– Если и изменился, то не так, как хотелось бы тебе, – резко отвечает Доррин. – Возможно, как раз поэтому вы уступаете Белым магам.
– Креслин уничтожил Дженреда, а ты – Джеслека.
– Ты так и не понял, – качает головой юноша. – Джеслек являл собой средоточие хаоса, именно поэтому он мог вздымать горы. Я уничтожил точку сосредоточения сил, но сами-то силы остались! Рано или поздно появится новый Джеслек... и так будет, покуда Отшельничий воплощает в себе гармонию.
– Ты подходишь к этому механически. Высшие соображения гармонии...
– Ерунда это все! – хмыкает Доррин. – Креслин ради основания Отшельничьего продал свою душу – ну не душу, так зрение, на большую часть жизни. Джеслека породил отнюдь не я, а сосредоточенная здесь гармония. И при этом вас пугает возможность строительства на дальнем конце острова нескольких основанных на гармонии машин. Машин, которых точно так же опасались и Белые.
– Это ты так и не понял! Как раз поэтому мы не можем позволить себе еще большую концентрацию гармонии.
– Так чего же вы хотите? Чтобы я со своим кораблем и своими идеями убрался в Хамор? Или в Бристу?
– Мы согласились на испытание...
– Знаю. Но мне нужно настоящее испытание, а не отсрочка на несколько лет, которая позволит Отшельничьему встать на ноги и снова вышвырнуть меня прочь.
– Мы выполним обещание.
– Знаю, – отзывается Доррин. – Я тоже.
– Доброй ночи, сын.
Перед тем как повернуться и уйти, Оран поднимает руку. Жест его похож на благословение.
Проводив отца взглядом, Доррин поднимается по каменной лестнице. Лидрал заснула на широкой кровати, так и не потушив лампу. Раздевшись, он задувает светильник и ныряет под одеяло, позволив себе лишь легкое прикосновение к обнаженному плечу.
– Доброй ночи... любимый... – сонно лепечет она.
– Доброй ночи.
CLX
– Как такое вообще могло случиться? Как вы могли его проворонить? – тихо произносит Стирол.
Трое Белых смотрят на зеркало, потом переводят взгляд на Высшего Мага. Наконец, Фидел нарушает молчание:
– Он построил корабль, способный плыть прямо против ветра. «Белая Буря», заложив галс, почти догнала его, но он проскочил мыс и ушел.
– Не смогли захватить, так почему, на худой конец, не сожгли?
– Поджечь голую палубу не так-то просто, а он шел без парусов. Засунул в трюм какую-то машину, которая толкала судно непонятным манером. Это позволило ему пройти вдоль самого берега и обогнуть мыс, а потом, под парусами и с этой машиной, его уже было не догнать.
– Постой. Ты же сказал, что он шел без парусов.
– Паруса были свернуты, – холодно и резко поясняет Ания. – А этот его двигатель горяч как хаос, но окован черным железом.
– Как он работает?
– Это нам неизвестно.
– Превосходно! Просто великолепно! В результате вашего недомыслия Черный маг, способный свести на нет всю нашу затею с блокадой, пришвартовался у Края Земли. В общем... – Стирол вздыхает. – В ответе за это – вы! И Джеслек, конечно, но с него уже не спросить.
Ания поднимает брови.
– Чему ты удивляешься, Ания? Неужели до тебя так туго доходит? Удавалось ли нам хоть когда-либо добиться успеха в прямом противоборстве с самим Отшельничьим? – произносит Высший Маг с холодной улыбкой. – Ступайте, все трое, и молитесь, чтобы Черные оказались такими же недальновидными тупицами, как и вы. Чтобы они продолжали лелеять свою разлюбезную гармонию и отказались от машин.
– А если... – пытается спросить Ания.
– А что «если» – сообразите сами. Убирайтесь!
CLXI
Доррин едет верхом рядом с Кадарой. Лидрал с повозкой следует за ними.
– А я ведь и не надеялась вернуться домой, – замечает рыжеволосая воительница, придерживая поводья левой рукой. Правая по-прежнему на перевязи.
– Вроде бы мы дома, а вроде бы и нет, – замечает Доррин, озирая плодородную долину реки Фейн с ее колосящимися нивами.
Если он верно понял указания, вскоре им предстоит свернуть и, поднявшись по петляющей по склону тропе, добраться до единственной на Отшельничьем шахты, где добывают железо. Там же находится и плавильня.
Впереди маячит серый дорожный столб с двумя стрелками. Одна, с надписью «Фейн – 5», смотрит прямо, а другая – «Рудник – 4» – направо. От указателя начинается узкая и извилистая, однако тоже вымощенная камнем дорога. Все трое начинают подъем.
– Как я понимаю, это у вас что-то вроде проселка, – слышится голос Лидрал, почти заглушаемый скрипом повозки. – Но он будет получше иных кандарских большаков.
– Тут ездят подводы, груженные железом.
– К Фрусовой плавильне тоже, но та дорога выглядит куда как хуже.
«Гармония дает определенные преимущества», – думает Доррин, но, вспомнив сомнение на лице отца, решает, что ей присущи и некоторые недостатки.
Рудник представляет собой комплекс из пяти строений, возведенных на широком уступе. Над верхушками сооружений, чем-то похожих на ульи – не иначе, доменных печей, – поднимается дым. Пониже домен находятся две приземистые постройки, откуда доносятся гулкие, тяжкие удары. Водный поток приводит в движение водяное колесо.
– Хочешь зайти? – спрашивает Доррин Кадару, остановившись возле самого маленького из домов, притулившегося в стороне от дыма и грохота.
– Нет.
За столом сидит седовласый мужчина, погруженный в изучение чертежей. При виде вошедших Доррина и Лидрал он встает.
– Я Корбов, начальник рудника. Чем могу служить?
– Я Доррин, кузнец. У меня письмо от Совета.
Юноша передает ему запечатанный конверт. Скребя затылок, Корбов несколько раз перечитывает письмо и наконец спрашивает:
– И сколько же тебе нужно железа?
Доррин был бы не прочь построить корабль целиком из железа и стали, однако сознает неосуществимость подобной затеи. Мало того что на это потребовалось бы более десяти тысяч стоунов железа, но он, вдобавок, понятия не имеет, как рассчитывать прочность такой конструкции. И потому называет цифру, исходя из того, что корпус будет дубовым: