– Как сказать, – хмыкнул Ян. – То еще удовольствие.
– Сам не в восторге, – вторил ему Февраль.
Вот и как, спрашивается, они будут Декабря искать, если между собой готовы переругаться? Обычно, общая беда объединяет. Тут же, кажется, все наоборот.
– В любом случае, разбираться с этим будем уже завтра, – легко снова переключил свое внимание на меня Февраль. – Сейчас я провожу тебя в твою комнату. Обустраиваться будешь. Ты уж прости, но с девчачьей одеждой у нас туго, поэтому…
– Ничего страшного, – поспешила успокоить мужчину. – Мне вполне пока хватит своей. Если только…
– Мы все организуем! – подрядились белочки и… Самым наглым образом вскочили на стол.
Сделали они это не очень аккуратно. Как итог: она из них влетела в поднос с пирогами, вторая – опрокинула кубок Яна, третья приложилась о чугунок и так и застряла, обнимая его. Точнее, пытаясь обнять. Четвертая же, наверное, самая прыгучая из всех, каким-то образом умудрилась влететь в Февраля. Вцепиться тому коготками в лицо и как следует расцарапать, пытаясь удержаться.
– Это что такое?! – возмутился Август, медленно поднимаясь со своего места. Он упер кулаки в столешницу, наклонился чуть вперед и зло стал рассматривать белочек, что замерли, словно неживые. – Совсем страх потеряли, пушистые?!
– Мы нечаянно, – пискнула, кажется, Лучезара. – Кто ж виноват, что эти непутевые за мной на стол взлетели.
– Не правда, – возмутилась Белюшка. – Это ты за мной вскочила. Первой хотела оказаться. Нет, чтобы уступить старшим.
– Ты старше меня всего на минуту!
– А какая разница?
Май и Апрель дружно покачали головами. Ян выразительно так смотрел на пушистых. Февраль… взглядом метал молнии. Или еле сдерживался, чтобы не вымести этих прохиндеек из терема, призвав себе в помощники, например, метель.
– Пойдем, Дарья, – заговорил Март, вставая из-за стола. – Провожу тебя до свободной комнаты.
– А мы в деревню, за вещами! – игнорируя тяжелые взгляды хозяев дома, пропищали белки и самым бессовестным образом слиняли. Подскочили к окну, подождали, пока одна из них откроет створки, и были таковы.
Машинально встала, попыталась выбраться из-за стола, перекинув ногу через скамью, но зацепилась ботинком за ножку стола и, не удержав равновесие полетела прямо в объятия Января.
Ян теряться не стал. Распахнул свои объятия. В них я, собственно, и угодила, с силой приложившись носом о его подбородок. И если месяц лишь слегка поморщился, то у меня слезы из глаз брызнули. Романтично я упасть не могла. Нужно было с такой силой долбануться, что мама не горюй.
– Неуклюжая, – беззлобно пробормотал Январь перед тем, как предпринять первую попытку придать моему телу нормальное положение. А именно, стащить это самое тело с другого. Тут я и сама была рада избавиться от объятий, которые, вот ни капельки, не были мне приятны. Вот совершенно! – В следующий раз будь осторожнее.
– Я прослежу за целостностью нашей гостьи, – чуть ли не смеясь, заверил Яна Март. – Дарья, лучше тебе держаться за мою руку.
Неуверенно снова поднялась со скамьи, куда меня все-таки удалось ссадить, и вцепилась в ладонь Марта мертвой хваткой. Если еще раз буду падать, то уж точно не одна. И краснеть тогда буду не только я.
– Ян, а почему ты колдовство не призвал? – спросил у брата Февраль. – Мог же снежинками затормозить ее падение.
– Мог, – не стал спорить парень, скользя по мне изучающим взглядом. – Но не захотел.
Так бы и треснула его чем-нибудь тяжелым по голове. Его счастье, что слишком устала для того, чтобы препираться и мериться силами. Пусть зубоскалит. Мне не жалко.
Спокойно пошла за Мартом на выход из столовой. Надеюсь, что спокойно. Потому как, признаться, хотелось бежать без оглядки. Потому как лопатками чувствовала изучающий взгляд льдистых глаз. И чего, спрашивается, ему от меня надо? Из одиннадцати месяцев он был единственным, кого мне хотелось стукнуть. Странное желание. До этого я такой кровожадностью не страдала. Определенно, от Яна нужно держаться подальше.
Лестница находилась прямо за столовой. Выйдя в коридор, мы тут же повернули влево, сделали несколько шагов и стали подниматься на второй этаж. Март молчал. Лишь косо на меня посматривал. От его взгляда, признаться, делалось не по себе. Словно он знает что-то очень важное, но делиться этим знанием со мной пока не собирается.
Правильно мама мне говорила: «Умом мужчину не понять, но можно скалкой раскатать». То есть, если говорить простым и понятным языком – перейти к пыткам и таким образом, собственно, понять. Увы, а может и к счастью, я до такого еще не докатилась. Поэтому усиленно делала вид, что меня ничего не волнует. Чего уж там, вокруг не происходит ничего из ряда вон выходящего.
– Вот эта комната вполне тебе подойдет, – сказал Март, останавливаясь у двери, что находилась в самой середине коридора. Дверей тут, стоит отметить, было предостаточно. – Не очень просторная, но жить можно. Мы тут все в некотором стеснении.
– А других свободных нет? – спросила, прекрасно представляя себе, как с обеих сторон за стеной будут храпеть месяцы. Сомневаюсь, что у них тут есть звукоизоляция. – В дальней части коридора?
– Нет, эта самая чистая. В остальных такой бардак… – парень поморщился. – До утра убираться будешь. А тебе отдых нужен. Завтра не будем терять времени даром. С самого раннего утра отправимся на Кудыкину гору, к колдовскому костру. Возможно, он поможет нам понять, где нужно искать Дека. Да и интересно все-таки, чем ты нам помочь сможешь, – сказав это, он заскользил по мне задумчивым взглядом. Так на рынке мясо выбирают. Ищут лишний, ненужный жир. Проверяют, не собираются ли им подсунуть не свежий товар. Вот и я себя сейчас почувствовала кем-то на подобии товара. – А там, глядишь, и белки что-нибудь подходящее для наших мест принесут. А то смотреть на твои ноги тошно.
Он так горестно вздохнул, что я почти поверила, что ему на самом деле невмоготу. Если бы не лукавый взгляд…
– Ага, страдайте, – фыркнула и потянулась рукой к ручке двери.
Было не заперто, и я свободно, беспрепятственно вошла. Остановилась почти сразу, наступив на что-то твердое. Раздался хруст и в подошву ботинка что-то впилось. Причем прорезало всю подошву и задело ступню.
Вскрикнув, дернулась в сторону и стала заваливаться назад. Неуклюже взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но единственное, что ощущала под пальцами это словно уплотнившийся воздух.
Потом передо мной закружили снежинки. Укутали, словно в кокон, и вернули в нормальное положение. Словно в спину подталкивали и за руки тянули. Как? Понятия не имела. Сложно было заставить себя не удивляться такому и не пугаться. Меня уже начинало потрясывать от всего, что происходило вокруг меня. Потому что я не могла найти этому всему нормальное, привычное объяснение.
Только собиралась ступить на больную ногу, как снежинки снова закружили, будто протестуя. Я сама спохватилась, поняв, что чуть было не сделала. У меня из ступни торчит осколок. Если надавлю, он войдет еще глубже. Кричать буду знатно. Все осложнялось тем, что нужно было снять ботинок. А как это сделать, не повредив ногу еще сильнее?
– Вот ни на минуту оставить нельзя, – проворчали за спиной. А в следующий миг меня уже держали на руках. Январь… И почему я этому не удивилась? Преследует он меня что ли? – Март, ты куда смотрел? – а вот тут в голосе Яна послышалась злость.
– Не куда, а на что, – поправил брата месяц. – Кто ж виноват, что в этих жутких штанах она очень аппетитно выглядит?
– Что?! – возмутилась, на время позабыв о боли в ноге.
– Урою! – вторил мне Январь.
Кое-кого слова Марта задели больше, чем меня? Нет, навряд ли. Просто Ян тоже перенервничал. День был сложным. Я уже успела доставить месяцу неприятности. В смысле, сложности. Сама не понимаю, с чего вдруг стала такой неуклюжей и невнимательной. Вроде всегда твердо стояла на ногах, а тут… Непонятное что-то происходит.
Ян подошел к кровати, застеленной покрывалом из разноцветных квадратных лоскутков, и вместе со мной опустился на нее. Шикнул, когда я попыталась сползти с колен, перехватил рукой, что придерживала спину еще сильнее и посмотрел… Точно так же, как еще недавно посматривал на Марта. Который так и стоял у порога, не решаясь его переступить. Будто ждал, что его пригласят в комнату. Но приглашение, кажется, так и не будет произнесено. Я не могла выдавить из себя ни слова. А Ян игнорировал брата в связи с особенностями не очень-то мягкого и покладистого характера. И вроде знакомы меньше суток, а я уже точно знаю, какой он.
«И будет он с характером. Статен, красив и обходителен. Временами…» – словно наяву услышала голос Машки. На самом деле показалось, что она нашептывает мне эти слова на ухо. Напоминает о том дне, когда удержала меня у себя дома и начала гадать. На судьбу и любовь. И когда затронула тему любви, стала расписывать мне моего будущего супруга. Я не помнила эти слова в точности. Но почему-то не сомневалась, что сейчас они воскресли в моей памяти именно в таком порядке, в котором говорила подруга.
– Ты чего на меня так смотришь? – спросил Ян, чуть отстраняясь. Словно боялся, что я сейчас его зацеловывать до смерти начну.
– Ничего, – пробормотала, отворачиваясь.
Буду я еще с тобой, языкастый, откровенничать.
Боль вернулась резко. Словно исчез эффект заморозки. Пульсация была такой силы, что сдержаться не смогла – застонала. И перед глазами как-то странно все помутнело.
– Эх ты, горе, – сказал Ян, качая головой.
Снова приблизился ко мне, коснулся свободной рукой ноги, по которой растекалась боль, и заскользил ладонью вниз, подбираясь к ботинку. Возмущаться и брыкаться снова не стала. Ждала, что он будет делать дальше. Тем более, после его прикосновения, боль постепенно притуплялась.
– А вот теперь – терпи, – предупредил Январь и стал стягивать с меня ботинок. Я бы и сама могла попытаться это проделать, но на меня шикнули сразу же, как только я снова заелозила на коленях месяца. Вот ведь… Вроде человек, а шипит, словно полоз.
Было холодно и больно. Только вот боль была не обжигающей, а колющей. Словно десятки иголочек впились в ступню одновременно. С трудом сдержалась, чтобы не дернуться снова. Лишь сильнее ухватила Января за шею. Чему мой спаситель был не очень рад. Мотнул головой, глянул хмуро. Несмотря на это, хватку не ослабила. Руки словно свело, и они не хотели слушаться.