Любовь и… любовь

Первым побуждением Лики было повернуться и бежать без оглядки от этого мужчины, желающего купить её тело. Потом она представила себе голодные глаза Олежки и то, сколько всего она сможет купить на эти деньги для своего ребёнка. И она осталась на месте.

– Это не купля-продажа, девочка, как на рынке, – проговорил всё понявший, умудрённый жизнью завхоз. – Это помощь. Только взаимная Я тебе деньги, а ты мне радость. Только и всего. А?

Лика взглянула на него неуверенно, потом кивнула головой. Была, не была. Другого выхода ведь всё равно нет.

Он удовлетворённо улыбнулся, взял её за руку и повёл за собой. Привёл в довольно уютную подсобку. Здесь даже старая медицинская кушетка нашлась, на металлических ножках.

Иван Гаврилович бросил на кушетку плотное одеяло, потом уложил на неё Лику, предварительно освободив от одежды. Погладил её живот, бёдра, и прямо загорелся весь. Быстро скинул с себя штаны и принялся за дело. И не опозорился, справился с задачей на «отлично», как подумала Лика.

– А я ещё ничего мужик, да? – поинтересовался на всякий случай.

Лика забыла про смущение начисто. Она давно уже была без мужчины, а тело своего просило.

– Да вы ещё о-го-го, Иван Гаврилович, молодых за пояс заткнёте, – она улыбнулась. – Я такого не ожидала, по правде говоря.

Мужчина расплылся в довольной улыбке. Ну, кому же, скажите на милость, не будут в радость такие слова?

– Да, я ещё могу погеройствовать, хоть и не часто, к сожалению. А вот моя старуха и думать об этом забыла.

И он протянул Лике обещанную купюру.

С тех пор один-два раза в месяц Лика встречалась со щедрым завхозом в маленькой подсобке и получала порцию мужской энергии, а в придачу к ней такую желанную купюру, которая позволяла ей покупать подрастающему Олежке более дорогие и питательные продукты и даже иногда радовать его подарками. А по временам Иван Гаврилович просто подбрасывал Лике продуктовые наборы, которые тоже очень помогали ей.

Никаких разговоров о нежных чувствах между ними никогда не было, как и самих чувств. Была голая физиология, но она шла на пользу обоим.

Так Лика протянула года полтора, но всё время не переставала искать новую работу. Однако нашёл её всё тот же Иван Гаврилович. Он, видимо, понимал, что надолго его не хватит, а ударить лицом в грязь перед молодой женщиной, дарившей ему столько радости, не позволяла мужская гордость.

И как-то в марте, когда коллектив отмечал Международный женский день, завхоз снова уединился с Ликой в ставшей привычной подсобке. В этот раз он был особенно настойчив в стремлении подарить женщине удовольствие. И преуспел.

Лика взглянула на него с удивлением – сегодня всё было не так, как всегда.

– Это моя лебединая песня, девочка, – улыбнулся мужчина, но глаза оставались невесёлыми, – и я буду помнить её до конца своих дней. А у тебя впереди другой путь, лучший.

И он протянул Лике не одну, а две купюры и ещё бумажку, на которой были написаны адрес и телефон.

– Твоё новое место работы, Анжелика Викторовна, – сказал, – хорошее, гораздо лучше, чем здесь. И денег больше, и возможность для карьерного роста есть. Завтра же можешь приступать, я обо всём договорился.

И он, пряча глаза, отвернулся и вышел. Лика даже «спасибо» ему сказать не успела, за что потом долго себя корила.

На другой день она пошла на новое место работы, где действительно оказалось намного лучше.

Ивана Гавриловича она больше не видела никогда, но вспоминала часто. С благодарностью в душе. Он, конечно, помог ей весьма своеобразным образом, но при этом она, странное дело, никогда не чувствовала себя униженной. Он хорошо ей всё это преподнёс: встретились два человека, имеющие нужду каждый в своём, и дали один другому то, что надобно. И всё. И никаких сантиментов. Он был честен с ней и не обещал больше того, что мог дать. И потом, он ведь ничем не нарушил покой своей семьи, а это в её глазах дорогого стоило. Сколько историй наслушалась она, вращаясь в женской среде, о тех, кому «седина в бороду, а бес в ребро».

Вот и её тётка, как она узнала от неё самой в минуту откровенности, пострадала в жизни от того же. Муж оставил её с двумя детьми и племянницей на руках и ушёл обновлять свою мужскую силу в постели молодой жены. Закончил жизнь на больничной койке, и закрыла ему глаза вовсе не молодая жена, а она сама. Так получилось. Не смогла она оставить мужа, с которым прожила много лет, один на один со смертью. Он повинился перед ней, прощения просил, уверял, что его «бес попутал». Это, конечно, ничего уже не изменило, но хоть в памяти не так мрачно осталось.

Это жизнь, думала Лика, простая человеческая жизнь со всеми её красивыми и уродливыми проявлениями. Прав, тысячу раз прав был Иван Гаврилович. Слабости есть у каждого, ведь все живые люди, но выходить при этом из положения нужно всё-таки достойно.

Потом Лике стало не до размышлений. Новая работа предъявляла ей и более высокие требования. А вскоре она поняла, что если приложить усилия, то можно встать ещё на одну ступеньку выше, потом ещё. А каждая ступенька это дополнительные деньги, которые так нужны. Олежка растёт, возрастают и расходы. И кормить ребёнка надо хорошо, и одеть его так, чтобы не хуже других был. Дети ведь очень чувствительны к таким вещам. А ей не хотелось, чтобы её сын чувствовал себя обделённым, и так без отца растёт.

О себе вспоминала лишь по необходимости. Чем выше она поднималась в том маленьком царстве, куда пристроил её Иван Гаврилович, тем строже нужно было соблюдать дресс-код. И постепенно Лика создала себе образ строгой деловой женщины – волосы в пучок, никакой яркой косметики, ничего броского. Строгий костюм, тёмный зимой, нейтральных цветов летом, застёгнут на все пуговицы. Вежливость, корректность, и ничего сверх того. Сотрудники её не любили, хоть и уважали за деловые качества. А зачем ей их любовь? Она спряталась в этот надёжны1й кокон и сидит в нём, позволяя себе быть живой и настоящей только дома. Так спокойнее, и меньше вероятность возникновения конфликтных ситуаций.

Иногда, особенно летом на отдыхе, её женское естество напоминало о себе, порой очень настойчиво. И нестерпимо хотелось, нет, не любви, это в принципе вообще уже невозможно, но просто сильного мужского тела рядом. И время от времени она себе это позволяла, тщательно обеспечив безопасность. Важно было оградить себя не только от физических последствий, но и от случайных пробоев в сфере чувств.

Лика уже давно поняла, что полюбить не сможет никакого другого мужчину, каким бы распрекрасным он ни казался. Просто весь запас своих чувств она отдала одному-единственному, необходимому ей как воздух, человеку ещё на заре жизни. И для других мужчин не осталось уже ничего. А жить рядом с нелюбимым – нет, такого она больше для себя не хотела. Уж лучше оставаться одной. И потом, зачем её сыну отчим? Чужой ребёнок никогда не станет родным, думала она, и отметала даже мысль о возможности повторного замужества.

Шли годы. Олежка подрастал и всё больше становился похожим на отца. Это совсем не радовало Лику. Хотя иногда она утешалась мыслью, что её дорогой мальчик, если он действительно унаследовал некоторые таланты отца, никогда не пропадёт в жизни. Правда, это утешение было приправлено немалой долей горечи.

– Ты смотри, Анжелика, наш мальчик-то растёт копией отца, – заметила как-то тётка, заглянув к ней «на огонёк». – Как бы и он таким гадом как твой бывший не стал.

Тётка много лет горько раскаивалась в своём легковерии. Она позволила Николаю обмануть себя. Он казался ей таким приличным и приятным во всех отношениях мужчиной, а оказался… Ох! Лучше и не вспоминать.

– Ну что ты, тётя, он ведь мой сын, – успокоила её Лика, – отца с малолетства не видел.

Тётка только недоверчиво покачала головой. Она знала жизнь лучше племянницы, и ничего хорошего от неё, на основании собственного опыта, не ждала.

А ещё через пару лет Олежка самым наглядным образом продемонстрировал Лике, чей он на самом деле сын.

Мальчик как раз заканчивал десятый класс и уже получил паспорт, что было очень торжественным событием в их маленькой семье. И как-то вечером, после ужина, Лика заговорила о том, как им лучше всего провести лето, куда поехать отдохнуть.

Взгляд сына на мгновение вильнул, и сердце женщины пронзила острая боль – она ещё не забыла того последнего разговора с Николаем. Но Олежка смотрел уже прямо и твёрдо.

– Знаешь, мама, этим летом я не смогу отдыхать с тобой. Я поеду к отцу.

Это было словно удар топора палача, безжалостно отсекающий от тела положенную на плаху голову, – она читала о таком в книгах. Сердце на миг остановилось, мир вокруг потемнел и сжался, больно сдавливая её со всех сторон.

– Это ведь нормально, – продолжал сын, как ни в чём не бывало. – Он пригласил меня, а я хочу посмотреть, как он живёт.

– Как ты нашёл его? – только и смогла проговорить Лика, но голос свой не узнала.

– Добрые люди помогли, – сын оставался спокойным. – А потом Интернет. Он многие проблемы помогает решить.

Лика не в силах была выдавить из себя ни слова. А если бы и могла, то это ничего не изменило бы. Бейся она сейчас в припадке конвульсий, сын всё равно переступит через неё и пойдёт туда, куда наметил. Перед ней был Николай, молодой и по-юношески милый, но такой же до крайности эгоистичный и бесчувственный – осознание этого пришло, как удар хлыста. Больно, но изменить ничего уже нельзя. Гены, с ними не поспоришь. И напрасно она думала, что это её сын. Олежка – сын своего отца, один к одному.

– Отец уже прислал мне приглашение и помог оформить документы, то есть подсказал, как это сделать, и денег подбросил, – развивал повествование сын. – Он в Германии живёт, недалеко от Мюнхена. Ты разве не знала?

Лика только покачала головой. Нет, она этого не знала. И то, что об этом узнал сын, стало для неё ударом ниже пояса, как говорят в боксе.

Как прошло это лето, Лика помнила не очень отчётливо. Она что-то делала, куда-то ходила, даже попробовала поехать отдохнуть. Но отдых не сложился, и она возвратилась домой. Она ждала. Ждала сына, который все эти годы был средоточием её жизни.

Олежка вернулся в конце августа. Он очень изменился – окреп, стал шире в плечах, загорел и посвежел. И как-то сразу стал взрослым. Он взахлёб расхваливал жизнь Николая там, в далёком зарубежье.

– У отца там новая жена, Анет, крутая баба, – рассказывал сын. – У неё большущая ферма. И чего там только нет! Одних бычков годовалых голов сто, не меньше. И парники, и выпасы.

Сын мечтательно прищурился.

«Ага, – подумала Лика, – значит, не только женщины продают себя за рубежом, мужики тоже успешно это делают».

– Отец там как сыр в масле катается, – продолжал Олежка, – такой крепкий стал и красивый. Работает, конечно, но чтобы надрываться, это ни-ни. Ему ведь ещё и для ночи силы нужны.