– Вай-ме! – стонала между тем испуганная Барбале. – Надо лекаря, лекаря скорее из русского квартала… Батоно князь, вели же бежать за лекарем!
Но лекаря звать не пришлось. Он уже был тут, подле Андро: услышав о несчастье, он явился без всякого зова.
Лекарь уложил Андро в постель, разрезал тлевшие еще на нем одежды и приступил к осмотру больного.
Когда он вышел к нам, осмотрев мальчика, старый князь угрюмо спросил:
– Он должен умереть, доктор? Говорите правду.
– Он будет жить, если окружить его самым тщательным и строгим уходом, – отвечал доктор, – при нем должен находиться кто-нибудь безотлучно день и ночь.
– Кроме меня, вряд ли кто возьмет на себя эту обязанность, – покачивая седой головой, произнес князь. – Андро был резок, груб со слугами и всячески отравлял им жизнь. Вряд ли кто из людей пожертвует ему теперь своими заботами и бессонными ночами… Сам же я занят по хозяйству в усадьбе и в виноградниках, а Тамара слишком юна и неопытна для этой роли… Придется позвать сиделку, которая бы ухаживала за мальчиком, – тихо заключил князь.
Меня точно что-то толкнуло вперед.
– Князь Кашидзе, – произнесла я громко, – не берите чужого человека к больному. Ему будет это неприятно… Я берусь ухаживать за Андро.
– Вы, mademoiselle? – вскричала удивленная Тамара. – Но вы забыли, верно, что сделал Андро с вами…
– Т-сс, – приложив палец к губам, остановила я ее. – Злобе и ненависти здесь нет места, Тамара. Андро беспомощен и несчастлив, и я должна помочь ему!
– Храни вас Господь за ваше доброе сердце, милая девушка, – растроганно произнес старый князь и с отеческой нежностью поцеловал меня в лоб.
И тотчас же я заняла место у постели больного Андро.
ГЛАВА IX
Исповедь
Солнце вставало в розовом облаке над мирным благоухающим Гори и, снова купаясь в ало-фиолетовом море, уплывало на ночь за горы, а Андро Кашидзе все еще боролся между жизнью и смертью.
Но я не видела ни нежного восхода, ни пурпурового заката, так как целые дни и ночи просиживала у постели больного в совершенной темноте.
Глаза Андро получили сильные ожоги, как и все его тело, и, чтобы возвратить пострадавшее зрение юноши, доктор велел держать его в темноте.
И так я сидела во мраке с самыми безотрадными мыслями в голове. Андро стонал и метался в бреду… Он поминутно упоминал о червонцах и пламени, бранил Тамару и упрекал толстую Иринию Сторка в том, что она обманула его.
Я нарочно положила мешок с червонцами в ногах постели, чтобы он их мог почувствовать, лишь только придет в сознание.
Каштановые деревья уже наклонились под тяжестью плодов в саду Кашидзе (я видела это через щель драпировок, подходя к окну), а Андро все еще не приходил в себя.
Каждое утро и вечер дверь отворялась и в комнату заглядывала Тамара, свежая и хорошенькая, как майское утро.
– Ему лучше? – как-то раз спросила она, просовывая в дверь свою кудрявую головку, и, получив отрицательный ответ, проговорила: – Еще не лучше! А я-то читаю каждый день десяток раз подряд молитву Святой Деве, чтобы он выздоровел скорее…
– Ты жалеешь его, Тамара? – радостно вырвалось у меня.
– Не очень, mademoiselle, – чистосердечно призналась девочка, – ведь с тех пор, как он болен, в доме тишина и покой. Но пока он опасен, вы не отойдете от него, а мне так скучно, так скучно без вас, mademoiselle Люда!
Однажды, когда я сидела так, погруженная в свои невеселые думы, легкий шорох раздался подле.
Через узкую щелку драпировок окна проскальзывала узкая полоска света, позволявшая различать все, что происходило в комнате.
Андро лежал с открытыми глазами, казавшимися громадными на этом страшно исхудавшем лице.
– Вы узнаете меня, Андро? Вам лучше? – тихо спросила я, наклонившись к больному.
Он посмотрел на меня испуганными, почти безумными глазами, которым сожженные брови и ресницы придавали какое-то дикое, нечеловеческое выражение, и заговорил скоро-скоро, как в бреду:
– Зачем вы сюда пришли? Зачем? Чтобы мучить меня! Чтобы радоваться моему бессилию?.. О-о! Лучше было бы сразу умереть там в огне, нежели лежать так беспомощным, живым мертвецом и видеть вас!.. Уходите же, уходите!.. Зачем вы здесь?
– Чтобы облегчать ваши страдания, Андро, – насколько можно кротко сказала я.
– О, не надо мне вас! Я был один всю мою жизнь и умру одиноким! Уйдите же от меня, дайте мне умереть спокойно!
– Вы не умрете, Андро, – уверенно проговорила я, – вы были при смерти, правда, но теперь, милостью Божией, вы спасены!
– Спасен, говорите вы? – переспросил он недоверчиво. – Спасен?
– Да, Андро, Господь Милосердный сохранил вас!
– Спасен! – скорее простонал, нежели произнес, больной, и безумная радость осветила все его обезображенное лицо. – О, как хорошо жить! Жить на свете! Но только я хочу быть непременно богат… Ириния Сторка должна мне отдать половину своего богатства! Слышите вы? Она должна сделать это!
– Она уже это сделала, Андро! Вот червонцы, они лежат у ног ваших.
Я едва успела произнести эти слова, как Андро сделал невероятное усилие, перегнулся вперед всем своим тщедушным телом и, схватив мешок, прижал его к груди.
Это усилие не прошло даром труднобольному. Вслед за ним глубокий обморок заставил больного упасть ничком на подушку.
Я привела его в чувство, смочив его виски и лоб ароматичной водой.
Он с трудом открыл ослабевшие веки и произнес тихо-тихо, чуть внятно:
– Вы правильно рассчитали, mademoiselle, придумав ухаживать за мной. Вы хорошо получите за труды из тех денег, что мне дала Ириния Сторка. Я дам вам сто червонцев, клянусь именем Кашидзе!
– Мне не надо ваших денег, успокойтесь, Андро! – поторопилась я сказать ему.
– Вам мало одной сотни червонцев, mademoiselle, – подозрительно вглядываясь в меня своими больными глазами, произнес он с недоброй усмешкой, – я вам дам две сотни в таком случае. Надеюсь, уж этого-то вам будет вполне достаточно.
– Вы можете не оскорблять меня, Андро! – произнесла я тихо, – потому что я не возьму ни одного червонца из ваших денег.
– Как? Даже ни одного тумана?[32 - Туман – золотая монета в 10 рублей.] – усомнился он.
– Ни одного гроша, Андро, уверяю вас!
– Так для чего же вы торчите здесь так долго у моей постели, – грубо крикнул он, – раз вы не рассчитываете получить награду?
– О, напротив! – воскликнула я с жаром. – Я уже получила ее!