В процессе разговора Лешка вдруг сказал:
– Говорят, что Рибсон возвращается в хоккей.
Мне показалось странным, что Лешка, когда говорил это, пристально смотрел на меня. Я ничего не ответила, но он продолжал сверлить меня своим взглядом. Тут встряла Ленка:
– Ты вообще про что?
– Я про Рибсона хоккеиста, – сказал Лешка.
– Какого хоккеиста? – продолжала недоумевать Ленка. Мое любопытство тоже вдруг обострилось.
– Американский хоккеист. Получил травму, хотел уйти из спорта. Теперь решил вернуться, потому что излечился, – продолжал Лешка.
– Ну и что из этого? – вслух произнесла Ленка мой вопрос.
Лешка немного замялся и нерешительно сказал:
– Я как-то видел у Вероники фотографию Рибсона, случайно, конечно. Ну, я подумал, что она интересуется хоккеем. Я тогда еще немного удивился.
– Ты это про какую фотографию? – спросила Ленка и перевела свой удивленный взгляд на меня.
– Ну, Джона Рибсона. Я видел его страничку, – сказал Лешка и смущенно добавил:
– Может я что-то напутал?
– Конечно, что-то напутал. Я хоккеем никогда не интересовалась, – гневно ответила я.
Тут молнией пронеслось в моей голове: «Это он про моего Джона. Но когда он успел увидеть?» Я судорожно начала припоминать день, когда он неожиданно пришел, а я выскочила из комнаты вслед за мамой и оставила ноут открытым. Я не понимала, причем тут хоккей. Джон никогда не говорил, что он имеет какое-то отношение к хоккею. «Ладно, потом разберусь», – решила я, а сама сгорала от нетерпения и ждала, когда же мои гости соберутся уходить. И когда мне позвонила мама, она в это время была на даче, я сразу сориентировалась и радостно сообщила:
– Сейчас родители приедут, попросили обед сготовить.
Ленка с Петкой засобирались, а Лешка предложил:
– Хочешь, я помогу? Отец говорит, я неплохо готовлю.
– Нет, спасибо. Я сама, – ответила я, а сама подумала: «Вот привязался».
Наконец-то я осталась одна. Мама действительно попросила что-нибудь приготовить. Про обед, я благополучно забыла, успокоив себя тем, что в шкафу есть лапша быстрого приготовления и чай. Я подумала, что для обеда сойдет. Тем более, у меня появилось важное дело, которое не требовало отлагательств.
Я быстро набрала в поисковике «Джон Рибсон». Интернет выдал кучу результатов по запросу. Я нашла много информации о хоккеисте Джоне Рибсоне. Это мужчина уже немолодой, но еще нестарый, бывший хоккеист, пережил серьезную травму, даже был прикован к кровати, поправился, решил вернуться в спорт тренером. Внешне он действительно был похож на моего Джона, только в молодости. Может быть, Джон – сын этого хоккеиста? – мелькнула в голове мысль. Я судорожно стала искать информацию о семье хоккеиста. Он оказался женатым человеком. Но у него была только одна дочь, и, ни слова о сыне.
«Нет, просто похожие люди, так бывает», – после нервных поисков подумала я. Я немного успокоилась, но что-то непонятное и неприятное поселилось в уголке сердца и начало тревожить его. Настроение было на нуле. Тут входная дверь открылась, и в квартиру вошли мама и папа.
Я вышла к родителям и почувствовала, как ноги подкашиваются, невыносимо захотелось прилечь.
– Ты что-то бледная, как себя чувствуешь? – взволнованно спросила мама. Я еле стояла на ногах, и чтобы не упасть, держалась рукой за стенку. Мама, не раздеваясь, бросилась ко мне. Отец тоже подбежал. Потом я очнулась в кровати. Как я там оказалась, я не помнила. И как не пыталась вспомнить, что же со мной было, память останавливалась на моменте встречи родителей, а дальше пустота. Я попыталась встать, но слабость не проходила, в голове царил туман, мысли путались. «Это от тревоги и усталости», – подумала я. Я услышала какой-то шум за дверью. Вдруг она отворилась, и ко мне в комнату вошла группа людей. Среди вошедших я узнала маму, папу и незнакомого мужчину, одетого в синий костюм. В руках у незнакомца был большой чемодан с красным крестом. Постепенно я стала понимать, что это был врач. Он спросил про самочувствие, замерил давление и прослушал пульс. Я решила скрыть от врача свое истинное состояние и попыталась убедить его, что со мной все хорошо, просто немного устала. Врач поднялся, чтобы выйти, за ним последовали мама и папа. Мама немного задержалась и посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.
– Поправляйся, – сказал она, протянула ко мне руку и провела ей, будто погладила меня на расстоянии.
– Все хорошо, – сказала я, пытаясь улыбнуться.
В коридоре еще некоторое время были слышны голоса, затем стихло. Через некоторое время зашли родители.
– Доча, доктор советовал пройти обследование. Завтра едем в больницу, сообщила мама.
– Не надо! У меня все хорошо, – сказала я, как могла громко, но все равно получалось тихо и слабо.
– Надо, – настаивала мама.
– Нет, не хочу. Не поеду, – запротестовала я.
– Ну, Ника, – решил встрять отец.
– Нет, дайте мне немного отдохнуть и все, – решительно прервала я все уговоры родителей.
Чтобы доказать всем, что я здорова, я поднялась с кровати и стала одеваться.
– Ты лежи, лежи, не вставай, – сказала мама.
– Мне надоело лежать, – притворялась я. На самом деле ужасно хотелось снова улечься в кровать.
– А то отправите меня в больницу, – добавила я.
– Нет, не отправим. Когда будешь готова, тогда и поедем, – сказала мама. Казалось, она на все была согласна, лишь бы я успокоилась.
– Хочу есть. Правда, я ничего не сготовила, – вдруг сказала я, и поняла, что этот факт сойдет мне с рук.
– Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю, а пока ягодки поешь. Мы с дачи малинки привезли. Сейчас принесу, – сказала мама, и поспешила на кухню.
– Со здоровьем шутки плохи, – перед тем, как выйти из комнаты вдруг сказал отец, до этого момента молчаливо наблюдавший за всем происходящим.
Я оделась и пошла на кухню. По дороге, я почувствовал, как стены, пол и потолок движутся вокруг меня. Пытаясь скрыть свое истинное состояние от родителей, я старалась идти прямо и уверенно.
Мама поставила на стол большую чашку с малиной. Я в предвкушении удовольствия засунула в рот первую ягодку и не поняла вкуса. Она была пресной и немного кислой. Потом я взяла другую, и тоже не поняла. Отец ел и млел от удовольствия.
– Ну как, вкусно? – спросила мама и смотрела на меня, будто ждала, когда моя кислая мина наконец-то озарится радостью.
– Очень, – сказала я, и скривила губы в улыбке. В этот момент я подловила себя на мысли, что во мне, оказывается, тихо жила актриса и ждала своего выхода на сцену. Когда дождалась, начала разыгрывать роль здорового счастливого ребенка перед тревожными родителями. Мне не нужно было их чрезмерное волнение и внимание, чтобы не отвлекали меня от заветной цели. Особенно тогда, когда я была так близка к ней. Мне осталось проработать всего одну неделю. Аванс я уже получила, впереди ждали остатки зарплаты и премия. Я уже все посчитала и знала, что получившейся суммы хватит для исполнения мечты.