Измена. После нее

Мирослава. Мир.

Подонок. Какой же ты подонок Тимур.

– Кто бы сомневался, – улыбаюсь ему, купив чертову булочку, к которой теперь не притронусь и попрощавшись пошла в офис.

Мне нужна холодная голова. Нужно абстрагироваться, а я не могу. Я все думаю и думаю о нем и той девице.

Мне кажется, паутина лжи соткана им такая, что я даже сейчас спрошу и он с три короба мне соврет, что я почувствую себя дрянью, которая посмела в нем засомневаться.

Пытаюсь начать с себя, провести анализ своих действий и поступков. Найти причины, которых, быть может, не увидела, но сосредоточиться не могу.

Нам нужно поговорить. Это пора прекращать.

Открываю календарь, просматриваю расписание этой недели, и более-менее свободный день выходит четверг, или же пятница.

– Блин.

Хватаюсь за голову, попадая в воронку какую-то. Все идет кругом, а сердце стучит, как будто марафон начался.

Дышу… дышу, но кажется, что все становится еще хуже. Это все нервы. Проклятые нервы и муж и все, что с этим связано. Не замечаю, как уже плачу. Только капли падают на стол прозрачными кляксами…

Первая… вторая… третья… и не останавливаются.

Такой изломленной не чувствовала себя ни разу в жизни. Бывало, что испытывала слишком большое счастье, слишком большое возбуждение, но слишком больное падение со мной впервые.

Хотя, когда несколько лет назад умер папа, я думала, что эта боль самая большая на тот момент. Я не сравниваю. Это разная потеря. Но внутри поломано в сто раз хуже.

Четверг или пятница?! А сегодня только понедельник.

Четверг или пятница. Какой день выбрать, чтобы поставить точку?

Вхожу в мессенджер и открываю контакт «Милый».

Быстро стираю прежнее имя и не знаю, как его записать.

«Муж».

Удаляю и пишу просто «Тимур».

Для меня он теперь просто мужчина с этим именем.

«В четверг я отвезу детей к маме. Будь добр быть дома к девяти часам».

Не хочу ждать пятницы.

Отправлено.

Кладу телефон на столешницу и сканирую две синие галочки.

Прочитано и вышел из сети.

Это к лучшему. Не хочу ни разговаривать, ни переписываться.

Однако через пять минут мне приходит ответ от него:

«Я забронировал, на завтра столик, в ресторане французской кухни».

Поверить не могу, что это он прислал мне. За дурочку меня держит? Решил сменить ресторан? Решил, что я соглашусь, потому что там не поговоришь на все темы из моего списка? Даже руки начинают трястись, пока я набиралась сил, чтобы ответить.

«Значит, как приедешь из ресторана, поговорим с тобой. Я подожду не торопись! И не завтра, я занята буду, а в четверг».

Отодвигаю телефон, чтобы не разбить его, если он вновь напишет.

– Какой же наглец.

«И чем ты будешь занята?» – вот так вопрос.

«А вот это тебя больше не касается, Доронин».

Молчание. Звонок.

– Ну нет, – отодвигаю телефон, поставив вибро.

Рабочий день заканчиваю поздно и далеко от дома. Пришлось помогать с расселением гостей для подстраховки. Все же люди приехали не абы кто, а главы филиалов своих стран.

Петляю по улицам уставшего вечернего города, в машине тепло, а согреться не получается. Боль, как и простуда, усиливается к вечеру, зараза.

Начинаю подпевать какой-то певице по радио, постукивая пальцами по рулю, но когда песня сменяется, я замираю и тихо плачу на каждое слово, будь то куплет или припев… все попадает прямо в сердце…

– «Ты она и я все ясно*»…

Останавливаюсь перед домом, не заезжая в гараж. Машина Тимура на месте, из занавешенных окон льет свет, проникая в щели, а я сижу и не хочу туда идти. Соскучилась по детям, устала на работе, мечтаю принять ванну, но идти в дом не хочу.

Эта серая гниль пробралась и туда, теперь я это чувствую. Тут свежий воздух, тут пока что могу дышать, а там задыхаюсь.

Телефон вибрирует, и я его машинально поднимаю.

– Алло?

– Привет, Кирюш, – звучит голос Кристины, и я снова срываюсь услышать родную душу. – Ну тише, тише, дорогая. Успокойся. Я слышу тебя. Можешь ни слова не говорить, слышу.

– Не хочу туда… Не хочу туда идти. Когда я на работе, далеко, я вижу все как есть. Всю правду. А лицом к лицу я снова не верю, что он это и правда сделал, понимаешь? Мне нужен мой муж, Кристин. Мой верный Тимур.

– Понимаю.

– Я… знаешь, думала и не смогла понять одного, за что он так со мной? Я же… я же так старалась ради нас… Ты же видела все сама. Мне было двадцать один с небольшим, когда меня впервые вдруг мамой назвали. Мамой, Кристин. Я о детях знала только то, что они появляются от секса через девять месяцев. А о самом сексе знала лишь теорию. Да он стал первым в моей жизни во всем. Но я ни разу не задумалась, принимая его прошлое, умершую жену и память о ней… Я же… я же…

Она молчала. Она позвонила, чтобы я высказалась. Потому что знала, что мне это нужно. И я говорила. Не подбирая слов и не строя сложных предложений. Я просто говорила.