Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Русская жена английского джентльмена
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
гнать на каурых и вороных,
ноги укутав в медвежью полость.
Как долетела? Могла бы потише.
А остальное и сам все знаешь:
здесь не Рождественнский вечер в Париже,
ночью – кутеж, а наутро – залежь!
К Джону приехали на постой —
только родня, а к Варваре – я вот.
Эти эсквайры – народ простой:
шубу соболью зрачком не дырявят.
Всенощной службы свечная пурга.
Звездная россыпь. Дыханье органа.
Ветер псалмов. Покаянья туга.
Польская кровь ли моя окаянна —
слишком бурлила, наделала бед.
Страшно предстать во грехе уличенным…
Днем состоялся семейный обед,
с жирной индейкой и пудингом черным.
Тишь над равниной. Вселенский покой.
Словно бы мир – в покаяньи и вере.
Как соответствовать этой благой
и расслабляющей атмосфере?
Скоро закатится за окоем
год високосный с тремя нулями…
Как ты банкуешь там доллар с рублем,
и оседлал ли волну в Майями?
Дом у Варвары? Внутри и во вне —
очень английский, а как иначе?
Не прикупи там, по случаю, мне
виллу парчевую – от Версаче!
Варя все пишет, пашет, как негр —
словно бы ангел стоит за спиной…
Ладно,
прощай, расхититель недр,
мой оборотистый и родной!
P.S.
Слыхать, на Кристи выставляешь лоты.
Бюджет трещит, по швам уже распорот?
Интрижку не завел с женою Лота?
Смотри, не оглянулась бы на город!
Письмо Варвары
Я сегодня глаз не сомкнула, ночь не спала,
задала работу сердцу и уму,
как Джейн Остин, на краешке обеденного стола,
пиша сию эпистолу (кому?).
Лунный свет облепил меня с головы до пят —
Рождество безоблачное в этом году.
Во всех комнатах дома гости спят —
и с исподу и на поду.
Все какая-то близкая нам родня,
но запомнить всех – не могу.
Спит в моем кабинете Аглая. Для
нее это лыко в строку.
Вот пристала вчера с разговором о,
как ни странно, постной еде:
и здорово ли это иль здорово —
мне на хлебе сидеть и воде,
не мирское ли это тщеславие,
скуден веры моей исток,
а в России столпы православия
и не пустят меня на порог.
Как цыганка, звенела монистами,
поучала меня спрохвала.
И смотрела глазами мглистыми:
видно, бренди перебрала.
Волновалась, милая, путалась,
говорила, что я не всерьез
за сутану от жизни спряталась —
в тихий омут азалий и роз,
что родня эта мне – не компания,
что не все мосты я сожгла:
от гордыни да от уныния
я до края света дошла.
И про пьесы мои в Японии,
и про бывший большой кураж…
От ее речей пеларгония
на окне почернела аж.
Это ж надо так метко целиться —
ноги укутав в медвежью полость.
Как долетела? Могла бы потише.
А остальное и сам все знаешь:
здесь не Рождественнский вечер в Париже,
ночью – кутеж, а наутро – залежь!
К Джону приехали на постой —
только родня, а к Варваре – я вот.
Эти эсквайры – народ простой:
шубу соболью зрачком не дырявят.
Всенощной службы свечная пурга.
Звездная россыпь. Дыханье органа.
Ветер псалмов. Покаянья туга.
Польская кровь ли моя окаянна —
слишком бурлила, наделала бед.
Страшно предстать во грехе уличенным…
Днем состоялся семейный обед,
с жирной индейкой и пудингом черным.
Тишь над равниной. Вселенский покой.
Словно бы мир – в покаяньи и вере.
Как соответствовать этой благой
и расслабляющей атмосфере?
Скоро закатится за окоем
год високосный с тремя нулями…
Как ты банкуешь там доллар с рублем,
и оседлал ли волну в Майями?
Дом у Варвары? Внутри и во вне —
очень английский, а как иначе?
Не прикупи там, по случаю, мне
виллу парчевую – от Версаче!
Варя все пишет, пашет, как негр —
словно бы ангел стоит за спиной…
Ладно,
прощай, расхититель недр,
мой оборотистый и родной!
P.S.
Слыхать, на Кристи выставляешь лоты.
Бюджет трещит, по швам уже распорот?
Интрижку не завел с женою Лота?
Смотри, не оглянулась бы на город!
Письмо Варвары
Я сегодня глаз не сомкнула, ночь не спала,
задала работу сердцу и уму,
как Джейн Остин, на краешке обеденного стола,
пиша сию эпистолу (кому?).
Лунный свет облепил меня с головы до пят —
Рождество безоблачное в этом году.
Во всех комнатах дома гости спят —
и с исподу и на поду.
Все какая-то близкая нам родня,
но запомнить всех – не могу.
Спит в моем кабинете Аглая. Для
нее это лыко в строку.
Вот пристала вчера с разговором о,
как ни странно, постной еде:
и здорово ли это иль здорово —
мне на хлебе сидеть и воде,
не мирское ли это тщеславие,
скуден веры моей исток,
а в России столпы православия
и не пустят меня на порог.
Как цыганка, звенела монистами,
поучала меня спрохвала.
И смотрела глазами мглистыми:
видно, бренди перебрала.
Волновалась, милая, путалась,
говорила, что я не всерьез
за сутану от жизни спряталась —
в тихий омут азалий и роз,
что родня эта мне – не компания,
что не все мосты я сожгла:
от гордыни да от уныния
я до края света дошла.
И про пьесы мои в Японии,
и про бывший большой кураж…
От ее речей пеларгония
на окне почернела аж.
Это ж надо так метко целиться —
