Но, когда я увидела его, в груди защемило, глаза защипало от слёз. Конечно, я не расплакалась. Вместо этого попыталась улыбнуться, потому что папа смотрел на меня. Бледный, измождённый, с тёмными провалами вокруг глаз, синеватыми губами, он лежал на кровати и протягивал мне руку, точнее чуть приподнимал над одеялом.
– Папа, – всё-таки всхлипнула и бросилась к нему. Но на край кровати опустилась осторожно, чтобы не навредить. Аккуратно наклонилась и осторожно обняла отца. – Папочка…
Мама уже плакала, стоя в изножье больничной постели.
– Ну-ну, развели мне тут сырость, – нарочито строго сказал папа. Но мы с мамой всё равно продолжали всхлипывать.
Этот человек был совсем не похож на моего отца. Потому что мой папа – самый сильный, самый смелый, он крепко стоит на ногах и помогает устоять другим. Его обожают пациенты и медперсонал. И я очень надеюсь, что он скоро снова станет прежним. Потому что слишком больно смотреть на него такого…
– Ну, рассказывай, как там мой внук? – папа не терпел жалости к себе и сейчас делал вид, что всё в порядке, что не происходит ничего выдающегося.
– Он в Карелии, в лагере, – я хлюпнула носом и тут же надавала себе мысленных пощёчин. Папе нужна поддержка, а не расклеившаяся дочь. Поэтому продолжила бодрым голосом. Ну… относительно бодрым. – Там у них фэнтезийная смена. Играют в волшебников, рыцарей и драконов.
– А принцессы-то у них там есть?
Мама хлюпнула от смеха. А я несколько секунд непонимающе смотрела на папу, прежде чем до меня дошло – он шутит. Господи, ну конечно, драконы и принцессы. Только от этого понимания не стало легче, наоборот, ещё больше захотелось разреветься. Ведь это я прилетела, чтобы его поддерживать. Это я должна разряжать обстановку и шутить.
– Папочка, как же я тебя люблю, – снова обняла его, может быть, чуть крепче, чем разрешал больничный регламент.
– Это я понял, – он погладил меня по голове, принимая поддержку, – но всё-таки – что там насчёт принцесс?
Мы с мамой переглянулись, улыбаясь самыми уголками губ. У Тёмки была одна тайна, которую он доверил только мне.
– Есть одна принцесса, – я вытерла слёзы, – одноклассница. Она к магии равнодушна, но тоже поехала в этот лагерь. Так что есть надежда на взаимность…
– Молодец внук! – папа довольно улыбнулся. – Женщину нужно выбирать по схожим интересам или вовлекать в них.
Мама подошла с другой стороны постели и взяла его правую руку, в то время как я сжимала левую.
– Мы с тобой, пап.
– Я тоже люблю вас, девочки, – ощутила ответное пожатие, но такое слабое, что становилось страшно.
– Как поживает наш любимый доктор? – в палату вошла медсестра, перед собой она катила небольшой медицинский столик, застеленный белой простынкой.
– Уже пора? – мама побледнела.
– Мария Григорьевна, а ну прекращай разводить панику. Ребёнка пугаешь. Ты же знаешь, что прогнозы очень хорошие, – женщина говорила нарочито громко, как будто голосом могла разогнать напряжение и страх, скопившиеся в палате.
– И правда, Маш, ну чего ты паникуешь раньше времени? Никуда я от тебя не денусь, – но слабый папин голос отнюдь не внушал уверенности.
– Вот правильно Сергей Львович говорит, не надо нервничать. И вообще, нам с ним нужно уединиться.
– Ты уж поосторожней с моим мужем, Кать, – шутливо пригрозила ей мама и потянула меня из палаты. – Пойдём, Саша. Папу нужно подготовить к операции, – на последних словах голос у неё всё-таки сорвался.
– Маша, всё будет хорошо, я к тебе вернусь. Обещаю.
Мама обернулась и сквозь слёзы послала папе воздушный поцелуй.
Мы разместились на стульях в холле. Я принесла из автомата два стаканчика с кофе, понимая, что мама всю ночь не спала. И сейчас вряд ли сможет.
Домой она ехать отказывалась, уверенная, что, как только покинет территорию больницы, что-то обязательно пойдёт не так.
– Маш, ты чего тут сидишь? Твоя смена давно закончилась, – к нам подошёл смутно знакомый мужчина в белом халате.
– Не могу, Ген, – всхлипнула она, – там Серёжка… – и расплакалась, закрыв лицо ладонями.
– Маша, – он сел на соседний стул и положил руку маме на плечо, заставив поднять голову и проникновенно глядя ей в глаза, – те же знаешь, Гоша – профи, к нему из Краснодара на шунтирование приезжают. Если он сказал, что прогнозы хорошие, так и есть. Он не стал бы тебя понапрасну обнадёживать. Иди домой. Ты еле сидишь, да и дочка твоя устала.
Мама обернулась на меня, словно только что обо мне вспомнила.
– Ой, где мои манеры? – шмыгнула носом и выпрямилась на стуле. – Саша – это Геннадий Викторович, мой начальник.
– Заведующий терапевтическим отделением, – он с нарочито серьёзным видом протянул мне ладонь, как будто я была пятилетним ребёнком. Впрочем, увидев доктора Гену, я себя такой и почувствовала.
– А я вас помню… – произнесла растерянно, действительно погружаясь в воспоминания того вечера, когда мы с Логиновым спасали Герду, наевшуюся острых куриных костей.
– Я тебя тоже, – улыбнулся Геннадий Викторович, – как поживает твой дружок?
– Нормально… – лучше бы у него не была такая хорошая память, думать о Ярославе сейчас мне хотелось меньше всего.
Мама взглянула на меня удивлённо, она была не в курсе той давней истории. Не дожидаясь расспросов, я перевела тему.
– С моим папой точно всё будет хорошо?
– Обязательно, ваш папа – счастливчик, ведь у него есть вы, а значит, есть ради кого жить. Он обязательно выкарабкается, – доктор Гена похлопал меня по плечу и ушёл по своим начальственным делам.
– Мам, поехали домой, – решила я взять временное управление семьёй в свои руки, – на тебе лица нет. Надо отдохнуть. А после обеда снова вернёмся.
Мама удивлённо взглянула на меня, но ничего не сказала, только кивнула головой. Она, и правда, очень вымоталась за эти дни.
* * *
– Мама! Мамочка! Просыпайся!
Я открыла глаза. Оказывается, уснула в комнате сына.
– Мама, смотри! – это доносилось с улицы.
Я подошла к окну. Всё было белым. На землю, ветви деревьев и беседку падали большие снежные хлопья. Внизу по колено в снегу стоял мой сын и махал мне рукой.
– Мама, смотри, как красиво! Иди сюда!
Я улыбнулась ему, не в силах понять спросонья, почему Тёма здесь, и откуда столько снега в июне. Пока я пыталась собраться с мыслями и начать соображать, в конце двора появился мужской силуэт. Он приближался к моему сыну, подходил всё ближе и ближе.
Лицо мужчины было скрыто капюшоном. Я не могла разобрать, кто это такой, но подспудно ощущала исходившую от него опасность. Опасность для моего ребёнка. Ему было нельзя приближаться к моему малышу.
– Тёма, сзади! – закричала я, приближаясь к стеклу.