Предчувствие 2. Проклятие

Майя усмехается сквозь сон: она знает, кому принадлежит голос, но ведь этого не может быть, верно? Её мать никогда не стала бы так разговаривать, да ещё и игнорировать чужое мнение, уж тем более мнение Влада. Чушь, приснилось. Она ёрзает на месте, умещаясь поудобнее и вновь проваливается в сон.

***

В этот раз она просыпается самостоятельно и только потому, что становится слишком жарко, несмотря на приоткрытое окно. Майя потягивается насколько это возможно, оглядывается и не замечает Инес в машине, да и вообще в пределах видимости. Она открывает дверь, выбирается наружу, разминая затёкшие мышцы и внимательно осматривает улицу. Тут они уже когда-то бывали всей семьёй… Нью-Йорк? Тонкая светлая бровь выразительно изгибается, а губы наоборот сжимаются в тонкую линию, ох и не нравится ей это.

Майя рассматривает витрины, прислонившись к капоту, пока не натыкается взглядом на кафе через дорогу, где чуть дальше от окна она различает привычный силуэт. Фыркнув и засунув руки в карманы, медленным вальяжным шагом она направляется в ту сторону. Толкает носком обуви дверь, буквально вплывает в помещение навстречу матери и, только приблизившись, понимает, что та не одна. За столом с Инес спиной к ней сидит кто-то ещё. «Изменяем?» – вмешивается язвительно внутренний голос.

Инес вздрагивает, едва завидев дочь, даже встаёт, а тот другой – ноль внимания. Майя обходит столик, становясь нарочито посередине между изменщиками, и нахально протягивает:

– Ну?

Инес копошится, открывает рот, резко его захлопывает, вновь приоткрывает губы, но ей явно никто не собирается помогать. Наконец, она берёт себя в руки.

– Майя, познакомься, это… – Странная заминка в речи. – Это Наоми.

Только теперь Майя и позволяет себе обратить внимание на второго человека за столиком, оказавшимся женщиной. И теряется. Внутри всё замирает, а сердце ухает вниз. Красивая, очень красивая. Эти тёмные волосы, кривая усмешка, тонкая бледная кожа, а глаза… Майя готова поклясться, что никогда и ни у кого не видела таких удивительных глаз, словно подёрнутых дымкой, но при этом ярких, выразительных, необычайного орехового оттенка. Эта незнакомка уже её раздражает.

– Наоми – это как любовница? Решила на женщин переключиться? – Правильно, надо держать марку, а Инес тут же вспыхивает, как будто её оскорбили, но, что поражает особенно, кидается защищать эту Наоми.

– Не смей. – Выходит слишком строго. – Ноэ – специалист, и замечательная подруга.

– Хорошо же вы дружите втайне от отца. – И кто её тянет за язык только, но удовольствие наблюдать замешательство матери ни с чем несравнимо. – Неужели в кои-то веки решилась порвать с ним?

Майя тянет улыбку, получается вымученная ухмылка. Она подтаскивает стул от соседнего столика, ставит спинкой вперёд, оседлав его, скрещивает руки перед собой и продолжает ухмыляться. А у Инес кровь от лица отхлынула, в гроб и то румянее кладут. Она обессиленно оседает на своё место и поднимает взгляд на эту Наоми, или, как там её, Ноэ, просящий такой, замученный. Сбоку раздаётся смешок, привлекая Майю к проклятой незнакомке – та впервые с её прихода проявляет признаки жизни.

Ноэ тянется к пачке сигарет на столе, обхватывает губами одну прямо из упаковки, вытягивает, подносит зажигалку, прикуривает… В этот момент Майя чётко решает для себя: никогда больше не курить. Просто потому что у Ноэ это выходит так… Так сексуально, естественно, кажется, что сигарета – продолжение её губ, и эти глаза, препарирующие душу сквозь толщу дыма. Нет, определённо, больше никогда.

Её гипнотизируют, её увлекают, затягивают в самые глубины, вытаскивают наружу все тайны. Вот она – Майя Янковская – открытая книга перед до дрожи, до мурашек странной женщиной. Она всегда считала себя уникальной, но – чёрт побери! – что не так с этой Наоми?!

Майя отводит глаза, лишь бы не смотреть на Ноэ, но её тяжёлый взгляд давит на тонкие плечи, да так, что приходится стиснуть зубы и молчать. Сохранять тишину и хотя бы видимость покоя, пока не прекратит, но вместо этого Ноэ решает добить её, заговорив:

– Покажи.

– Что показать? – Майя сглатывает, не желая вновь пересекаться лицом к лицу.

– Метку свою покажи, – терпеливо поясняет Ноэ, и это требование доводит до кипения в считанные секунды. Загнанный дикий зверь исчезает, на его месте снова нахальный и раскрепощённый подросток.

– А начерта? – Она поднимает голову, но старается сфокусироваться на стенке за головой Наоми.

– Майя! – Дёргается Инес, возмущённая поведением дочки.

– Что? – Та хмыкает, пожимая плечами. – Я просто высказала своё мнение.

Инес едва не задыхается, уже краснея, сжимает пальцами край стола и почти незаметно подрагивает.

– Не смей выражаться, тем более на людях.

Майя уже намеревается вновь послать сердобольного родителя, когда их препирательства прерывает всё тот же ледяной голос:

– Жить хочешь? Нормально жить, а не пускающей слюни дебилкой в закрытой палате для особо буйных?

– Какая мерзость. – Всё, что получается ответить. Потому что сказанные Ноэ слова не похожи на ложь, слишком уверенно произнесены, будто она не просто знает, а уверена.

– Ты даже не представляешь. – Оскалившись, женщина тушит сигарету и поднимается. – Пойдёмте, тут недалеко.

Глава 2

– Проходите.

Майя вместе с Инес двигаются следом в заставленное книжными шкафами помещение. Книги везде, даже на полу, сгромождённые в не очень аккуратные стопки, но хотя бы не валяются как попало. Сквозь широкую витрину проникает рассеянный свет, из-за чего создаётся ощущение, будто всё вокруг наполнено пылью. Эти маленькие частички скользят по воздуху, переливаются, создавая некий эффект волшебства. Майя фыркает, благодаря мысленно вся и всех, что у неё нет аллергии на пыль.

– Это что такое, Наоми? – Интересуется она, подозрительно осматриваясь.

– Для тебя – профессор. – Упомянутая Ноэ наклоняется, подбирая свалившуюся книгу, и ставит её на место.

– С чего бы вдруг, – фыркают в ответ.

– Потому что она и правда профессор, – вклинивается в диалог Инес и проходит дальше. – Это удивительно, сейчас такие места очень сложно найти, Ми… Ноэ.

– Ага.– Усмехается самая младшая с толикой ехидства. – Склад макулатуры действительно – большая редкость.

– За некоторые из этих книг можно родину продать, – бесцветным голосом, словно читая скучнейшую лекцию, отзывается профессорша.

Майя не находит, что ответить, и просто поджимает губы. Быть может, эта женщина и права, быть может, тут есть что-то стоящее, но на её вкус – всё равно свалка. А Ноэ тем временем отпирает дверь в стороне – со входа её сложно заметить – и приглашает гостей внутрь. Поднимаясь, Майя про себя отмечает, что под лестницей есть ещё один вход, но куда тот ведёт не рискует спросить. Наверху их встречает вполне обжитая гостиная, но, тем не менее, антураж оставляет желать лучшего. Невольно Майя сравнивает эту квартирку на втором этаже с их домом и передёргивает плечами. Ну уж нет, лучше так, чем у них, где всё завалено кучами бесполезных побрякушек, натасканных её родителями со всех частей света, семейными фотографиями на каждом шагу и с целой кладовкой, отведённой под мягкие игрушки.

Ноэ оставляет их ненадолго в гостиной, а сама куда-то удаляется. Стоит её шагам затихнуть, как Майя решается заговорить с матерью о насущном.

– И давно вы друг друга знаете?

– Давненько, – слишком отстранённо замечает Инес, рассматривая гитару в углу комнаты.

«Будто она что-то смыслит в гитарах», – фыркает про себя Майя, но продолжает допрос.

– Это сколько? – Она щурится подозрительно, присаживаясь на широкий диван.

– Лет двадцать. – Пожимает плечами, как ни в чём ни бывало, Инес и даже не замечает шокированное выражение лица дочери. А затем она отчего-то берёт инструмент в руки, проворачивает, осматривая заднюю часть, хмурится чему-то одной ей известному, и ставит аккуратно обратно на подставку. Как раз в этот момент возвращается Ноэ с коробкой в руках.

– Эта гитара… – Растягивает слова Инес.

– Ммм? – Ноэ молча ставит коробку на кофейный столик перед диваном и запускает в неё руки.

– Твоя или… – Поведение матери откровенно поражает Майю: такой она её не видела, такой… Осторожной? На удивление, профессорша откликается мгновенно, словно не желая слышать продолжение фразы.

– Моя. – Она достаёт наконец непонятный флакон, подносит к глазам, пристально рассматривая, вздыхает и возвращает его обратно.

– Значит Абилева? – Не отступает Инес. – Почему не поменяла?

– А зачем? – Ноэ явно не может найти нужное, потому как раздражённо отпихивает коробку и складывает руки на груди, поворачиваясь к собеседнице.