Предчувствие 2. Проклятие

– Я думала, что… – И тут она краснеет. – Ну, что вы поженитесь.

– Пф, – доносится в ответ фырканье. – Нам это ни к чему.

Инес больше ничего не говорит: либо приняла это утверждение, как аксиому, либо просто посчитала логичным. Майя не берётся рассуждать о мотивах этого разговора, просто потому что не знает ничего об их отношениях с этой профессоршей. А та уже стоит напротив, нервно постукивает пальцами по предплечьям, а во взгляде так и читается простое: «Ну?». Она могла бы побесить ещё эту высокомерную зазнайку, но под её взглядом становится не по себе. Майя знает, что нужно делать, всего около суток назад произошла масштабная ссора с отцом на эту тему. На тему её метки. Она встаёт с дивана, скидывает куртку и послушно задирает худи. Вот только совсем не ожидает прикосновения, что следует за этим.

Пальцы у профессорши тонкие, но такие сильные, хватка железная, даже немного больно, быть может, сожми она совсем чуток посильнее – останутся синяки. Но Майя терпит это, старается, как может, однако, дрожь сдержать не получается. Женщина стоит перед ней, присев на одно колено, совсем как Мацуо не так давно, но разница огромная. Сейчас Майя не чувствует себя хозяйкой положения, нет ощущения превосходства и власти, только необъяснимый страх где-то на уровне инстинктов. Она прекрасно понимает, что её метка – нонсенс, что таких наверняка не бывает, и тот факт, что Ноэ знает что-то об этом, автоматически возносит её в разряд «опасных». Майя не любит опасных людей.

Чёрная лоза, напоминающая больше тёрн, обвивает её тело пониже живота. Сзади – две линии переплетены на манер ДНК, обе с шипами, но ближе к тазовым косточкам они сплетаются в одну, а концы уходят ниже, почти что к самому сокровенному. Когда Ноэ склоняется ещё ниже, чтобы рассмотреть последние штрихи метки, Майя радуется тому, что метка всё-таки находится в пределах целомудрия, а не продолжается дальше, иначе было бы сложно объяснить некоторые нюансы.

Наконец Ноэ отстраняется, выпрямляется и задумчиво подносит указательный палец ко рту, прикусывая его. Наверняка, это просто привычка, чисто механическая, но, зная, что эти руки, ладони, пальцы буквально мгновение назад касались её тела… Майя практически падает обратно на диван, рывком натягивает худи едва ли не до колен. Она мысленно ругается на чём свет стоит, но вслух не произносит ни слова.

– Ми… Эм, Ноэ? – Неуверенный голос Инес разбивает звенящую тишину и даже дышать становится после этого легче.

– Я где-то это уже видела… Где-то… – Бормочет та себе под нос и начинает мерить комнату шагами.

Никто её не прерывает. Она делает несколько быстрых, притормаживает, занося ногу, встряхивает головой и продолжает, а затем опять.

– Где-то, что-то похожее, – не успокаивается профессорша, но её вдруг озаряет, и она замирает. Тело напрягается, как готовая вот-вот лопнуть тетива, и прямой становится, словно швабру проглотила. А затем комнату заполняет смех, не нормальный человеческий, а отчаянный, горький, лающий смех на грани истерики.

Ноэ прижимает ладонь ко лбу, кусает губы, силясь подавить эти звуки, что ей удаётся с трудом. И только, когда она наконец успокаивается, обращается к Инес:

– У меня есть одна догадка, но проверить её до завтра не получится. Вы тут надолго?

– Пробудем сколько потребуется, – с готовностью откликается Инес.

– Хорошо… – Она отворачивается к двери, собираясь выйти, но останавливается. – Зарегистрировались где-то? – Инес качает отрицательно головой, и Майя уверен, что профессорша никак не могла этого увидеть, но та видимо чувствует. – Можете остаться у нас. Он завтра вернётся, пусть тоже посмотрит.

– Да, спасибо… Ноэ. – Инес опускается на диван рядом с дочкой, смотрит так заботливо и участливо, и уже обращается непосредственно к ней: – Ты только веди себя хорошо.

А ведь проще сказать, чем сделать.

***

Кухня в квартире оказывается совсем крохотной, туда только и умещается, что плита, стойка с раковиной, небольшая тумба для посуды, плюс один навесной шкаф, холодильник и круглый столик с двумя стульями в углу. Майя считает обстановку удручающей. Особенно отягчает её состояние тюль красного цвета, так и тянет воскликнуть: «Начерта?!»

Ужин проходит в гробовом молчании, и она чувствует себя крайне неуютно, потому что и слепой бы понял, что взрослые молчат только потому, что она тут, а вот уйдёт, тогда начнётся веселье и тайны. Майя скрипит зубами, но больше никак не высказывает собственного недовольства.

Видимо, этот день действительно полон на сюрпризы, так как после ужина Инес уходит вместе с ней, оставляя профессоршу разбираться на кухне. Она проводит дочь в комнату, что им отвела Ноэ, и сама ложится на пол. Если бы днём Майя не слышала, как та предлагала матери остаться в гостиной, а она отказался, то наверняка затеяла бы скандал, но в этом вся Инес – долбанное самопожертвование.

Ещё некоторое время она возится в постели, пытаясь уснуть, хотя, обычно, у неё никогда не возникает с этим проблем на новых местах, просто в этот раз дело во владельце дома. Майя ворочается, прогоняя в голове разные возможные сценарии, в которых Ноэ оказывается маньячкой-убийцей. Представляет, как даёт ей отпор… «Удивительно», – думает Майя на грани сна: – «Насколько же разные эмоции может вызвать один и тот же человек».

***

Девочка заснула. Инес может это понять по малейшим изменениям её дыхания. Она мягко поднимается с расстеленного матраса, заправляет его, тихо сворачивает и оставляет в углу, а затем так же бесшумно приоткрывает дверь, попутно кидая ещё один взгляд на дочь, чтобы убедиться, что та всё ещё спит, и выскальзывает в коридор.

Квартира Мии кажется ей лабиринтом: узкие проходы, многочисленные двери и проёмы, и всё при этом завалено книгами. Если тут умрёшь, то тебя искать будут очень долго. Инес пробирается по основному холлу до лестницы, спускается вниз и толкает темноту, точно зная, что там скрывается ещё одно помещение, об этом ей намекнула сама Мия. И действительно, дверь поддаётся, впуская Инес в просторную и так же, как и весь дом, забитую книжными стеллажами комнату.

В центре стоит массивный круглый стол, наполовину скрытый странными свитками, по кругу расположены пара кресел, ещё три стула вразброс по периметру и узкий потёртый диванчик у дальней стены. Мия стоит к ней спиной, упирается руками в стол, придерживая ими таким образом свиток, пытающийся машинально свернуться.

– Помочь? – Она всегда готова, подходит ближе и становится рядом.

– Нет. – Мия встряхивает головой. – Бесполезно. Лучше садись.

Та и не думает спорить, подтягивает к столу один из стульев, усаживается едва не на самый ободок и складывает руки на коленях. Мия всё это видит, фыркает почти неуловимо, но не комментирует. Она отходит к одному из застеклённых стеллажей, открывает, выуживая на свет бутылку и пару стаканов, и возвращается к гостье. Бокалы наполнены, и один едва ли не насильно впихивается в сцепленные руки Инес.

– Расслабься, – советует Мия и сама же следует этому наставлению, откидываясь на кресло позади. Она закидывает ногу на ногу, салютует бокалом и одним махом глотает около трети алкоголя.

Инес так не может, есть вероятность, что и не хочет: она осторожно цедит виски, но при этом не морщится. Беседа не вяжется и, вроде как, никому это и не нужно, вот только обе знают об обратном. Едва они заканчивают с первой порцией, Мия наливает по новой. Вот теперь пойдёт разговор.

– Знаешь… – Начинает Инес. – Я давно хотела тебе сказать… Точнее извиниться. – Замолкает, в надежде на какой-то эффект, но ничего не происходит. Вздох. – Я хочу извиниться за то, что украла у тебя соулмейта.

Тут она уже поднимает взгляд на собеседницу, боясь увидеть ненависть в чужих глазах или отвращение, обиду, боль, но встречает лишь безразличие и, разве что, холодный интерес. Мия всего лишь изогнула вопросительно бровь, не намереваясь помогать с извинениями.

– Ведь я знала, я видела тогда его метку и… – Она делает большой глоток для храбрости, забывая вдохнуть. – Я должна была отказать ему, отправить к тебе. Мне не стоило… – Резко осекается.

– Не стоило что? – Голос Мии звучит ровно и безэмоционально. – Спать с ним?

– Ми… – Возразить ей не дают.

– Да, не стоило, – подтверждает та её слова. – Но какая разница? Не ты, так была бы другая.

Несмотря на всю свою показную невозмутимость, что-то да проскальзывает в её наигранно расслабленной позе, и лёгкой хрипотце, и напряжённых плечах, сведённых скулах. Инес вновь опускает взгляд, ей не хватает смелости смотреть напрямую. Хотя уже поздно говорить о таких вещах, но сейчас, зная, что ожидает её дочь в случае неудачи с меткой, она может полностью понять ситуацию, сложившуюся в прошлом. Горькие слова Мии горше даже самой полыни, ведь они есть правда.

– Какая разница, что было. Кому-то не хватило честности, кому-то бескорыстности, а кто-то просто хотел быть любимым.

«Пусть даже за чужой счёт» повисло невысказанным.

– Я… – Она пытается собраться. – Я… – Честно пытается. – Мне правда…

– Брось. – Лёгкий, небрежный тон, совсем как когда-то. – Это уже не имеет значения. Ведь, не сложись всё так, как вышло, я бы не нашла свою истинную любовь и пару.

Инес усмехается, но по-доброму, легко, допивает виски, ощущает приближение Мии, которая вновь наполняет стакан, поднимает голову, чтобы встретиться с ней взглядом. Но вместо зрительного контакта, её ожидает другой. Тёплые тёрпкие губы с едва ощутимой горчинкой касаются её собственных. Поцелуй лёгкий, осторожный, даже трепетный – всего лишь дань успокоения страдающей душе, знак, что её простили.

– Ты расскажешь, как оно всё было? – Интересуется Инес, когда она отстраняется и усаживается обратно в кресло.

Мия пожимает плечами, словно нехотя:

– Что именно ты хочешь знать?

– Всё.

Утро встречает нерадивых алкашей головной болью и тошнотой. Одну из них, по крайней мере, точно, второй же, что с гуся вода. Инес откровенно завидует стойкости Мии, которая пила до утра и даже не окосела, когда она сама отключилась уже к концу первой бутылки, а, проснувшись, увидела ещё одну пустую на столе. Она выходит наружу, пробираясь под лестницей в зал, являющийся по совместительству магазином, придерживается за стену и видит, как Мия проверяет что-то на ноутбуке за стойкой продавца.

– Доброе, – отзывается та на её приветствие. – Аспирину?

– Было бы неплохо. – Кивает Инес.

– Сейчас, секунду.