Фавориты

Если квикстеп построен на быстрых, четких шагах, то в румбе большое внимание уделяется прямой осанке и страстным, раскрепощенным движениям бедер. Хуже комбинации при моей травме было не придумать. Уже через несколько секунд после начала выступления Хит заметил, что я изнемогаю от боли. Он начал переживать и все порывался остановить программу.

Но останавливаться было нельзя. Я выполняла шаги по инерции, и нам удалось довести выступление до конца. Когда мы закончили, Хит обнял меня за талию и не отпускал до тех, пока мы не дошли до так называемого «уголка слез и поцелуев», где фигуристы ждут оценок. Он видел, что я изо всех сил стараюсь не выказать боли, – особенно перед Линами, которые уже готовились выйти на лед в составе последней разминочной группы.

В тот вечер повалил густой снег, и по дороге назад мы чуть не проехали мимо нашего мотеля с горящей неоновой вывеской «Свободные номера». Я была не в силах пошевелиться от боли – Хиту пришлось вытаскивать меня из машины и переносить через порог, как невесту после свадьбы. Затем он отправился пешком по сугробам к ближайшей аптеке, а я осталась лежать на кровати, прислушиваясь к дребезжанию оконных стекол на ветру и лихорадочно соображая, что же делать дальше.

Пара, занявшая шестое место, допустила ошибку, выполняя твизлы, и к концу оригинального танца мы оказались на пятом месте. Перед нами шли Эллис Дин и его партнерша Джозефина Хейворт. Еще одно соревнование – и пьедестал может оказаться в пределах досягаемости. Даже продвинувшись вперед на одно только место, мы попали бы в призеры: на чемпионате США за четвертое место дают оловянную медаль.

Боль исходила из впадины тазобедренного сустава и при малейшем движении пронизывала каждую клеточку моего тела. Руки отекли так, что не снималось даже мамино кольцо, которое всегда было мне чуть великовато.

Вскоре вернулся Хит; на его ресницах таяли снежинки. В руках он держал упаковку тайленола, баночку «Тигрового бальзама» и пакет со льдом. Хит начал меня лечить – то прикладывая лед, то растирая руками, то нанося лечебную мазь, от которой, несмотря на охлаждающий эффект, меня одновременно бросало в жар. Но боль не стихала.

Я терпеть не могла, когда со мной нянчились, как с беспомощным ребенком. До этого я лишь однажды позволила Хиту так со мной возиться: в тот день, когда умер отец.

Папа всегда заезжал за нами на каток, возвращаясь домой из колледжа, где преподавал историю. Но в тот вечер он не приехал. Я решила, что забыл – отвлекся и потерял счет времени. Отец часто впадал в рассеянность: мог долго сидеть на одном месте и рассматривать стену, словно бы отыскивая в узоре обоев лицо нашей с Ли покойной матери. Видеть его таким было невыносимо, и мы с братом не любили об этом говорить.

Когда к нам переехал Хит, отец заметно воспрянул духом. Стал приходить на каток пораньше и вместе с другими родителями смотреть, как мы тренируемся. На трибунах собирались в основном женщины, и они обожали моего папу. Возможно, он напоминал им доброго рассеянного профессора.

Николь разрешила мне позвонить отцу по служебному телефону. На звонки никто не отвечал. Прошел еще час, и она сама повезла нас домой.

Издали казалось, что свет в доме не горит, но, когда мы подъехали ближе, я увидела огонек в окне папиного кабинета.

«Так и есть! Он забыл», – подумала я со смешанным чувством злости и облегчения. Когда мы вошли в дом, я взглянула на Хита и приложила палец к губам. Мы на цыпочках проследовали по коридору.

Я решила незаметно подкрасться к отцу и напугать его. Отплатить невинной шалостью за его рассеянность. Отец вскрикнет от неожиданности, рассмеется, и мы будем квиты. А потом он разогреет нам что-нибудь поесть – замороженные вафли или макароны с сыром, на большее папа не способен. Попросит Хита выбрать музыку из домашней коллекции пластинок. И мы, как нормальная семья, будем вместе сидеть за столом и разговаривать.

Хит всегда считал, что мне повезло вырасти в собственном доме, в окружении отца, брата… Но, по правде говоря, нашу семью трудно было назвать нормальной до тех пор, пока к нам не переехал Хит. Не знаю, что именно повлияло на папу – их общая привязанность к музыке или восторженное внимание, с каким Хит слушал его речи. А может, при виде Хита его не мучали воспоминания о потере любимой женщины. Но с появлением нового члена семьи в глазах отца снова засиял давно исчезнувший огонек.

Подойдя к его кабинету, я увидела, что дубовая дверь приотворена. Я осторожно толкнула ее, и скрип петель заставил меня вздрогнуть: вот тебе и подкрались потихонечку! Но папа даже не шелохнулся. Он сидел в своем колченогом кожаном кресле, отвернувшись к окну. Свет зеленой библиотечной лампы падал на темное стекло, и фигура отца отражалась в окне, словно в зеркале.

Белое, как бумага, лицо. Рот открыт. Взгляд неподвижный, остекленевший.

Отец был мертв.

В тот же миг я почувствовала на спине ладонь Хита. Он повернул меня и крепко прижал к себе, будто в танце. Дальше помню, как он стискивал мою руку, а от крыльца тихо, не включая сирену, отъезжала санитарная машина, увозя в черном мешке безжизненное тело отца.

Санитаров вызвал Хит. Когда машина уехала, он позвонил Ли, чтобы сообщить ему печальную новость. А затем уложил меня в постель и ждал, пока я засну. Через час я открыла глаза. Меня трясло, из груди вырывались всхлипы. Брат еще не приехал, а Хит все сидел рядом.

Я притянула его ближе. Он забрался ко мне под одеяло, и я судорожно приникла к нему, боясь отпустить – цепляясь за него как за единственный в жизни оплот, удерживающий меня от падения в черную бездонную пропасть.

Это была первая ночь, проведенная нами в одной постели. И с той поры я уже не могла спать без его нежных объятий. Хит был рядом, когда никого больше не было…

Лежа в номере кливлендского мотеля, я задремала. Голова моя покоилась на груди Хита. Засыпая, я чувствовала, как он поглаживает меня по волосам… Когда я проснулась, уже наступило утро. Снегопад кончился. Ушибленное бедро разрывалось от боли.

– Катарина, тебе нужен врач, – сказал Хит, едва лишь взглянув на меня.

Однако заплатить за прием врача было нечем. Мы это прекрасно знали – как и то, что неявка на соревнование положит конец нашей спортивной карьере. Необходимо было попасть хотя бы на нижнюю ступень пьедестала, чтобы заручиться поддержкой спонсоров, нанять подходящего тренера. Сделать все, что угодно, чтобы продолжать тренировки и не зависеть больше от произвола моего брата.

Я представила себе Изабеллу и Гаррета – как они, выспавшись на пуховых перинах в отеле «Ритц-Карлтон», едят с серебряной посуды яичные белки со свежими фруктами. И как их отвозят затем на каток в машине с личным шофером, чтобы по дороге на них случайно не дунуло ветерком.

Такие люди не умеют бороться. Откуда им знать, что такое борьба!

Поднявшись, я села. Поставила на замызганный коврик сначала одну ногу, затем другую. Глядя, как я поднимаюсь с кровати, Хит содрогнулся, словно бы ему передалась моя боль. Но он знал, что меня уже не остановить.

Эллис Дин. Упрямая она все-таки, стерва! (Отпивает из бокала мартини и удивленно вскидывает брови.) А что? Это комплимент! Сама Кэт именно так бы и расценила мои слова.

Гаррет Лин. Если хочешь стать частью спортивной элиты, нужно уметь превозмочь себя, когда это необходимо.

Джейн Каррер. Мы никого не заставляем выступать с травмой. Фигуристы и их тренеры принимают решение сами, и Ассоциация фигурного катания не несет никакой ответственности.

Николь Брэдфорд. Жаль, что меня там не было. Я бы сразу сняла их с соревнований и отвезла Катарину в больницу… (Запнувшись, поджимает губы.) Ну, по крайней мере, попыталась бы ее уговорить.

Гаррет Лин. Но когда пересиливаешь себя постоянно, когда это уже входит в привычку, то… забываешь о пределах своих возможностей. Пока сама жизнь о них не напомнит.