Научи меня любить

– Влюбиться без взаимности, – хмыкнула Алиса.

– Вы это серьёзно? – парень смотрел на неё во все глаза.

– Абсолютно. Тот, у кого всё хорошо, вряд ли будет писать яркие, эмоциональные стихи, которые найдут отклик у читателей. – Алиса задумалась. – Можно, конечно, писать о маме, о родине, о природе… стихи на дни рождения и прочее, но… это ведь не то, понимаете?

Ведущий кивнул.

– А вы пишете на заказ?

– Нет.

– Могли бы?

– Наверное. Но не хочу. Это совсем не то. Это не эмоции, это не искренне. Я не хочу писать так. Для меня важно моё внутреннее состояние.

– Понимаю… И всё-таки: можно ли научиться писать стихи хорошо?

– Конечно. Почему нет?

– Что для этого нужно сделать?

– Хм. Есть определённые правила – рифмы, ритм, размерность. Но мы ведь не роботы, правда? Отдельные отступления от классических канонов, намеренно сбивчивый ритм, а то и вовсе «белые» стихи могут стать вашей отличительной чертой, вашей изюминкой… думаю, такие вещи нужно просто чувствовать – это довольно трудно объяснить. В первую очередь я бы советовала больше читать стихов других, уже известных, авторов.

– Чьи, ваши? Или всё-таки Пушкина?

– Да кого хотите. Главное – чтобы стихи вам нравились. Если они не вызывают в вас никакого отклика, скажете ли вы потом, что это хорошие стихи?

– Я – нет. Но люди – читатели, критики…

– Забудьте о людях. Что чувствуете вы?

– Честно? Мне не нравится Пушкин. Мне нравится Маяковский.

– Честно? – в тон ведущему произнесла Алиса и улыбнулась. – Мне тоже.

– Вы серьёзно?

– Абсолютно.

– А разве так можно говорить вообще?

– А кто сказал, что нет?

– Это кощунство, Алиса – улыбнулся парень. – Нам это вырежут.

– Думаете?

– Посмотрим… Что вы всё-таки посоветуете начинающим поэтам и писателям – то есть тем, кто вообще ничего не писал, но очень хочет?

– Пишите.

– Вот так просто?

– Ну да.

– Но можно ведь писать и писать – и всю жизнь в стол. Не стать известным вообще никогда и никому. …Вот вы меня простите, Алиса – но вряд ли бы я о вас узнал, если бы не ваш литературный агент. Это ведь на самом деле много значит, правда? Тем более, что ваш агент – Кристина Казакова – дочь владельца крупного издательства… Согласитесь, что это большое преимущество. Что было бы, если бы вы не встретились? Для кого сейчас писала бы Алиса Новак, кому были бы известны её книги вообще?

– Безусловно, встретить человека, который хочет и имеет возможности для того, чтобы продвигать то, что вы пишете – большая удача. Но если вы вообще не будете писать, а будете лишь сидеть и ждать, пока встретите такого человека – что он будет продвигать вообще? Как можно продвигать то, чего нет?

Пока ведущий обсуждал с писательницей трепещущие вопросы начинающих авторов, его напарница напряжённо читала свои заметки и словно раздумывала, задавать ли следующий вопрос. Парень это заметил и тянул время, задавая по кругу одни и те же вопросы. «Половину этой фигни придётся потом вырезать», – равнодушно подумала Алиса. Девушка-ведущая, наконец, оторвалась от своих записей и решилась задать сомнительный, по её мнению, вопрос:

– Правда ли, что несколько человек – то есть даже не один – использовали ваши стихи для того, чтобы расстаться со своими любимыми?

– Да, это правда, – это был давно всем известный факт, поэтому Алиса не видела смысла его скрывать. Но и гордиться здесь было нечем.

– Как думаете, почему они это сделали?

Алиса пожала плечами:

– У них просто не было собственных слов для того, чтобы…

– Для расставания?

– Ну да. Расставаться всегда тяжело, – писательница помолчала, думая о своём. Когда пауза затянулась, она подняла голову и добавила: – Некоторые люди просто не умеют говорить «нет». И это сильно усложняет жизнь другим людям, которым важно говорить обо всём.

– Вы сильно переживали, когда узнали о том, что ваши слова использовали для расставания?

– Да. Конечно. Особенно когда это случилось в первый раз. Расставание – это грустно. Всегда. Даже если ситуация уже назрела и оба партнёра приняли такое решение.

– Поэтому вы обратились к психиатру? Или у вас были другие причины?

Это был удар ниже пояса. Надо потом попросить Кристину вырезать упоминание о психиатре. Это слишком личное.

– Я бы не хотела отвечать.

– Пожалуйста, это простой вопрос.

Пристальный взгляд, глаза в глаза: кто первым отведёт взгляд? Не она, не Алиса. Это всего лишь начинающие журналисты. Для них это интервью важнее, чем для неё. Они вырежут в итоге всё, что она скажет.

– Нет.

– Хорошо. Я задам другой вопрос. Чувствуете ли вы свою вину из-за этих расставаний?

– Нет. Совершенно точно нет. Это не моя вина. Я не могу отвечать за других людей, даже если они использовали мои слова… Понимаете, не все умеют выражать свои чувства и эмоции словами – у каждого свой способ восприятия этого мира. Но я умею. Слова – это моё. Я так вижу. Я так чувствую. Поэтому то, что я пишу, отражает эмоции достаточно точно. А поскольку люди часто испытывают одни и те же чувства, они, видя мои стихи, вдруг понимают, что эти слова точно выражают то, что чувствуют они сами. Вот они и берут их для того, чтобы лучше донести до кого-то собственные переживания. Это естественно. Почему нет?

Алиса сама слышала со стороны, как искусственно это звучит – ни разу не естественно. Она словно не отвечала на заданный вопрос, а читала лекцию – безликую, абстрактную. И вроде бы она верила в то, что говорила, но слова эти шли не изнутри, не от сердца. Она чувствовала это, но не могла с собой ничего поделать. Это была её давняя проблема, и писательница знала об этом.

Кабинет психиатра. Несколькими годами ранее.