Непокорное Эхо

А сам привязал жеребца за куст у сторожки, подошел ближе и сразу же обнял старого Захара.

– А вы еще молодцом! – радовался Григорий, обнимая слугу.

Потом отстранился от него, заглянул в глаза и так же добродушно проговорил:

– Вот что делает хороший свежий воздух с людьми.

– А еще тишина, – стал перечислять дед Захар, – а еще травки разные собираю и отварчики пью! А тишина, да травки, да с молитовкой, это же великое дело! – потряс указательным пальцем старик и просиял на радостях в улыбке.

– Как же я рад видеть тебя живым и здоровым!

– А я грешным делом подумал, что меня убивать едут.

– За что же тебя убивать?

Он махнул своей старческой мозолистой рукой и ответил:

– Мало ли разбойников кругом бродит.

– Как видишь, убивать мы тебя не будем, а вот решили проведывать и посмотреть на хутор. Последний раз я бывал тут… так давно! – вспомнил Громов, оглядываясь кругом.

– Насовсем, ай как? – прищурив свои старческие глаза, смотрел на него старик.

– Насовсем. Хватит, пожил на чужбине, теперь дома буду.

– Радость родителям какая! – качал головой Смирнов.

– Да, – протянул с улыбкой барин, – не знают в какой угол меня посадить.

– Наследник вернулся! Тут понимать надо!

– Скоро охотиться станем, вот хочу сам видеть, что здесь все хорошо.

– Здесь полный порядок! – поспешил заверить его дед Захар. – Дома чистота, все прибрано. Баньку в любой момент протоплю. Да и в округе у меня все спокойно.

– А что, живность в лесах водится? – спросил его Григорий, стоя рядом.

– Да… сейчас какая живность? – задумчиво отозвался тот. – Лось, да кабан. Ближе к осени утки полетят, да гуси. Вот тогда самая охота!

– Лося жалко стрелять, там, наверное, потомство подрастает.

– Ну, лосиху-то грех стрелять! – согласился старик. – А вот если самца выследить, тут уж как повезет!

– Попробовать можно и даже нужно, – с улыбкой отозвался Громов и медленно пошел к сторожке.

Дед Захар заспешил следом, а Михаил привязал коня и тоже двинулся за ними. Старостин уселся на лавочку под окном сторожки, накинул на глаза картуз и попытался немного вздремнуть. От удара палкой сильно болела голова и ныл затылок, но он вида не подавал, держался молодцом, изображая вполне здорового человека.

Григорий медленно пошел вокруг дома, рассматривая и разглядывая все по мелочам, все осмотрел, вернулся к ступенькам, а там уже сторож открыл ключом дверь и впустил хозяина в их хоромы.

Он вошел, сразу огляделся и, поскрипывая половицами, побрел по комнатам. Все ему здесь хорошо глянулось, он подошел к кровати, осторожно присел на пуховую перину, покачался на ней немного, а потом встал и заспешил обратно к выходу.

Дед Захар ждал его у двери, улыбнулся беззубым ртом и тихо спросил:

– Все на месте?

– Да разве я об этом переживаю? – отозвался на ходу барин. – Знаю, если ты взялся сторожить, то у тебя ничего не пропадет, это точно.

– Тьфу, тьфу, – сплюнул старик, – кто знает, тут и на старуху бывает проруха. Давеча запамятовал, куда вилы поставил. Обыскался грешным делом! – сокрушался он.

– А давай-ка чаю попьем, с твоим вкусным малиновым вареньем, – предложил Громов.

– Помнишь, – усмехнулся Смирнов, – как бегал ко мне в коморку и со мной чаи там пивал? А барыня меня потом ругала за это.

– Все помню, – ответил он и громко радушно вздохнул, – такие дни были хорошие: детство беззаботное, в доме все так хорошо, ладно, кругом сестрицы, прислуга, и ты живешь какой-то сладкой жизнью и не понимаешь, что это самые лучшие дни в твоей жизни.

– А я уж тут седьмой годок, – стал рассказывать дед Захар. – Стар стал, тишины захотелось, покоя, вот и попросился сам сюда за хутором приглядывать. Бывший-то сторож отошел ко Господу, царствие ему небесное, – поведал он и перекрестился. – Вот я и решился попроситься сюда, а барыня не отказала.

– А не страшно одному-то? Кругом не души, звери бродят. Говорят, беглые по лесам шастают?

– Да кому я нужен старый старик! – махнул рукой слуга.

– Тогда буду приезжать к тебе сюда на охоту, примешь?

– Что вы, кормилец! Всегдашеньки рад!

Они вернулись в сторожку. Смирнов стал суетиться у самовара, затопил его и стал хлопотать у стола. Он достал малиновое варенье, белую краюшку хлеба, баранки, но пояснил, что они уже заметно подсохли, поставил кружки и стал расспрашивать молодого барина про его жизнь.

– Как же хорошо, что вы насовсем вернулись.

– Насовсем, – с радостью сообщил Громов. – Вот отучился, теперь доктором у вас в селе буду. Все думаю: народ пойдет ко мне?

– Пойдет! – заверил его старик. – У нас-то в округе никого из лекарей нет. Приходится в Воронино к бабке Глафире обращаться. Или с города доктора вызывать, а это долго и дорого!

– А что, бабка Глафира все болезни лечит?

– Ну, как сказать, – пожал он плечами, – она и перелом тебе вправит, и шину наложит, и роды примет. Рану обработает, вывих на место поставит, и ушибы лечит, и простуду, и другие хвори выгоняет.

– И много народу к ней идут?

– Да, поди, все.

– Вот как, – удивился Григорий. – Не обидится ли она на меня, что отберу у нее кусок хлеба?

– А она денег за лечение не берет! – серьезно пояснил дед Захар. – Говорит: «Даром Бог дал талант, даром и отдам»! Но народ, сами знаете, добродушный, за работу, кто картошкой, кто хлебом рассчитается, кто отрез на юбку или на платье принесет, кто побогаче, те и побогаче одарят. А копейку не возьмет ни с кого! Ни-ни! Если уж знатные какие заедут, сунут ей куда-нибудь денежку, она вскоре и раздаст людям.

– Праведница?

– Кто знает, Бог со всеми нами сам разберется, кто праведник, а кто колдун. А вот рассказывали люди: пожар в деревне начался, так все кричать стали, шуметь, за водой побежали, а огонь сразу на несколько домов распространился. Такое пламя занялось! Все бабы охают, ахают, а Глафира вышла, помолилась, пасхальное яичко в огонь кинула, и откуда пошел дождь никто и не понял! На небе ни облачка! Ни одной тучки! Так, дымка какая-то ленточкой, а дождь льет, как из ведра, и все погасил. Все сразу замерли и понять ничего не могут, огонь-то в одну минуту прекратился! Все смотрят на Глафиру, а она перекрестилась, на колени упала и сказала: «Слава Тебе, Господи»! Потом встала и ушла к себе в дом. С тех пор люди ее стали еще больше уважать. Худого никому ничего не сделает, только добро творит. А кто она праведница ли, знахарка ли, ведьма ли, как ее тут некоторые величают, Бог ей судья, а не я!