Дорога поэта. Книга о жизни и творчестве

Снимаю куртку, пахнущую потом,
Присаживаюсь медленно к столу.

Старушка-мать застиранный передник
Привязывает белою тесьмой:
«Ну что с тобою,
али, как намедни,
Ну так и есть – проклятое письмо!..

Мы раньше так же мучились грехами,
Бывало пасху с масленицы ждешь.
Ты и меня-то вымотал стихами
И сам на человека не похож.

Не спишь ночами, куришь, куришь, куришь,
А я украдкой плачу до зари,
В журнал пошлешь – показывают кукиш,
И что за люди, черт их подери!..»

В Челябинске он жил в барачной комнатке, доставшейся молодым сталеварам и крановщикам после амнистии заключенных. В комнатке стоял не вытравливаемый ничем – ни одеколоном, ни мылом – жуткий запах тюрьмы, страха, беды. Какое уж тут «резвое строительство коммунизма…» Разве, если только все это забыть, не замечать, не видеть?

И снова строки:

А дальше мать рассказывала с чувством,
Как на экране, бравы и лихи,
Читали представители искусства
О райской жизни райские стихи:

Что мы равны, что мы шагаем гордо,
Что мы несем в сердцах бессмертный жар,
И каждая упитанная морда
Поблескивала, словно самовар.

Боже мой, да не о нашем ли времени все это написано?! «Представители искусства» (см. список выше, из известинского расстрельного воззвания), славят с телеэкранов райскую жизнь, наступившую для них при «демократии»; а уж то, что мы «равны» при «вхождении в цивилизованное сообщество», уж это-то и сомнению подвергать не приходится!

Стемнело, сосен острые верхушки
Луну, как руки, взяли за бока.
Я обнимаю бережно старушку,
Я говорю ей ласково:
«Пока!»

И город вновь меня встречает звоном,
Шуршаньем шин, росою на траве…
Я думаю о жизни, о законах,
О закаленной трудовой братве.

И вырастают за спиною крылья.
Я вижу, как земля пошла в круги,
Суровою распластываясь былью,
И, кажется, кричит она:
«Не лги!»

Красота, честность, национальная полезность – три вершины в русской поэзии. Валентин Сорокин – честный поэт. Личная честность, честность в стихах – горький путь. Но зато какой красивый!..

***

Литературным объединением ЧМЗ руководил в конце 50-х Дмитрий Захаров. Именно от него начинающие поэты и прозаики услышали такие имена, как Павел Васильев, Борис Корнилов, Борис Ручьев… А вскоре и сам бывший колымчанин, воспевший – не Колыму, Магнитку – появился в Челябинске. Валентин Сорокин познакомится с Борисом Ручьевым на совещании молодых уральских литераторов.

Но это всё позже, позже… А пока Самуил Гершуни, размахивая руками, учит начинающих поэтов: «Лепи образ! Лепи!» Шумный Александр Гольдберг (позже – руководитель литобъединения «Металлург») советует: «Держись, брат, за завод!» А Яков Терентьевич Вохменцев угрюмо вычеркивает строчку за строчкой: «Учиться надо! Учиться…» Он учился. А еще его ждала адова работа в смену («я был в аду и вышиб дверь»), стихи, семья, снова стихи…

Друг юности, литератор Олег Вилинский вспоминает:

– Славу Богданова Валентин любил по-мужски искренне и скупо. Они вместе пришли в литературу, вместе работали на ЧМЗ. Как-то Валентин привел меня в свой первый мартеновский цех, где он «вкалывал» крановщиком. Тогда я впервые познал жар мартеновской плавки! И я был поражен тем, что у Валентина хватало сил на ночные бдения над листом бумаги, учебу в школе рабочей молодежи, металлургическом техникуме…

Когда-то Валентин Сорокин постеснялся подойти к Людмиле Константиновне Татьяничевой и признаться в том, что любит стихи. Пройдет совсем немного времени, и Татьяничева, в то время секретарь Союза писателей Челябинска, в мартеновский цех придет сама. Специально, чтобы посмотреть на труд металлургов, на работу молодого поэта. Об этом событии Вячеслав Богданов написал так: «Шло обычное воскресное занятие литературного объединения металлургического завода. И вдруг к нам нежданно пришли поэтесса Людмила Татьяничева и драматург Николай Смелянский. Мы засуетились, прервали очередное обсуждение, а Людмила Константиновна посоветовала продолжить и сказала, что они зашли просто послушать нас. (…) Она с тактичностью гостя сделала свои замечания по прочитанному, по-матерински напутствовала нас:

– Мы только что были в мартеновском цехе вашего завода. Удивительные люди работают там. Меня радует накал стихов Валентина Сорокина, он умеет горячо, напористо, пусть порой сбивчиво, но знаючи рассказать о своих товарищах по заводу».

Именно Татьяничева редактировала первую книжку Валентина Сорокина. «Мечта». Семнадцать стихотворений. Но все они – как живые птицы. И в названиях стихов этой первой книжечки уже определятся темы, которые будут сопровождать поэта на протяжении всей его жизни. «Мы». «Любимой». «Ветер». «Крылья». «Призвание». Уже умудренный жизнью, седой, битый литературными и житейскими бурями поэт напишет: «Мне кажется, душа человека все время совершает круги, как вещая и тревожная птица, то расширяя пространство, то преодолевая новую над ним высоту. Но суть одна, задача одна – еще и еще раз вглядеться в жизнь, вглядеться в мир, огромный и вечный». Книга «Мечта» и стала этим первым, во многом еще наивным кругом.

Я иду,
Молодой и горячий.
Белый шарф
За плечами развит.
Не страшны
Мне теперь неудачи
И гнетущая тяжесть
Обид.

Людмила Татьяничева, редактируя рукопись «Мечты», деликатно – карандашом – написала на полях замечания. Молодой поэт, долго и мучительно размышляя над ними, в конце концов так же деликатно стер карандашные пометки. Мудрая Татьяничева «не заметила» дерзости автора и книга вышла так, как он хотел.

Нахальство? Нет, совестливость – перед старшими по призванию и перед самим призванием. А еще – голос правды, который, наверное, и является одним из самых главных «моторов» творчества.

***

Издать поэтическую книгу в те времена в СССР было чрезвычайно трудно – жёсткий отбор, высокие требования, множество «фильтров», согласований. И вот – «Мечта»! Казалось бы, пиши дальше на тему, заявленную в одном из громких стихотворений – «мы, простые парни, работяги, дышим вечным пламенем отваги…», твори в духе времени!..

1960-й год. На Урале и в Челябинске Валентин Сорокин уже в те времена – известный автор. На него возлагают надежды: литература – дело государственное, а значит, неусыпно контролируемое.

И вдруг… В 1960-м году в газете «Челябинский рабочий» выходит стихотворение Валентина Сорокина «Я русский».

Я русский
Терпеливый человек,
Легендами
И сказками повитый…
Из века в век меня,
Из века в век,
Одолевают беды и обиды.

Хрущёвская «оттепель» не смягчила климата в русском вопросе. Напротив, власть с новыми силами взялась за старое. Россию ждал очередной приступ денационализации: передача Крыма Украине, закрытие храмов, борьба с крестьянскими огородами. О русском народе следовало забыть, поскольку обществоведы, льстя гению Никиты Сергеевича Хрущёва, обещали, что скоро «…все население Советского Союза будет представлять единую коммунистическую нацию».