Тихий омут

– А ты как думаешь, зачем у неё вообще отняли тень? Разве так поступают со всеми?

– Нет, конечно, но…

– То-то! Она – очень сильная ведьма, её сила опасна даже для ведуна. Она может представлять угрозу даже для потворника, хотя ему никто живой не может серьёзно повредить…

Голоса притихли, пока мимо пробегала визжащая стайка детей, шлёпающих по стремительно разрастающимся лужам босиком, усиленно разбрызгивая грязь по сторонам.

– Да пусть она хоть самая сильная ведьма на свете! Чем она может быть так опасна? Что она вообще может сделать?

– Когда она только родилась, судички предвещали, будто однажды она сможет изменить весь мир. Многие из тех, кто искренне полюбит эту ведьму, поплатятся за свою любовь жизнью. А уж её врагам и подавно лучше не становиться на её пути! По правде сказать, мне самому даже страшнее от того, что у неё нет тени. Это значит, что колдовская сила, которой она владеет от рождения, ей непонятна и неподвластна – а что может быть хуже сильного колдуна, который не осознаёт и не контролирует своей силы?

– Ничего не может быть хуже…

– Может, брат. Это сильная ведьма, не контролирующая своей силы. Бабы – они вообще непредсказуемы по природе своей. А уж если баба к тому же ведьма, да ежли сама не понимает, на что она способна…

– Однако, мы с тобой разболтались… Пора бежать к потворнику. Наказал же немедля докладывать, как только что подобное случится.

Вся земля вокруг была мокрая; благодаря неистовым порывам ветра ливень намочил всё даже под густой кроной деревьев – спасения от льющейся сверху воды на улице не было нигде. Гром грохотал так, что говорящие уже почти не слышали друг друга и вынуждены были кричать.

Сверкнувшая молния разорвала небо, и мгновение спустя послышались новые раскаты грома.

– Ой, что-то мне зело не хочется бежать под грозой. По мокрой земле, по лужам, да ещё под дождём, – захныкал жалобный голос. – А нельзя как-то переждать? …хотя и тут уже всё залило! Да ж что ж это такое!

– А никто ведь не обещал, что будет легко, брат… Но ты не думай об этом. Представь лучше, как будет замечательно, когда закончится наше столетнее наказание! Десять лет всего осталось терпеть и безропотно работать на потворника, и мы свободны! – мечтательно проговорил невидимый собеседник. – Свободны, слышишь, брат! Найдём себе чудесный дом с бережливыми хозяевами и будем жить-поживать – я, как и прежде, буду ухаживать за лошадьми, заботиться о них и заплетать их шелковистые гривы в длинные косы, а ты снова будешь топить баньку…

– Банька – это хорошо, – немедленно согласился первый. – Хотя, кажется, и за тысячу годков не прогреются мои старые разнесчастные кости, промозглые от этих бесконечных дождей и холодов… Ведь было же тепло и хорошо – откуда ж такая напасть!

– Твоя правда, брат, – послышался после вздоха тот же голос. – Но дождь не кончается, а бежать надо. Глядишь, так и время скорее пройдёт…

Две шустрые, ничем не примечательные серые ящерицы выскочили из-под камня и устремились в сторону поля.

Если бы кто-то в этот момент оказался на улице, то, по меньшей мере, он бы очень удивился. В этих местах и в солнечную погоду ящерицу встретишь нечасто, а уж в грозу и говорить нечего. И хорошо ещё, что никто не слышал, как разговаривали эти ящерицы. А то бы точно тронулся умом…

***

В доме ведьмы уютно и тепло – здесь ничто не говорит о том, что там, снаружи, сильная гроза. В широкой горнице достаточно места для большой печи, в которой сейчас потрескивает огонь, облизывая заботливо подложенные поленья, для длинного дубового стола, для пахнущих свежими сосновыми досками лавок, стоящих по две стороны от стола и под свободными стенами. Все углы заняты широкими открытыми полками – на крепких досках, устланных вышитыми рушниками, хранится посуда, крупы и разные приправы для приготовления еды, светильники, старые книги, огромное количество трав, камней, мазей, снадобий и ещё множество других предметов. Всё это аккуратно сложено – кажется, у каждой вещи есть своё единственно возможное место, и в строгом порядке кроется красота.

Такой же порядок царит и под лавками, стоящими у стен. Прямо на полу ровными стопками выложены потрёпанные книги, поленья для печи, засохшие травы в глиняных горшках и полотняных мешочках, ремесленные инструменты, разноцветные камни, небольшие досточки, бусинки, ленточки, шерстяные нитки и целая куча разных мелочей в свежих берестяных коробах.

Дополняя картину, то тут, то там с потолка свисают пучки развешанных для просушки ароматных трав, а также аккуратно заплетенные в тугие косы лук, чеснок и яркий красный перец.

У печи хозяйничал высокий худощавый старик с длинными седыми волосами, перевязанными красной шерстяной ниткой, и топорчатой бородой. Древослав аккуратно подвешивал у огня длинные нити с грибами, которые тут же сам и нанизывал. Делал он это давно – первые грибы уже заметно подсохли, заполнив горницу сводящим с ума ароматом, и теперь, когда осталось подвесить последнюю нить, старик услышал, как хлопнула входная дверь.

Едва увидев виновато потупившую взор внучку, Древослав охнул. Уже и за водой нельзя отпустить девку, чтобы без синяков да ссадин не вернулась! Старик подвесил у огня последнюю нить с ловко нанизанными на неё лисичками, окинул привычным взглядом свежие внучкины царапины, вышел в сени и вскоре вернулся оттуда с целым букетом сильно пахнущих трав.

Девушке уже не было больно, она сидела на деревянной лавке, болтая ногами, и гладила полосатую кошку.

– Дед, Золотишку покормил уже?

Древослав усмехнулся в бороду:

– От лишнего блюдечка молока эта красавица никогда не откажется.

Ведана взяла блюдце, налила в него молока из гладкого глиняного кувшина, и поставила угощенье перед полосатой кошкой.

Пока довольная кошка пила молоко, дед смазал саднившие царапины Веданы свежим соком полыни, размельчил в деревянной ступке незнакомые девушке травы и стал присыпать ими ссадины. Ранки затягивались буквально на глазах.

Так происходило всегда – с дедом-травознаем не приходилось ни болеть, ни мучиться заразой какой. Да и у бабки золотые целительские руки. Не зря их уважают даже здесь, в Тихом Омуте, а уж о Чистом Поле и говорить не приходится – у тамошних жителей постоянно что-то случается, и по любому поводу они бегут в Тихий Омут за помощью. Конечно, не все колдуны и знахари соглашаются помогать людям, да ещё часто за простое спасибо, но Древослав и Зубаха не отказывали никогда. По крайней мере, Ведана такого не помнила.

Девушка терпеливо сидела, не двигаясь, и рассматривала красную вышивку на грубой тканой рубахе деда. Красивая вышивка, необыкновенная – такой Ведана ещё ни у кого не видела: как будто сильные, поджарые волки бегут стаей друг за другом. Смотришь – и не можешь отвести взгляда: волки как будто живые. Дед однажды сказал, что так вышивали одежду все его предки по мужской линии с давних времён, и когда-нибудь сын Веданы должен будет научиться вот так же сам вышивать свою одежду. «А если у меня не будет сына или вообще не будет детей? – подумала она тогда. – Да и кто его научит, интересно?».

Втирая травяной порошок в висок Веданы, Древослав нажал слишком сильно, и девушка зашипела от резкой боли.

– Больно?

– Терпимо, – процедила она сквозь зубы. – Что это за травы?

Дед усмехнулся, в его глазах загорелись искорки.

– Сама угадаешь?

– Нет, конечно. Куда мне… По виду порошка уже не понять, а все запахи перебила полынь.

– Тысячелистник и подорожник. С кем сцепилась на этот раз?

– С мелкими поганцами из Чистого Поля… – Ведана вспомнила недавнюю травлю и снова скривилась.

– Вот знаешь, дед, – пожаловалась она. – Так они меня злят иногда, что хочется однажды взаправду превратить их в мерзких скользких жаб. Или ещё в кого-то такого же противного. Прямо сама удивляюсь, до чего хочется…

– Помнишь, чему мы тебя всегда учили? Нельзя делать только то, что тебе хочется. Особливо если это вредит кому живому.

– Лучше бы вы меня учили, как применять колдовство, а не как ничего не делать, – буркнула Ведана.

– Всему своё время, девочка, – привычно отмахнулся дед. – Да и нельзя учиться колдовству, коли с собственной злостью совладать не можешь… Пироги-то печь будешь?

Ведана терпеть не могла, когда дед или бабка вот так переключали её внимание на другую тему: вроде как и отказаться печь пироги нельзя, но, с другой стороны, если уж согласилась заняться делом, то вроде как согласилась и ждать, пока придёт время учиться колдовству.

Девушка вздохнула, нехотя закатала рукава и принялась за тесто – пока она ходила за водой, опара поднялась чуть ли не втрое, и уже лезла из-под крышки во все стороны.

Уже через несколько минут ведьма увлеклась пирогами настолько, что забыла обо всём – и о досаждавших ей детях, и своей злости, и о дожде за окном.

***

На улице по-прежнему шёл дождь, а в доме от натопленной печи было приятно тепло. Уютно потрескивали поленья, пахло свежей сдобой и сушёными грибами. Ведана продолжала лепить новые пироги, а Древослав сидел рядом на лавке и бренчал на стареньких сосновых гуслях, изредка отвлекаясь, чтобы запихнуть в рот очередной пирожок, и снова играл, продолжая жевать и покряхтывать от удовольствия.

Ведане нравилась игра деда, но раздражала манера жевать вот так, «на ходу». Ей всегда говорили, что жевать надо медленно, а когда ешь, ни на что не отвлекайся.

– Дед, ты поел бы как следует, как раз отвар заварился – твой любимый, на вишнёвых веточках. Отложи гусли, потом поиграешь…