, не говоря уж о том, что приглашала кого-то на танец. Мне было приятно. Мы шаркали вокруг костра, а теплые руки Джека держали меня за талию. Я положила голову ему на грудь и слышала барабанный бой его сердца. Я казалась себе оракулом, слушающим его ритм. Он говорил мне, что я была в равных долях землей и звездами, в равных долях животным и душой. Я была надеждой. Я была катастрофой. Я была любовью. Я была враждебной всему миру. Я была моей сестрой. Я была его дочкой. Я была Джумой. Я была Джеком, Джеком, Джеком, Джеком.
– Мне нравится слушать, как бьется твое сердце, – сказала я. – И как ты произносишь мое имя. Родель. Я чувствую себя красивой.
– Ты и есть красивая. – Он остановился на полушаге, словно я сбила его с ритма. Он взял меня за подбородок и посмотрел на игру золотого света на моем лице. – Ты безумно красивая.
В тот момент я поверила ему, хотя сама не стала бы описывать себя такими словами. Я почувствовала себя безумно красивой, хотя на моем лице не было ни капли косметики, одежда смялась, а ногти были неровные и без маникюра. Я поверила ему, потому что он сказал это с простотой стороннего наблюдателя, словно и сам только что это заметил.
Кровь приливала к моим щекам, губам, надбровным дугам, кончику носа – всюду, где взгляд Джека обжигал мою кожу.
– Нет. – Я спрятала глаза. Мне показалось неправильным, что я испытываю такой взрыв радости и возбуждения. – Мо была красивой. И интересной. И забавной. Мне не хватает ее. Ужасно не хватает.
Джек не отошел от меня, но мы с ним оба словно отступили на шаг от того, что вспыхнуло между нами, и вернулись к собственным мыслям, собственному горю. Мы молча покачивались, и я еще сильнее ощущала ласковое тепло его рук. Он весь был такой горячий – горячее огня.
– Это Бахати так смеется? – пробормотала я, прижавшись щекой к его груди. Джек был высоким, самым высоким из парней, с которыми я когда-либо танцевала. – Что он тут делает?
– Я не знаю, что ты там курила, Родел, но это не Бахати. Это гиена. Где-то неподалеку. – Он рассмеялся.
– Мне нравится, когда ты смеешься. Я имею в виду, когда ты по-настоящему смеешься. Смех начинается тут. – Я дотронулась до его горла. – Но я чувствую его тут. – Я приложила пальцы к его груди.