Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Княжна Джаваха

Год написания книги
1903
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 45 >>
На страницу:
12 из 45
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Когда вечером я спросила дедушку Магомета, что значит эта любезность старого муллы, – он сказал тихим, грустным голосом:

– Я говорил, дитя мое, с муллою. Он слышал твой разговор и остался доволен твоими мудрыми речами в споре с нашими девушками. Он нашел в тебе большое сходство с твоею матерью, которую очень любил за набожную кротость в ее раннем детстве. Ради твоих честных, открытых глазок и твоего мудрого сердечка простил он моей дорогой Марием… Много грехов отпускается той матери, которая сумела сделать своего ребенка таким, как ты, моя внучка-джаным, моя горная козочка, моя ясная звездочка с восточного неба!

И целый поток ласкательных слов полился из уст деда, и казалось, никогда еще не была так дорога ему его маленькая внучка Нина!

В тот же вечер мы уехали. Все население Бестуди высыпало нас провожать. Бек-наиб дал нам двух нукеров в провожатые, но Абрек смело заявил, что дорога спокойна и что на нем одном лежит забота доставить маленькую княжну и княжича его начальнику.

– Прощай, деда, прощай, милый! – еще раз обняла я старика на пороге сакли и вскочила в коляску между Анной и Юлико.

– Прощай, милая пташка из садов Магомета! – ласково ответил дед, и коляска затряслась по кривым улицам аула.

Из поместья бека Израила нам навстречу неслись два всадника, сверкая в лучах заходящего солнца серебряными рукоятками поясного оружия. Когда они приблизились, мы узнали в них Бэллу и Израила.

– Прощай, джанночка, не могла не проводить тебя.

И свесившись со своего расшитого шелками и золотом седла, Бэлла звонко чмокнула меня в обе щеки.

– Бэлла! душечка, спасибо!

– Чего спасибо! не тебе радость… мне радость, – быстро затараторила она по своему обыкновению. – Говорю сегодня Израилу – едем: Нина уезжает, проводим на конях… Он боится… коней взять из табуна боится без отцова спросу… «Ну, я возьму», – говорю… И взяла… Чего бояться… не укусит отец…

И оба звонко расхохотались, сами не зная чему – тому ли, что отец их не может кусаться, или что оба они молоды, счастливы и что вся жизнь улыбается им, как интересная сказка с чудесным началом.

Они долго провожали нас… Солнце уже село, когда Бэлла еще раз обняла меня и погнала лошадей назад.

Я привстала в коляске, несмотря на воркотню Анны, и смотрела на удаляющиеся силуэты двух юных и стройных всадников.

Между тем надвигалась ночь, и Анна, при помощи молчаливого Андро, постлала нам постели в коляске. Я зарылась в подушки и готовилась уже заснуть, как вдруг почувствовала прикосновение чьих-то тоненьких пальчиков к моей руке.

– Нина, – послышался мне тихий шепот, – ах, Нина, не засыпайте, пожалуйста, мне так много надо поговорить с вами!

– Ну, что еще? – высунулась я из-под покрывавшей меня теплой бурки, все еще сердитая на своего двоюродного братца.

– Ради Бога, не засыпайте, Нина! – продолжал умоляющий голос. – Вы на меня сердитесь? – добавил Юлико торопливо.

– Я не люблю лгунишек! – гордо бросила я.

– Я больше не буду… Ниночка, клянусь вам… – горячо залепетал мальчик, – я сам не знаю, что сделалось со мною… Мне просто хотелось подурачить глупых девочек… а они оказались умнее, чем я думал! Не сердитесь на меня… Если б вы знали, до чего я несчастлив!

И вдруг самым неожиданным образом мой кузен, этот надменный маленький гордец с манерами маркиза, разрыдался совсем по-детски, вытирая слезы бархатными рукавами своей щегольской курточки.

Вмиг бурка, укутывавшая меня, полетела в угол коляски на колени сладко храпевшей Анны, и я, усевшись подле плакавшего мальчика, гладила его спутанные кудри и говорила задыхающимся шепотом:

– Что ты? что ты? тише, разбудишь Анну… Перестань, Юлико, что с тобою? Ну, я не сержусь на тебя, ну, право же не сержусь! Ах, какой ты…

– Не сердитесь, правда? – спросил он, всхлипывая.

– Я всегда говорю одну только правду! – гордо ответила я. – Да что с тобою? О чем ты плакал?

– Ах, Нина! – порывисто вырвалось у него, – если б вы знали, как мне тяжело, когда вы на меня сердитесь… Сначала я вас не любил… ненавидел… ну, а теперь, когда я вижу, какая вы храбрая, умная, насколько вы лучше меня, я так хотел бы, чтобы вы меня полюбили! Так бы хотел! Вы такая чудная, смелая, вы лучше всех девочек, которых я когда-нибудь видел. Вы заступились за меня сегодня, не дали в обиду этим скверным татарским девчонкам, и я вам никогда этого не забуду. Меня ведь никогда никто не любил! – добавил он с грустью.

– Как? а бабушка? – удивилась я.

– Бабушка… – и Юлико с горькой улыбкой посмотрел на меня. – Бабушка меня совсем не любит. Когда был жив мой старший брат Дато, она и внимания не обращала на меня. Ах, Нина! если б вы знали, что это был за красавец! Какие гордые, прекрасные глаза были у него! И сам он был такой сильный и стройный! Я его очень любил и очень боялся… Он командовал мною, как командуют вельможи своими слугами… И я его слушался, потому что его все слушались – и мать, и бабушка, и слуги… У него был тон и голос настоящего принца. Когда он был жив, обо мне забывали… но когда он умер от какой-то тяжелой грудной болезни, все попечения родных обратились на меня… Дато не стало… остался Юлико, последний представитель нашего рода. Вот почему так полюбила меня бабушка… Поняли вы меня, Нина?

Да, я его поняла, этого бедного маленького князя, и мне было бесконечно жаль его!

– Юлико! – совсем уже ласково обратилась я к нему, – а твоя мама, разве она тебя не любила?

– Моя мама любила Дато… очень любила, а когда Дато умер, мама все грустила и ничего не кушала долго, долго… Потом и она умерла. Но при жизни она редко меня ласкала… Да я и не обижался за это. Я с удовольствием уступал все ее ласки моему чудесному брату. Я так любил его!

– Бедный Юлико! бедный Юлико! – прошептала я и вдруг неожиданно обняла его за тонкую шею и поцеловала в белый, не детски серьезный лоб.

Он весь как-то задохнулся от радости.

– Нина! – заговорил он, чуть не плача, – вы больше не сердитесь на меня? О, я так же буду вас любить за вашу доброту, как любил Дато!.. Ах, Нина! теперь я так счастлив, что у меня есть друг! Так счастлив!.. Хотите, я что-нибудь серьезное большое сделаю для вас? Хотите, я буду прислуживать вам, как прислуживал Дато? буду вашим пажом… а вы будете моей королевой?

Я посмотрела на его воодушевленное лицо, слабо освещенное бледными лучами месяца, и произнесла торжественно и важно:

– Хорошо, будь моим пажом, я буду твоей королевой!

Мы долго еще болтали, пока сон не смежил усталые веки моего пажа, и он уснул, прислонясь к плечу своей королевы.

Я не могла спать. Меня грызло раскаяние за мое прошлое недоброе отношение к Юлико… Бедный мальчик, не видевший до сих пор участия и дружеской ласки, стал мне вдруг жалким и близким. Я обещала мысленно искупить мои злые выходки заботами о бедном, слабом ребенке.

Уже ночь окутала окрестности, когда я уснула. Но мой сон почему-то был тревожен. Это скорее была какая-то тяжелая дремота.

Я проснулась очень скоро и выглянула из коляски. Ночь совсем овладела окрестностями, и туча, застилавшая золотой шар месяца, мешала видеть в двух шагах расстояния. Коляска стояла. Я уже хотела снова залезть под бурку, как слух мой был внезапно прикован тихой татарской речью. Голосов было несколько, в одном из них я узнала Абрека.

Он говорил что-то на кабардинском наречии, которое я едва понимала.

Речь шла о лошади: татары упрашивали Абрека доставить им лошадь князя. Абрек просил за нее много туманов, и они, забыв о спящих в коляске, уговаривали его не скупиться. Тогда, насколько я поняла, Абрек сбавил цену. И они поладили.

– Так через три дня… ждать? – спросил хриплый и грубый голос.

– Через три дня ждите, – обещал Абрек и добавил: – останетесь довольны Абреком… жалко княжну – любит коня; набавь еще, Бекир, два тумана.

Я похолодела… Они говорили о моей лошади, о моем Шалом!.. Абрек обещал выкрасть Шалого и продать его душманам!..

Мне хотелось крикнуть во все горло им – этим верам, что я знаю их замысел и пожалуюсь отцу, что Шалый принадлежит мне и что я ни за что в мире не расстанусь с моим сокровищем. Но я одумалась: ведь он не называл Шалого. Может быть, речь идет о другой лошади, которую хочет продать бабушка и поручила это дело Абреку?.. Но почему тогда Абреку жаль княжну?.. Я путалась в моих мыслях, не допуская, однако, чтобы мой любимец Абрек мог быть предателем. Абрек, охотно выучивший меня джигитовке и лихой езде, Абрек, холивший моего коня, не мог быть вором!.. И успокоившись на этой мысли, я уснула.

На утренней заре следующего дня мы въехали в Гори.

Отец, бабушка, старая Барбале, Михако и хорошенькая Родам встретили нас, довольные нашим возвращением. Я и Юлико наперерыв рассказывали им впечатления по ездки.

От глаз старших не укрылись новые отношения мои к Юлико. Молчаливая, восторженная покорность с его стороны и покровительственное дружелюбие с моей не могли не удивить домашних.

– Спасибо, девочка, – поймав меня за руку, сказал отец и поцеловал особенно продолжительно и нежно.
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 45 >>
На страницу:
12 из 45