Не будь жестоким, ласковый апрель

Она поспешила на утренний автобус, чтобы в очередной раз сомнения не остановили ее. Для нее теперь целью стало купить билет на любой поезд, лишь бы только уехать как можно быстрее. Она готова была даже сесть на электричку, чтобы не ждать ни одного часа.

В автобусе Ирине досталось место рядом с пожилой женщиной. Они уже подъезжали к Хабаровску, когда Ирине стало плохо. Ее затошнило, в глазах все поплыло. Соседка увидела, как девушка внезапно побледнела и стала терять сознание. Она затормошила ее, открыла окно и усадила под струю теплого ветра.

– Дыши, дыши глубже. Что же ты, горемычная, в дорогу-то беременная одна собралась? Да еще в такую жарищу, вон с утра духота какая. Может, хоть дождь пройдет, легче станет, – слышала Ирина сквозь туман причитания бабки.

До конечной остановки было недалеко. Бабулька помогла Ирине выйти из автобуса и усадила ее на скамейку на остановке.

– Оклемалась маленько?

Ирина кивнула:

– Бабушка, а почему вы решили, что я беременная?

– Да разве меня обманешь. Сама пятерых родила, да и внуков уже шестеро. Что, в первый раз? – так и не ответила она на вопрос.

Ирина опять кивнула.

– Ну, я пойду. Доберешься одна-то?

– Доберусь.

Ирина не придала значения двухнедельной задержке. Так было уже не раз, и все обычно заканчивалось болезненными месячными. Но именно так, как сегодня, не было никогда. Она прислушалась к своим ощущениям: пока больше не тошнило, и голова не кружилась. Надо было возвращаться домой. Ирина пошла к вокзалу, в помещении которого были автобусные кассы. У входа в длинном ряду сидели женщины и торговали разной огородной снедью. На глаза Ирине попалась банка с солеными огурцами. Среди множества кучек свежих июньских огурчиков эта единственная банка соленых казалась чудом. Ирина не могла оторвать от них глаз. Казалось, если она не съест сейчас этот огурец, она умрет.

– А один вы можете продать? – спросила Ирина.

– Возьми так, милая, – бабка сняла с банки полиэтиленовую крышку. – Беременная чего захочет, то и съесть должна. А соленый огурчик – первое дело.

«Как будто на лбу у меня написано – все знают. Одна я, дурочка неопытная, ничего понять не могла», – думала, откусывая огурец, Ирина.

До автобуса оставалось два часа. Ирина сидела на лавочке на привокзальной площади. Вдруг нестерпимо захотелось есть. Она пошла к киоску, где торговали хлебом, и купила ржаной каравай. Она отщипывала по кусочку и с удовольствием ела кисловатый хлеб. Никогда не был он таким вкусным.

Наконец, духота разразилась ливнем. Мгновенно всех женщин-торговок «смыло» с площади. Полчаса вместе с ними Ирина пережидала дождь на вокзале. Тучи ушли, напоследок ворчливо громыхнули далекие раскаты, и проглянуло солнышко. Дышать стало легче.

Всю обратную дорогу в автобусе Ирина прислушивалась к своему самочувствию. На всякий случай села у распахнутого окна и старалась дышать глубже. Обошлось без приключений. В прихожей поставила сумку и сразу же отправилась к врачу. Ей повезло: прием еще не закончился. Врач выдала тест на беременность. Время ожидания тянулось медленно: Ирина то верила, что все получилось, то отчаивалась. Врач развеяла все сомнения:

– Ну, что, мамочка, поздравляю вас. Теперь будем беречься, выполнять все правила, чтобы ребеночек родился здоровеньким, – и выдала кучу бланков на анализы.

Ирина испытывала необыкновенные чувства: ее в первый раз назвали мамочкой.

На лестнице Ирина встретила своих теперь уже семиклассников – самых активных своих артистов.

– Ирина Павловна, а мы к вам. Скажите, осенью мы будем снова про Спартака спектакль ставить?

– Про Спартака, наверное, уже неинтересно. Думаю, пора нам браться за историю русских князей.

– А вы придете на работу? А то все молодые учительницы рожают детей и уходят в декрет, – продемонстрировали свою осведомленность о взрослой жизни современные дети.

– Мы еще успеем с вами поставить спектакль, – улыбнулась Ирина. – Репетировать начнем сразу же, как только придем в школу в сентябре. Обещаю за лето написать сценарий.

Дома Ирина взяла со стола свою записку, смяла ее и устало опустилась на диван. Не прошло и минуты, щелкнул в прихожей замок – вернулся Николай.

– Там твою мелюзгу у подъезда встретил. К тебе что ли приходили?

– Ребятам понравилось быть артистами, требуют новый спектакль.

– И до осени, конечно, потерпеть не хотят. Даже летом без любимой учительницы не могут, – Николай опустился рядом с женой на диван. – Ну, а чего такая грустная?

Ирина вдруг расплакалась:

– Я домой хочу, я по маме соскучилась.

– А слезы какие большие. Отпрошусь в отпуск пораньше, хотя бы на две недельки слетаем в гости к твоим родителям, и в Москве нас давно ждут.

– Никуда я не смогу поехать, – не могла Ирина унять слезы. – Мне врач не разрешит. Вдруг в дороге что-нибудь с ребенком случится. Вот и буду теперь весь год дома сидеть, а потом с маленьким тоже никуда не поедешь.

Николай долго молчал, вытаращив на жену глаза. Потом догадался, сгреб ее в охапку:

– Глупая моя, радоваться надо.

Он утешал ее, целуя мокрое лицо:

– Все родители: твои и мои – пусть сами к нам приезжают, чтобы ты не скучала.

Она прижалась к нему, выронив на пол скомканную записку. Николай поднял ее и прочитал:

– А я думаю, почему сумка в прихожей стоит. Это моя Иришка сбежать от меня хотела. Пока бы ты поездом ехала, я бы уже на самолете прилетел да на вокзале тебя перехватил. Никуда ты от меня теперь не денешься, ревушка-коровушка моя. Дай, я твои слезки сладкие вытру, – стал он ловить губами сбегавшие по щекам слезы.

– Они не сладкие, а соленые.

– Нет, сладкие, я-то лучше знаю.

Они долго еще сидели так, болтая разные глупости.

Призрачное счастье

Красивые школьные мечты о работе переводчиком растаяли, как сон. Нет, на иняз Виктория поступила и даже с легкостью. Пять курсов уже позади, по-немецки она шпрехает очень даже сносно. И на практике в Германии в числе лучших студентов была. Но вот ничего лучше, чем место учительницы иностранного языка, после пединститута ей не светит. Нельзя сказать, что в большом городе не нужен ни один переводчик, наверняка даже в Москве есть вакансии. Только ведь у столичных папочек свои детки институты заканчивают, а уж специальности, связанные с иностранными языками, наверняка получает каждое второе начальническое чадо. У Виктории тоже отец – большой человек, но в масштабах заштатного районного городишки, каких в России тысячи. Здраво поразмыслив, Виктория решила возвращаться домой. За пять институтских лет общага страсть как надоела. Чем ехать в неизвестную дыру и снова скитаться по общежитиям с казенной мебелью, лучше под мамино-папино крыло, в домашний уют. Придется сеять разумное, доброе, вечное на иностранном языке своим малолетним землякам.

Родители в принципе были рады ее возвращению домой. Особенно Клавдия Васильевна соскучилась по единственной дочери. Последний свободный летний месяц Викуша понежилась. Спала почти до обеда. Не успевала протереть глаза, мама ставила перед ней какую-нибудь вкуснятину. Девушка начала бояться за свою фигуру, тем более что проблема с лишним весом тревожила ее со школьных лет. В конце концов, она категорически отказалась от маминых котлеток и пирожков, переключившись исключительно на фрукты и овощи, благо на исходе лета и то, и другое было в изобилии. Мама и тут проявляла кулинарные чудеса: ее морковные и капустные котлеты были изумительны.

Вот только скучновато было Виктории. Лара, закадычная школьная подруга, еще училась, будущий строитель, вместо каникул она умотала на Дальний Восток со стройотрядом. Еще одна из их школьной троицы, Марина, никуда из города не уезжала. Она окончила училище, несмотря на молодость и небольшой опыт, работала главным бухгалтером в районном доме культуры. Марина была уже замужем, второй год они с мужем притирались друг к другу характерами: то ссорились и разбегались по маминым углам, то мирились. В общем, как поняла Вика, в расписании Маринкиной жизни времени для школьных подруг совсем не осталось.

Наконец, и Викино безделье осталось позади. Собственно, она теперь была не Викуша, как привыкла называть ее мама, а Виктория Николаевна – учитель немецкого языка. Правда, место ей нашлось только в школе на окраине города, но это было не так важно. Главное, на традиционном районном педсовете учителя, у которых она совсем недавно училась, называли ее по имени-отчеству, разговаривали на равных. Председатель райисполкома, он же Викин папа, лично посетил педагогическое собрание и с высокой трибуны поставил задачи на новый учебный год, чего давненько не делал. Учителя пошептались, поняв причину внимания районного руководства к ним. За неделю до начала занятий Виктория привыкла к своей школе, коллеги были очень внимательны к ней, щедро сыпали советы, иногда противоположные. Но Виктория была уверена, что и без посторонних советов сразу сможет расположить к себе детей, в общем, не сомневалась в своем педагогическом таланте. И совершенно напрасно.

На первый урок она вошла с высоко поднятой головой, желая показать уверенность. Высокая прическа и туфли на высоких каблуках сделали ее выше, но не стройнее. Даже черный костюм не скрадывал полную фигуру.

– Тетя лошадь, – громко сказал мальчишка с последней парты.

Виктория покраснела и, не сдержавшись, крикнула: