Черный ангел смерти

– Помоги мне, парень, – обернулся он к Петрику.

Тот тоже поднялся, глотая слёзы, помог вытащить из страшной кучи тела отца и брата. Потом пошли дальше, внимательно оглядывая погибших. И тут из-под одной кучи до них долетел тихий, едва слышный стон. Вовчак кинулся туда, быстро раскидал мертвецов и увидел потемневшее лицо сотника Василя. Ранение было очень тяжёлым, но воин был ещё жив.

– Ярка, – громко позвал Вовчак, – скорей сюда. Мы нашли его.

Девушка кинулась на зов и замерла. Василь, её Василько, лежал среди погибших своих и чужих воинов с проткнутой мечом грудью, но ещё дышал и едва слышно стонал.

– Любый мой, сердечко моё, – прошептала она сквозь слёзы.

И тут синие глаза широко распахнулись и, казалось, глянули на неё. Но нет, жизнь уже покидала искалеченное тело. Василь ещё раз простонал, содрогнулся и затих навсегда.

Горю девушки не было границ. Погибли все, кто был ей дорог. Остался только Петрик. Как же теперь жить дальше?

Тем временем суровый воин быстро выкопал яму под стеной крепости, туда снесли тела воеводы Стеслава, обоих его сыновей и сотника Василя и закидали их землёй. Больше ничего уже для погибшей крепости они сделать не могли. Бывшее городище осталось в объятиях смерти.

Покидая разорённую крепость, Вовчак прихватил с собой меч воеводы Стеслава, чтобы передать его со временем подросшему Петрику. Он чувствовал себя теперь ответственным за этого осиротевшего мальчика, которого воевода доверил его заботам. Но что он может сделать для него теперь, в этой новой жуткой жизни, не знал и сам. Подумав немного, Вовчак собрал ещё, что мог, из оружия, захватив с собой на тот берег. Больше прийти сюда они не смогут. Летнее солнце делало своё дело, и только вороньё кружило теперь над местом, где ещё недавно стояла мощная крепость, и жили люди.

Волна смерти прокатилась по их земле, и казалось, что весь мир вокруг умер, покрылся чёрным пеплом. Но это было не так. По-прежнему сияла под солнцем чистой голубизной река Рось, несущая свои воды к могучему Днепру. Пастбища и луга по её берегам были вытоптаны, но леса вокруг зеленели. Их-то набежники-степняки боялись, лишь к краю решались подступать, когда валили деревья для своих надобностей. И в этих лесах сохранилась жизнь. Там снова распевали свои песни птицы, хищники добывали себе пищу, вонзая когти и зубы в недостаточно увёртливую добычу, копошилась на земле всякая мелочь. И ещё здесь смогли спрятаться люди, те, кто успел спастись от вражеской стрелы или безжалостного удара боевого топора. Таких немного было в окрестностях, но Вовчак нашёл их и собрал в одном месте – у подножия невысокой горы на берегу Роси, напротив погибшей крепости. Это были, в основном, молодые женщины с детишками, пара старух, да два мальчишки-подростка чуть старше Петрика. Здесь, под горой, под защитой воина, им легче было выжить. Тут рядом была река, а значит, и рыба. Кое-что можно было добыть охотой. Да и лес давал людям пропитание. Конечно, впереди была зима, и её нужно было пережить. Поэтому общими силами копали и укрепляли землянки, заготавливали, как могли, припасы. Петрик, да ещё два мальчонки, чуть постарше, – Стенька и Тишка – стали главными добытчиками. Мальчишки из окрестных поселений сразу признали Петрика, как сына воеводы, за главного. И они вместе трудились, насколько хватало сил, – ставили силки на зверя, ловили рыбу, заготавливали дрова.

А сам Вовчак, устроив, как мог, новое лесное поселение на Роси, оставил его на попечении Петрика и его дружков. Он надумал отправиться на разведку. Надо было узнать, что сталось с другими крепостями и поселениями на реке, и хотелось найти ещё живых людей. Оставаться в этой заброшенной глуши и не знать ничего о том, что творится вокруг, было трудно с самого начала, а теперь стало невыносимо. И он двинулся по реке, взяв ту самую лодку, что послужила им уже раньше.

Пошёл воин вверх по течению. Там, в широкой излучине Роси на скалистом левом берегу стояла могучая крепость Юрьев, названная в честь самого князя Ярослава, его крестильным христианским именем. Вовчаку доводилось бывать в этом стольном городе Поросья, центре Поросской православной епархии, и он хорошо его помнил. Сердцем города была гора с высящимся на ней мощным детинцем, а рядом белокаменной высокой церковью, видной издалека. Внизу раскинулся посад. А вокруг густые, дикие леса. Город не раз отбивал набеги кочевников, печенегов, потом половцев, перекрывая им дорогу на север, к Киеву. Что сейчас? Страшно было представить руины и смерть на месте цветущего города, но сердце вещало недоброе. И где-то в глубине души теснились неясные предчувствия, что ему на веку предстоит увидеть ещё великое множество разрушений и горя людского. Он гнал их от себя, но избавиться от них не мог.

Два дня шёл он по реке, осторожно прокладывая себе путь и внимательно глядя по сторонам, готовый в любой миг схватиться за оружие. Но вокруг было тихо. Жизнь вымерла по берегам Роси, только птицы подавали голоса в раскинувшихся вокруг лесах, да рыба плескалась в воде временами. К вечеру другого дня стал Вовчак присматривать место для стоянки. Нужно было ещё рыбы наловить, да ужин себе приготовить.

И вдруг на самом берегу увидел живого человека, впервые за всё время пути. Это был старый дед, и занимался он тем же, что и Вовчак собирался делать, – готовил себе на маленьком костерке еду.

– Эй, дед, – окликнул его воин, – ты живой человек или мне только чудишься?

Старик вздрогнул от неожиданности, потом широко заулыбался.

– Живой, живой, сынок, – проговорил на удивление сильным и молодым голосом. – Как же я рад видеть тебя! А то казалось, что никого вокруг и нет уже. Страшное это дело одному остаться на земле, истинное наказание Господнее.

Старик, как видно, любил поговорить, и это очень обрадовало Вовчака, успевшего уже истосковаться по человеческой речи за время пути. Он быстро причалил к берегу, привязал лодку к опускающимся в воду ветвям раскидистой ивы и подошёл к костерку.

– Вот и славно, что ты поспел к ужину, мил человек, – приветливо заговорил дед снова. – Я как чуял, пару лишних рыбёшек в золу заложил. Садись, да поведай мне скорей, откуда идёшь, и что в твоих местах деется.

Вовчак рассказал старику о горьких днях, когда порушена и сожжена была на его глазах крепость Гнездо. Говорить об этом было больно, временами голос срывался. Дед печально покачал головой:

– Вот и я иду от того же. Своими глазами довелось видеть, как монголы проклятые берут Юрьев и рушат его, и жгут. Кругом людские стоны, крики, а они, знай, машут саблями своими кривыми да топорами окровавленными.

– Неужели порушили крепость совсем?

– До основания, сынок. Всё черно там, только на горе белеют развалины храма. Он ведь из огромных белых камней сложен был. Свалить его монголы не смогли, но порушили сильно и крышу спалили.

Говорит, а сам едва сдерживается. Там, в городе этом под детинцем могучим, остались навсегда его сын, невестка и внуки. Горько, ох, как горько оставаться на старости лет одному, как перст. Но такая уж у него судьба, а от неё ведь не уйдёшь, не скроешься.

– И куда ты теперь? – полюбопытствовал Вовчак.

– Людей ищу живых, не могу ведь жить один, как сыч, в лесу.

– Вот и считай, что нашёл, – утешил его Вовчак. – У нас там, под горой, небольшое поселение образовалось. Бабы и детишки, в основном, но всё живые люди. Я их по лесам окрестным собрал. Вместе легче будет и зиму пережить, и вообще выжить, если только это возможно, когда на нашу землю страшная чёрная саранча пошла. Всё ведь сожрёт и не подавится.

Он от души сплюнул, выражая всю свою злость и ненависть.

– Должны выжить, – тихо сказал дед, – тем более детишки. Их, как я понял, и оберечь некому, кроме тебя.

– Нет, есть там ещё сын славного воеводы Стеслава, что пал в битве, до последнего защищая свою крепость. Петрик его зовут, да ему только десять годочков от роду. А ещё есть два пришлых мальчонки, что я привёл вместе с бабами – Стенька и Тишка. Они тоже не намного старше. Но сейчас времена тяжёлые, и мальчишкам рано приходится становиться взрослыми. Петрик вон на моих глазах из мальчишки в мужчину превратился, когда на разрушение родной крепости смотрел. Вот они сейчас и оберегают поселение.

– Это хорошо, – признал дед и улыбнулся беззубым ртом. – Из таких мальчишек сильные воины вырастают.

Он помолчал, потом встрепенулся:

– А тебя-то так зовут, мил человек?

– Вовчак я, был воином в крепости, да велел мне воевода детей его, сынка Петрика и дочку Ярку, от ворога спасти, на тот берег реки переправить и уберечь от беды. Так и жив остался. Да душа болит, что крепость не защищал.

– Не печалься, воин, – тихо проговорил дед, – ты большое дело сделал, душу отцовскую утешил надеждой, что дети его живы останутся.

Потом помолчал немного и добавил.

– А меня кличут Севом, и я всех, всю семью потерял в Юрьеве.

Вовчак глянул на деда сочувственно:

– Даст Бог, у нас приживёшься, дед Сев, и будет у тебя другая семья. Пусть не родная, а всё не один на свете жизнь свою доживать станешь.

Дед согласно покивал головой, но печаль не ушла. За своими родными душа болела и исходила горючими слезами. Однако нужно было жить дальше, и предложение Вовчака было очень ко времени.

Мужчины поели в молчании и улеглись спать. Рано утром поднялись и двинулись в обратный путь, вниз по реке.

Теперь по течению плыть было легче, и они достигли развалин Гнезда уже в середине другого дня пути. Вовчак хотел отправить деда Сева в поселение, а сам ещё пройти по реке до Богуслава. Поглядеть на берега да людей поискать. Но дед вызвался плыть с ним, и воин согласился – вдвоём и впрямь лучше.

Вниз по течению лодка шла легко, но до самого Богуслава было дальше, чем до Юрьева. Вскоре они заметили, что берега становятся всё более каменистыми. А потом скалы и вовсе встали высокими стенами, и река меж ними стала быстротечней и неспокойней. Теперь вперёд продвигались очень осторожно, по-над берегом, а потом и вовсе вытащили лодку из воды. Вокруг была несказанная, какая-то первозданная красота. Клонящееся к закату солнце окрашивало скалы в розоватый цвет, и они казались сказочными великанами, высотой до шести саженей, не меньше, наклонившимися над рекой. А впереди посередине реки возвышался небольшой каменистый остров, и вода вокруг него бурлила и кипела, образуя небольшие, но опасные пороги.

На берегу, тут и там, тоже были разбросаны огромные каменные глыбы, между которыми вилась дорога наверх, к самому городу. Но Богуслава на высокой скале больше не было, от него остались лишь чёрные обгоревшие остовы домов, да везде были разбросаны мёртвые тела, уже порядком обглоданные хищными зверями и птицами. Смотреть на это было моторошно, и мужчины поспешили покинуть погибший город. Поднявшись ещё чуть-чуть вверх по реке, они стали на ночёвку. Говорить не хотелось, на душе было сумрачно. Ведь везде вокруг, куда ни глянь, царили разрушение и смерть.

Вовчак, взяв лук, отправился в лес, подстрелить какую-никакую дичь, пока ещё светло, а дед Сев пристроился на берегу ловить рыбу. Он в этом деле, как заметил воин, был большой мастак. Вскоре возле вытянутой из воды лодки уже горел костерок, и на нём поджаривалась заячья тушка, а в золу были пристроены несколько рыбёшек. Аппетитный аромат разнёсся по берегу. И тут невдалеке послышался человеческий голос, скорее жалобный стон.

Не зная, кто это там, в потемневших уже кустах, Вовчак вскочил, изготовившись на всякий случай к битве. Но из зарослей показалась маленькая фигурка, едва держащаяся на ногах. Не такой уж и старый, как казался, дед Сев имел к тому же зоркие глаза.

– Ты смотри, девчонка, – удивлённо проговорил он. – Да она сейчас упадёт, держи её, Вовчак.

И во время сказал. Подскочивший к девочке воин подхватил уже падающее хрупкое тельце в край обессилевшего ребёнка. Это были, казалось, ходячие мощи, а не живой человек.

Устроив девочку возле перевёрнутой на ночь лодки, Вовчак побрызгал ей в лицо водой, а потом смочил сухие потрескавшиеся губы. Она жадно облизнула их и открыла глаза. Серые как вечерние облака глазищи казались огромными на маленьком исхудавшем личике, и в них появился страх.

– Не бойся, малышка, мы свои, – тихонько успокоил её воин. – Вот, испей ещё водицы.