Данил приблизился к камере так близко, будто это и его приблизит к нам.
– Сколько еще дней?
– Я только сегодня утром ее родила, прекрати.
– Да? Мне показалось, что прошла целая жизнь. Почему так долго?
– Потому что ей нужно получить полный медицинский уход, да и мне тоже.
– Мне так жаль, что у тебя все болит.
– Это было нереально больно. Сказали, что много порывов. Семь швов наложили.
– Это нормально? Может, стоит кому-то заплатить за то, чтобы тебе получше лекарства давали?
– Успокойся. Все тут в одном положении.
– Вы в другом. Вы мои.
Я улыбаюсь и вижу, как соседки по палате смотрят искоса улыбаясь.
Дочь начинает ворочаться и бухтеть.
– Это она? Покажи, умоляю, покажи снова.
Я показываю ему момент за секунду до бури эмоций. А счастливое лицо мужа, это непередаваемое изображение искусства.
– Запиши на диктофон.
– Дома послушаешь. Мне нужно ее переодеть, она описалась.
– Я люблю вас. И жду еще больше фото.
– И мы тебя любим.
Когда я заканчиваю с Ирой – так мы назвали дочь, ложусь на свою кровать, так как сидеть мне нельзя, а стоять долго не могу.
Нам принесли маленькие бутылочки недавно со смесью, как раз остыла. И начинаю кормить ее.
Это забавно смотрится. То, как она обхватывает соску и причмокивая тянет жидкость из нее.
– Какой у вас папа заботливый, – слышу от девушки в углу. – Мой звонил два раза. Я родила два дня назад. По одному звонку в день узнать, когда выпишут.
– Мой, почаще звонит, но такого умиления от нашего сына я не услышала.
– Мой Даня, именно такой, – улыбчиво отвечаю, радуясь тому, какой он замечательный муж и отец.
Если первый день с ребенком был вполне нормальным, она спала прекрасно. Проснулась дважды за ночь. То к концу второго дня, когда прибыло молоко, все резко изменилось.
Грудь болела и набухала, а дочка ела мало. Сцеживать молоко не получалось. Она была как камень и мои нервы сдавали быстро. Само кормление выходило тоже болезненным. Теперь я с ужасом ждала пробуждение Иры и плакала от этой пытки.
– Все так плохо? Мазь, что я привез, неужели не помогает? – Даня с печальным лицом спрашивал меня каждый раз, когда мы созванивались.
– Нет. Я полночи трачу не на сон, а на молоко.
– Родная, мне так жаль. Это ведь временно?
– Да, но я не выдержу больше. Это так больно.
– Ты у меня такая умница, слышишь? Я так тебя люблю, Ян… Все будет хорошо.
На этот раз его слова вызвали гнев. Не он тут лежит с больным животом, не он не спит, не он борется с проклятым молоком в груди. Но я его сдержала.
– Завтра во сколько за вами заехать?
– В двенадцать начинается выписка.
– Я буду там за час до этого. И буду ждать вас обеих. И куплю тебе самые красивые цветы, которые найду в городе. Слышишь?
– Слышу. Люблю тебя, Дань.
– И я тебя, малышка.
День выписки был очень волнительным. Но одновременно с этим, я знала, что теперь буду не одна. Приехали обе наши мамы и были готовы помогать.
Моя вообще перестала пить алкоголь, как только я забеременела, для того чтобы ей было позволено видеться беспрепятственно с внучкой. Мама Данила в принципе внушала доверие, не прикладывая особых усилий. Она у него просто замечательная.
Муж подарил самый красивый букет, как и обещал. Я даже не представляю, сколько он стоил. Да и есть ли разница, когда видишь его взгляд, обращенный к нашей дочери.
– Наша Ириска, – его губы коснулись моего виска. – Спасибо тебе за нее, родная.
Переступив порог квартиры, я утонула в розовых шариках. В коридоре висела небольшая лента «Добро пожаловать домой, доченька!»
Данил вошел с Ирой на руках, и я услышала, как он шепнул ей: «Вот ты и дома. Я так тебя ждал».
Мамы приготовили вкусный, праздничный обед и навели порядок, потому что когда я отсюда уезжала, была в суматохе и страхе, когда отошли воды.
В воздухе витал аромат тепла и уюта. А еще было так спокойно.
– Пойдем уложим ее в детской? – Даня улыбался и бережно обнимал дочку.
– Конечно.
В комнатке два на два все было оборудовано для ребенка и удобству взрослых, чтобы ухаживать за младенцем.
Данил положил ее в кроватку и посмотрел на меня.
– Что?