Лизочкино счастье

– Ну, вот и отлично. Да здравствует Лиза! – вскричал г-н Сатин, – или нет, – поправился он, – ведь у неё должно быть другое имя для театра. Лиза – это звучит слишком просто. Пусть она у нас в кружке впредь называется Эльзой. Мы так и будем знать, что у нас теперь новая артистка Эльза. И так, да здравствует златокудрая Эльза, наша будущая принцесса, Золушка и Красная шапочка!

– Да здравствует златокудрая Эльза! – подхватили мальчики и девочки, сидевшие за столом, ласково поглядывая на сконфуженную Лизу.

Даже Павлик, занявшийся было принесенной ему Костей Корелиным пастилой, и тот забыл о ней на минуту и, с набитым ртом, потянулся целовать Лизу.

ГЛАВА IX

Лиза сходится с своими новыми друзьями

Учинив расправу над провинившейся Мэри, Павел Иванович и его супруга уехали по делам, приказав высокой, бледной барышне – помощнице Анны Петровны Сатиной, приставленной к труппе в качестве гувернантки, – распорядиться обедом. М-lle Люси (так звали барышню) пошла хлопотать по хозяйству, оставив детей в той же классной, где они обыкновенно готовили роли и занимались в часы уроков. Лишь только наставница вышла, дети с шумом повскакали со своих мест.

– Я рада, что Мэри наказали, – произнесла маленькая, рыженькая девочка, похожая на лисичку, которую звали Марусей Виркиной – в жизни и Мими – по сцене.

– Да, да, и я тоже, – подхватили в один голос Пика и Ника.

– Понятное дело, и я, – улыбаясь добродушной улыбкой, произнес Мишук, – она такая сердитая, все злится, ругается и даже щиплется. Ты знаешь, Эльза, – обратился он к Лизе, – мне постоянно приходится играть её пажей, потому что я не гожусь ни на что остальное, а моей королевой всегда бывает Мэри, и когда я запутаю по нечаянности её шлейф, – пажи ведь должны носить шлейфы своих королев, – она так больно щиплет меня, потихоньку от публики, что я чуть не плачу в то время, когда мне приходится делать радостное лицо и улыбаться, потому что Павел Иванович говорит нам, что никому не весело видеть сердитое и недовольное лицо на сцене.

– А это очень трудно, должно быть, играть на сцене? – робко осведомилась Лиза, решившаяся, наконец, задать первый вопрос своим новым знакомым.

– О, нет, – поспешила ее успокоить Марианна, – совсем нет. Надо только хорошенько сперва подготовиться и выучить свою роль по тетрадке, то есть те слова, которые говорит лицо, изображаемое тобою, и конец фразы того лица, которое говорит с тобою по ходу пьесы, чтобы ты знала, когда тебе надо самой вступить в разговор. Впрочем, ты не беспокойся, все это тебе объяснит режиссер.

– Кто? – переспросила Лиза.

– Режиссер – это наш учитель, – вмешался в разговор брат Марианны Витя, или Виталий, как его называли по театру. – Режиссер показывает нам, как играть и что делать на сцене. Иными словами он «ставит пьесы», как говорится по театральному.

– А режиссер очень строгий? – робко осведомилась Лиза.

– Очень, – подхватили в один голос Пика и Ника и еще кто-то из детей.

– Он кричит на нас всех ужасно, когда мы бываем ленивы и бестолковы. Иногда сажает в темную, где теперь сидит наказанная Мэри, – поясняла Марианна своей новой подруге. – Не кричит он только на Павлика да на Валю, потому что они с Павликом считаются малышами и играют самые крохотные роли или просто без слов изображают ангелов на сцене. Ты не знаешь малютки Вали? Вот она.

И Марианна поманила к себе крошечную девочку одного роста с Павликом, такую же прелестную, румяненькую и белокурую, как и он.

– Вот наша Валя, или, как ее называют, m-lle Валерия, – сказала она, целуя малютку. Не правда ли, как она мила?

Валя улыбнулась Лизе и потом, отойдя в сторонку, стала самым серьезным образом помогать Павлику уплетать пастилу. Дети были очень дружны и не разлучались друг с другом ни на минуту.

В какой нибудь час времени Лиза познакомилась со всею труппою. Все дети понравились ей, кроме Мэри, сидевшей в темной комнате, да еще одной девочки, которую звали Катя, – а в кружке Кэт, – державшейся в стороне от других и показавшейся ей очень важной и гордой. За то один высокий, почти взрослый мальчик лет 15–16 сразу привлек к себе её сердечко своим грустным и добрым видом. Мальчика этого звали Володей. Остальные дети говорили ему «вы», потому что он был много старше их всех. Бедный Володя был калека и упирался согнутым коленом одной ноги на деревяшку. У него было кроткое, болезненное личико, и он казался удивительно привлекательным.

– Как же он может играть без ноги? – с сочувствием глядя на убогого юношу, спросила Лиза у кого-то из своих новых друзей.

– Он не играет. Ведь нельзя же играть на сцене, опираясь на деревяшку, – пояснил ей Витя. – Он сидит в будке впереди сцены и подсказывает нам шепотом то, что надо говорить каждому из нас в пьесе. Он у нас суфлер, т. е. подсказчик. Когда он сидит в будке, то уж никогда никто из нас не может ошибиться.

– А если вы ошибаетесь, – спросила Лиза, – вас наказывают?

– О, да, если зазеваешься и позабудешь, что наступила твоя очередь говорить, или просто не твердо выучишь роль и спутаешься, – с увлечением объяснял мальчик, – г. Томин, наш режиссер, нам этого не прощает. Нас сажают за это в темную и оставляют без обеда. Это очень неприятно.

– А Мэри выпустят сегодня? – робко спросила Лиза.

– Конечно, потому что она должна вечером играть. Тебя наверное наш директор возьмет сегодня в театр, чтобы ты видела, как мы играем.

– Интересно, узнаешь ли ты меня, каким я буду вечером на сцене, – засмеялся Витя, лукаво подмигивая своим друзьям.

– А каким же вы будете? – полюбопытствовала Лиза.

– Я буду волшебником, – важно сказал Витя.

– Волшебником? – спросила с удивлением Лиза.

– Вот смешная девочка, – захохотал Витя, – не думаешь ли ты, что мы играем в театре в наших домашних костюмах? Слушай, я тебе расскажу…