Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира

Аргамаки уехали недалеко. Волхв увидел их, но приближаться не стал, опасаясь быть обнаруженным. Двигался на отшибе. К китайскому пикету они явно не собирались. Выехав из ущелья, свернули влево, в направлении стены, откуда не так давно прибыл сам Баюр. Но, видимо, решили дождаться рассвета и развели костёр. Развели с умом – в яме, за камнями. Издали не разглядишь, если не знаешь, что высматривать.

Нападать на них, когда они отдыхают, и хладнокровно расстреливать, застав врасплох, было как-то… не того… совсем другое дело – в схватке, когда весь выбор: либо они тебя, либо ты их. Внутри ныла и карябала совесть, отводила руку от ствола. Он гнал её, убеждая, что европейское благородство для восточной мерки великовато. Хватит, наблагородничались уже, а они всё не унимаются. В памяти всплыли рассказы Чокана об азиатских ханах… или эмирах – один чёрт! Чтобы занять трон, брат убивает старшего брата, а заодно режет ещё шестерых, младших. Конкуренты же на престол! Потом вспомнился штабс-капитан Фигнер, предложивший Кутузову свой план: тайно пробраться в занятую французами Москву и убить Наполеона. Малой кровью спасти жизни десятков тысяч неповинных людей! Как воротили носы от «разбойничьего» предложения знатные вельможи! Как можно! Что скажет Европа? Ага! Пусть лучше гибнут целые народы? Стираются с лица земли города? На Востоке же режут друг друга почём зря: и не только ханы, эмиры и падишахи – и всё в порядке вещей. Зловещая пирамида из человеческих голов у реки Кызыл – лучшее тому подтверждение. Ладно бы – ради великой цели, во имя процветания нации, её будущего. Так ведь нет, одни – только затем, чтобы потешить своё тщеславие, жрать от пуза и тысячный гарем содержать, другие – чтобы устранить конкурента на тёплое местечко или просто чтоб доказать своё батырство! Из-за баб, правда, тоже много крови льют, всё никак не поделят. А у него, Баюра, велика ли цель? Чокан – гениальный самородок, его беречь и беречь! Лучший сын своего народа. Такого Степь ещё не рождала, да, похоже, равного ему не скоро родит…

Вдруг один туркмен насторожился, глядя прямо в сторону скрытого тьмой следопыта, что-то сказал. Мысли волхва оборвались. Он разозлился на себя (разнюнился, чистоплюй!) и вскинул ружьё. Два залпа прозвучали друг за другом, и два вскочивших человека упали возле костра, третий метнулся в кустарник. Баюр послал в него ещё два выстрела – вслепую, наугад, но, видно, промахнулся – топот копыт стремительно уносился во тьму. Стрелок вышел из укрытия, подошёл к огню. Тела убитых лежали неподвижно. Одному пуля угодила прямо в лоб, у другого была прострелена грудь… но горбоносого средь них не было. Опять ушёл, гад. Гнаться за ним бесполезно, аргамака шиш два догонишь. Да ещё в темноте. На всякий случай заглянул за кусты. Коней убитых тоже не было. Беглец увёл за собой. История повторялась, как заикающаяся шарманка, гоняя по кругу недопетую и начатую сначала надоедливую мелодию.

Глава 2

Ошибки прошлого

Когда волхв вернулся в пещеру, то не поверил своим глазам… Скудный свет из «окна» лёг на пустое место, где спала Фатима при его внезапном исчезновении. Он рванулся к нему и даже похлопал рукой, подозревая оптический обман. Внутри похолодело… И тут в дальнем затемнённом углу шевельнулась куча тряпья. Он вскочил. Куча поднялась в человеческий рост и вперевалку пошла на него. Уфф!!! Девчонка, накрытая своей постелью, как шалашом, являла уморительное зрелище, но рассмеялся он не поэтому, а от великого облегчения, что она цела и невредима. Успел даже восхититься: что значит жена разведчика!

– Испугалась? – спросил Баюр, снимая с неё одеяло и освобождая из стиснутого кольца её рук свою сумку и прочее барахло.

– За тебя. Ты не ранен? Я слышала выстрелы.

Ну, да. От ущелья костёр разбойников был не так уж далеко. В горах же каждый звук отражается эхом, а потом гуляет в закоулках. Тем более выстрелы. Главное – не разнёсся бы дальше и не привлёк стражей порядка. Впрочем, вот это вряд ли. Он вспомнил немногочисленный гарнизон на пикете, где китайцы заняты по большей мере курением опиума, и растормошить их даже пинками представляет собой немалую трудность. Валихан, например, этой задачей не страдал, просто влетел в казарму с саблей и изрубил валяющихся одурманенных солдат.

– Всё в порядке, – поспешил успокоить девчонку Баюр, гладя по спине. Слишком много испытаний свалилось сегодня на её голову. Ишь, дрожит вся.

До рассвета было ещё далеко. Они опять расстелили постель, улеглись рядышком. Фатима зябко жалась к волхву спиной, он рукой обхватил её, дрожащую, притянул к себе. Успокоившись и пригревшись, она скоро распрямила согнутые в коленях ноги, задышала ровно, размеренно, почти не слышно. Баюра тоже сморило.

Проснулся он, когда на Будду легла лёгкая позолота. Первый. Перебравшая через край впечатлений за одни только сутки его подопечная ещё посапывала. Отойдя в дальний угол их убежища, он затеплил костерок, чтобы приготовить горячий завтрак. Теперь можно не опасаться. Да и сколько можно давиться сухомяткой!

Он с усмешкой смотрел, как потихоньку просыпается девчонка, вытягивает затекшие без движения ноги, руки, вздыхает. Для него это создание за всё время знакомства и особенно за вчерашний день стало дорого, и забота об этой дурёхе казалась не обузой, а необходимостью, как… как о дочери. Разумеется, ей он этого не скажет. Пусть по-прежнему заблуждается относительно его возраста. Друг Алима – и всё тут. Она потянула носом аппетитный дымок и села.

– Ну, зачем ты? – всполошилась было она, беспокоясь, что он примет её за лентяйку и неумеху. – Разбудил бы меня, я сама.

– В следующий раз – твоя очередь, – отшутился Баюр, чтобы не мучилась угрызениями совести.

Завтрак был не ахти какой: простая каша. Зато горячая, с дымком. Они вдвоём уплели её в два счёта, черпая прямо из котелка. Вчера ели, не понимая вкуса, лишь бы голод не терзал да ноги не подкашивались. А сегодня – уже с удовольствием. Будто все проблемы решились сами собой и можно перевести дух.

– У тебя дома остались вещи?

– Угу, – облизывая ложку, кивнула Фатима.

– Сейчас заедем, соберём. Потом отвезу тебя к деду.

Она опять кивнула, ничуть не удивившись его решению. Вроде бы накануне они вместе не обсуждали этот вопрос и не пришли к обоюдному согласию. Баюр точно помнил, что не открывал ей своих планов. Она сама вывела его из недоумения:

– Я тоже думаю, что лучше жить с дедом. Он хороший. И любит меня… – немного замялась (говорить ли?), но потом решилась: – Мама хочет, чтобы я снова вышла замуж…

Баюр, не мешая ей говорить, укладывал сумку. Не как обычно, а долго, по пять раз меняя вещи местами и сортируя. Даже взглядом не смущал. Казалось бы, какое ему дело до бывшей жены друга? Но он с удивлением вдруг ощутил, что в душе закипает ревность за Чокана, так скоро позабытого и заменённого другим… Впрочем, он не дослушал…

Фатима со вздохом продолжала:

– … мы даже поругались. Она кричала, что я неблагодарная, и надавала мне оплеух.

Вот теперь волхв перевёл дух и посмотрел рассказчице в лицо:

– Почему? – улыбнулся он, в душе ругая себя почём зря: сколько живёшь на свете, а всё дурью маешься! Подумаешь, мимолётное чувство – ну, пришло и ушло! Других забот нет?

– Она думала, что я стану, как она, чаукен. Всегда сыта, хорошо одета, устроена… А так… – она махнула рукой, – кому я нужна?

– А теперь?

– Теперь она отстанет! – радостно объявила Фатима. – Ведь я ношу ребёнка.

– А потом?

– Потом буду его растить и ждать Алима.

Опа! Такого поворота волхв не ожидал.

– Думаешь, он снова приедет?

Фатима наклонилась поближе и прошептала, словно доверяла страшную тайну:

– Он обещал вернуться ко мне.

Баюр вздохнул:

– Поднимайся. Пора ехать.

Выбравшись из ущелья, волхв пустил коня вдоль реки, где были хоть какие-то кусты и щётки камышей, чтобы не так привлекать к себе внимание. На дорогах уже появились люди. Пока немногочисленные. В основном те, кто спешил на базар – продать или купить. Он надеялся попасть в город не через подкоп Фатимы, однажды открывший ему нелегальный выход, а через тот проход, который обнаружили околачивающиеся здесь туркмены. Теперь он был в полном его распоряжении. К тому же ничего не имел против конного лазутчика.

Воспользоваться кратчайшей дорогой, узкими проулками и щелями нечего было и мечтать: с ними был Дос. Его не оставили у стены, а взяли с собой, чтобы нагрузить вещами, но вели в поводу, сами же шли рядом. Больше всего Баюр опасался встретить знакомых, которых за почти полугодовое житьё в городе накопилось немало. Удивление, каверзные вопросы, а за ними, как водится, всевозможные слухи, имеющие не только быстрые крылья, но и способность расти в геометрической прогрессии. В крайнем случае можно прикрыться конём. Так что ответственная роль ширмы отводилась Досу.

До улицы Джанкуче добрались без приключений. Случайные встречные, по счастью, были незнакомыми, но и им путники старались глаза не мозолить. А здесь и вовсе было тихо и безлюдно. Оно и понятно, народ кучковался главным образом на центральных улицах, базарных. Баюр толкнул незапертую дверь. В Кашгаре замков не знали, воровство тут, как правило, не водилось. Их встретил Звонок, залившийся сначала заполошным лаем, но быстро признал и завилял хвостом.

Непривычно пусто было в доме. Не суетился радующийся гостю Кочкар, не сыпал ехидными шуточками Чокан. Волхв остановился посреди брошенного жилища, не зная, что ему делать. Фатима хозяйственно шныряла из комнаты в комнату, собирая то, что намеревалась взять с собой. Она потянулась к потолку за лампой, которую поручик то ли забыл, то ли намеренно оставил на память. Баюр помог отцепить её и бережно упаковал в подставленный мешок. Вещичек набралось немало – два объёмных баула: Чокан баловал жену и на наряды не скупился.

Звонок, ставший совсем взрослым псом, тёрся о колени волхва, привычные со щенячьей поры, пёстрой трёхцветной шкурой, напрашивался на ласку. Друг хозяйки сел на корточки, гладил его довольно щурящуюся морду. А с этим что делать? Бросить одного в пустом доме жалко. Как ещё примет вернувшийся домовладелец? Вести к Зульфие – опять же время дорого, да и можно нарваться на нежелательных знакомых. Сомнения оборвала Фатима, словно угадав его мысли:

– Звонка заберём с собой. Пусть бежит за нами. В деревне ему будет хорошо.

***

Добирались до Устун-Артыша в два раза дольше, чем планировал Баюр. Но не потому что ехали окольными тропами, а не наезженной дорогой, где всегда полно людей. Кроме ночного привала, приходилось спешиваться днём и давать отлежаться Фатиме. В пути её мутило всё чаще. Волхв думал, что её растрясло в седле, но она опровергла предположение:

– Я привычная верхом. На коне езжу хорошо.

– Тебе сколько лет? – до сих пор он как-то не задавался этим вопросом, а теперь, глядя на худенькое личико, усомнился в её взрослости.

– Семнадцать, а что?

– Ну-у… – от сердца немного отлегло. Он боялся, что меньше. На востоке девочек отдают замуж рано, чуть не в двенадцать лет. Он бы таких сластолюбцев удавил голыми руками. В Европе это расценивалось как растление малолетних, а здесь, видишь ли, законный брак. – Понятно, почему ты так много успела: вынянчить братишек, излазить окрестные горы с их пещерами, освоить верховую езду… Даже замуж сходить! – волхв рассмеялся, чтоб подбодрить девчонку, заправил ей за ухо выбившуюся прядь.

Радовался путешествию один Звонок. После замкнутой жизни в четырёх стенах мир для него распахнулся в своей необъятности, и пёс с завидным рвением нарезал огромные круги вокруг осторожно идущего Доса со скоростью гончей на охоте, взявшей след. Возле любимой хозяйки, прикорнувшей на земле для отдыха, он останавливался, тоже ложился, вытянув лапы, но ненадолго, а лишь для того, чтобы лизнуть что подвернётся – руку, щёку – благодарно (или сочувственно?), и снова уносился для неутомимого исследования территории.