Тайна архангела. Книга 2

– Все за мной! – Уриил выбежал наружу, хватая с собой Илюшу.

Архангелы устремились следом. Последним поле развалин покинул Рафаил, который вел еще очень слабого, но понемногу начавшего приходить в себя Иеремиила. С другой руки ему помогал Варахиил.

Уриил мчался в первых рядах, лихорадочно глядя только вперед, с Илюшей на руках. Габри пытался не отстать. Немного позади летели Салафиил и Иегудиил.

– Ур!.. Ты меня уже третий раз поджигаешь! – возмутился Габри, туша загоревшийся рукав.

– Прости, но я очень нервничаю! – извинился Уриил. – Лучше отойди подальше, если ты такой легковоспламеняющийся!

– Ну уж нет! Я буду на передовой!.. – заявил Габри.

Архангелы неслись на уходящем в движении небе, минуя километры и часовые пояса.

Тем временем, пока рая достигали самые, казалось бы многим, человеческие искушения и борьба с ними в воздухе звенела страданиями переживающих ее духов, в Москве, в нескольких недалеких от Садового кольца километрах, разворачивалась еще одна драма.

В своей квартире перед открытым настежь окном в одной домашней футболке стоял Андрей, отколупывая из облатки белые кругляшки таблеток.

Когда он вернулся сегодня домой был уже вечер. Поразительное чувство находилось вокруг него, между ним и миром, и было окружающей его жизнью. Новой, открывшейся, человеческой. Целостной картиной, без любви и благодати, где вспыхивающие, как на ночном небе, звездочки, избранные Бога, не могли озарить кромешной тьмы. Искусственные лучи фонарей и лампочек в доме, они заменяли людям настоящий свет, и люди жили этой пустотой, без ничего, ради того, ради чего и не стоило рождаться.

С одной стойкой из мыслей пришел Андрей в квартиру и запер дверь: больше не хочу; больше не могу этой жизни.

Он остался один, и никто не делил эти жуткие в своей обыкновенности эмоции простой людской судьбы. Падшей жизни изгнанных из рая.

Он сидел один на подоконнике и не думал, ощущая себя изнутри.

В этот миг его и застала Агнесс, беспокоящаяся и наведывающаяся его проведать каждый раз с замиранием сердца. Когда идея покинуть этот мир настигла Андрея. С неясной четкостью он обдумывал не самоубийство, но желание уйти. Кинувшись к нему, обняв сидящего на окне, ей достаточно было слушать и говорить всей своей любовью, чтобы через несколько проистекших минут лететь в рай к Михаилу, дабы умолять его вмешаться туда, где она думала, не властна уже воля ангела.

– Что я делаю, о чем я рассуждаю?! Нет! – осознав, Андрей произнес, воскликнув это вслух. Грех! Смертный грех, ведущий душу в ад.

Агнесс не могла видеть дальнейших событий, но предчувствия конечной развязки оказались ужасающе верны.

Андрей кинул облатки, перемешивая их с таблетками, он собрал все в ладони и отнес на кухню в аптечку. Потом пошел в гостиную за молитвенником. Строки потекли из разума в сердце, из сердца к Богу, он молился и молился, просил прощения, стоя перед иконой, затем стоя на коленях, взывая к Спасителю. Была уже совсем ночь, когда он отложил книгу и ощутил, что хочет есть и его мучает жажда.

Мысли, такие неизбежные некоторое время назад, улеглись в нем, и он чувствовал, что продолжает жить как человек, с потребностями человека. Да, теперь он не сознавал себя ангелом, но был до самой последней косточки человеком.

Андрей тронул щеку. Он немножко плакал во время молитвы. Это было естественно.

Зайдя на кухню, разогрел себе ужин. Выпил горячего чаю и пошел спать. Ощущения поверхностью распространились как озеро, и не было видно ни волны, ничего определенного на глади этого человека.

Уснул быстро, уставший и не выспавшийся за последние дни.

Кромешная ночь. Андрей проснулся в темноте и сел на кровати с тоской, завладевшей его комнатой целиком. Ни души вокруг, никакой поддержки, ни Бога, ни святых, ни ангелов внутри. Он испытал такое пронзительное, не одиночество, но покинутую оставленность, что на мгновение стало колко страшно в сердце. А потом страх расползся по всему телу. Но уже иного рода боязнь – взгляд в порожнее по сути своей будущее, нежелание его превозмогать.

Стоит оставить человеку, пережившему это, его чувства, не вынимая их черствостью слов.

Что бы Андрей ни хотел рассказать в эти минуты, он молчал. Он подошел к подоконнику при свете настенной лампы.

За десять минут до этого он достал пачку сигарет и теперь, не переставая, курил. Пепельница была на подоконнике, проветривалась из холодного окна пропахивающая табаком комната. В руках Андрея сызнова были выпотрошенные облатки. И стакан воды.

Андрей предпочел бы, чтобы из-за оконных рам доносился шум хотя бы редких проезжающих машин. Но окна его квартиры выходили во двор, и тихо было ночью.

Он не контролировал свои машинальные движения: вдохнуть дым, зажечь сигарету, потушить бычок, взять новую, вытащить таблетку, достать еще одну, еще и еще. Вода лучше бы была теплая, чтобы быстрее растворились… Но и эта пойдет.

Ссутуленная спина такой красивой ангельской фигуры. Он был один. Почему от него все отказались, никто не отвечал ему? Он потерял всех, кто был ему дорог: Лиду, ангелов, которые всегда были рядом на небе, даже когда не присутствовали пред лицом. Любимая девушка выбросила его, не волнуясь о чувствах, другая, с которой он был когда-то единым целым по плоти, ненавистью ударила в лицо. Люди, не умевшие различать истину и ложь, считали его сумасшедшим и отворачивались на искренность улыбки.

Мама!.. Родная мать отвергла раскрывшееся сердце, растоптала любовь, смысл его жизни, открывая как склеп с костями то, что он был зачат, рожден и воспитан людьми, которые никогда друг друга не любили. Таким он и вырос. Человеком, который курит постоянно, и в постели зажигает сигарету, чтобы без чувств обнять просто теплое противоположностью тело. Он знал, что не мог ненавидеть тех, которые дали ему жизнь, но чудилось моментом, что он их презирает еще одним смертным грехом своей неудавшейся жизни.

А Наташа… Случай, секунда. Как едва они не сделали их самыми близкими, так теперь увели ее, даже не оглянувшуюся, когда он преодолел границы измерений и двадцать с лишним лет жизни, чтобы только касаться ее, чтобы целовать ей руки.

Он не понимал. Он плакал. Если бы хотя бы она среди всего мира, его единственная судьба, девушка, была бы рядом, они вместе могли бы что-то изменить… Но теперь ему было не суждено…

Почему эти люди, которые еще вчера улыбались и говорили приветливые слова радостной встречи, сегодня кидались, готовые перегрызть друг другу горло, как животные, воюющие за пару?.. Почему эта любовь, которую воспевали в балладах современных песен, оказывалась ничтожной перед каменной гордостью?.. Отчего чужие страдания вызывают удовлетворение чуть ли не больше чем собственное счастье?.. Почему правда разрезает в этом мире тело на куски и может навсегда оттолкнуть друга от друга?..

Еще сотни «почему» были вокруг этой сгоравшей души.

Довольно!.. Века, прожитые в раю, несмотря на все сомнения и переживания, – это счастье и вечность; месяц, проведенный на Земле, – бесцельная секунда. Сколько еще она продлится неприкаянностью хождения, глупостью повседневных дел?

И в конце концов, возможно, он привыкнет к этому, как истукан, который не имеет ни духа, ни чувств, как мученик, мучимый самым ужасным – ничем?..

Нет, Андрей не мог этого допустить. Тыльная сторона руки вытерла полившиеся сильнее слезы. Вторая ладонь донесла до губ порцию никотина. Его глаза, только что с тоской смотревшие в темноту московского неба, остановились на таблетках. Пожалуй, этих будет достаточно. А если откачают?.. Не должны. Его нескоро найдут. И Наташа ни о чем не узнает, ей не будет стыдно. А тем паче Лика. Но ее страдания не могли перекрыть неможение его.

Смертный грех? Самоубийцы лишаются отпевания и рая?.. Но Бог видит все. Как добровольно он пришел в этот мир, так добровольно и уходит. Он не человек. А это просто способ… Раз другого нет. Раз нельзя разбежаться и просто вылететь из этого тела обратно в небо. Он верил… он был почти что уверен предчувствием, что ли, что его помилуют и не будут судить как человека, но как ангела, не возжелавшего ничего, кроме света.

«Сейчас», – что слишком много рассуждений, решил Андрей. Он собрал горсть таблеток вместе с давно нестираемой пылью и крупинками земли, которую оставили редкие на подоконнике цветочки в горшках. Как это было больно сейчас – эти комнатные растения.

Он приготовился отправить все обезболивающее в рот сразу, после чего быстро запить, когда ему показалось тонко, как чувствовалось в бытность ангелом: кто-то хочет говорить. Что-то секундно трепетнуло внутри. Андрей поднял глаза. Блажь: он знал, что сейчас ночь на дворе, он в квартире один, дверь заперта на задвижку и ни одна живая душа не знает про его решение. А он будто услышал свое имя. Наверное, он просто полоумный и никакой не человеко-ангел… Что ж, тогда особенно надо было покончить со всем этим быстрее.

– Андрей… – проникло в мозг уже отчетливее. – Не надо…

Подбородок сам повернулся от окна. Пальцы Андрея выпустили таблетки, которые дождем разлетелись по паркету. Половина закатилась под стол и под диван. Перед ним стоял молодой человек в зеленой рубашке.

– Не надо, – повторил он мягко и глубоко. – Или ты забыл, что это смерть… Так больно видеть ангелу-хранителю?…

– Костя?.. – отразилось звуками на губах Андрея.

Миг перевернул все. Два парня, один человек, другой ангел, бросились навстречу друг ко другу. Едва Андрей не навернулся на полу. Костя объял его своими руками, принимая бремя исстрадавшегося друга на себя. Лучшего друга детства.

Минуту Андрей не мог выговорить ничего. Он только плакал. Все, что было передумано внутри, вдруг утратило свой смысл. Как внезапной искрой молнии, неожиданным проблеском Божьего промысла смело скисшие чувства одиночества и отверженности. И человек еще не знал, что с этим делать.

– Я с тобой, брат… Не делай непоправимого… – проговорил Костя.

– Я чувствовал… что все меня покинули… что нету никого… – прорыдал Андрей.

– Тихо… Все иногда так думают.

Костя нашел взглядом разложенный диван, на котором валялось скомканное одеяло, и усадил Андрея на край не первой свежести простыни. Он действовал спокойно, но в его уверенности проступало нечто от осознанно нарушающего закон.

Костя сел рядом и взял ладони Андрея в свои руки.