Тайна архангела. Книга 1

– Пока, Миша, – Габри расплылся в лучезарной улыбке.

Михаил на прощание взъерошил итак торчащую прядь волос и пошел к себе. Габри дождался, пока спина брата надежно исчезнет за деревьями.

– Военное положение снято, – произнес он.

С поляны вмиг убралась ваза, вновь возникла сцена, только уже без декораций, появились стулья и все ангелы, которые были до того. Исчезла лишь вальсирующая парочка.

– Пронесло, – выдохнул один из ангелов-наблюдателей, тот самый, которого чуть не пригвоздило к земле мечем.

– Сегодня у тебя все в шоколаде, – улыбнулся его приятель.

– Мне так стыдно, – Агнесс приблизилась к Габри. – Я чувствую себя соучастницей заговора…

– Да брось ты! – отмахнулся он. – С каких пор сюрприз стал заговором?..

– Не знаю, просто мне так не хочется от него ничего скрывать…

– Агни, не будь такой скучной, а то станешь занудой, как твой начальник!.. – предостерег Габри. – Что, продолжим?..

– Слушай, Гаврюша, наверное, хватит на сегодня, – Агнесс устало покачала головой.

– Хорошо, как скажешь, – кивнул Габри. – Мальчики, сцена ваша! – огласил он.

Четверо ангелов в черных штанах кинулись к сцене и легко вспрыгнули на подмостки. Секунда, и у каждого из них появилось по музыкальному инструменту. Ангелы, театральные критики, превратились в настоящую бойз-бенд.

– Эх, куда же вальсирующие исчезли?.. – вгляделся вдаль Габри. – Наверное, опять романтику ищут, возвышенные мои…

– Агни, хочешь, оставайся, – предложил ангел, который уселся за ударными инструментами. – У нас сегодня лирика. Будет классно.

– Нет, Вадик, спасибо, – улыбнулась Агнесс. – Я пойду своих проведаю.

– Успешной прогулки, – пожелал Габри.

– Когда снова на репетицию? – спросила она.

– Завтра… Наверное… Не знаю, я такой непредсказуемый, ты же меня знаешь… Я сообщу тебе позже, – заверил Габри.

– Хорошо. Всем пока! – крикнула Агнесс.

– Пока, Агнесс! Меньше демонов, больше поцелуев! – донеслось до нее.

Агнесс улыбнулась и исчезла, успев заметить краем глаза, как Гавриил идет к своей художнице, чтобы оценить новые рисунки.

Глава 11

В отдаленных слоях земной атмосферы, куда редко залетали даже ангелы, на тусклом молочно-белом облаке, одиноко сидел Стас. Его тоскующий взгляд блуждал по пышным тучкам и голубому воздуху неба, пронизанному солнечным светом, таким чистым, каким некогда был и он сам.

Юноша обреченно смотрел, как от него расходятся кривые, словно грозовые молнии, потоки колебаний, нарушая гармонию окружающего мира. Обычно невидимые, сейчас духовные связи шли непрекращающимися зримыми линиями в знак нарушенной бесплотной природы. Стас знал, что он уже не прежний ангел и, возможно, никогда им уже не будет, удивляясь, каким образом ему все еще удается оставаться здесь, на небесах. Но сколько еще будет длиться это мучение, эта настоящая пытка?..

Все в нем рухнуло в один момент. Вернее, оно начало рушиться уже давно, только он этого не замечал, не видел или не хотел видеть.

Один взгляд во свидетельство ему… Один ее взгляд.

Он всегда был не таким, как его сверстники, всегда отличался от других ангелов. И дело, конечно же, не во внешности и характере, ведь ангелы, как и люди, все были разные. Но Стас был другим по своему восприятию, по своим взглядам… и желаниям.

Его всегда увлекала Земля больше, чем кого бы то ни было. Она была для него непрочитанной книгой, увлечением, страстью… Чем-то близким к фанатичности он всегда вникал в бурные чувства, переживал написанную не им дружбу и любовь на границах слепой привязанности, на грани дозволенности. Его наставники в школе быстро заметили это по реакции на книги, которые он читал, и на истории, которые ему рассказывали. Узнал об этом и Михаил. Тогда старшие ангелы приложили все усилия, чтобы скорректировать в нем то, что было нельзя так оставлять.

Его никто не ругал. Безболезненно и нежно ему помогали влиться в тот мир, где он родился, в духовную жизнь всеобщей любви, где царит свобода, и нет ревности и греха. И у него получилось. Он смог, благодаря им, благодаря тому, что хотел и стремился к этому сам.

Стас прикрыл глаза рукой.

Как это могло получиться?.. Он жил спокойно, работал, как другие хранители, увлекался теми событиями, которые ему были интересны, и не заметил, как, словно красный червяк, в него проползло то, что должно было навсегда остаться в детстве. Никто вокруг этого не увидел. Кроме нее.

Она… Она для него всегда была особенной, с самого детства. Прекрасной и непостижимой, идеал женщины, который он только мог вообразить. Чистая и лучезарная, как веселая весенняя капелька, что там, на Земле, стекает с молодых побегов дерева. Он любил ее как ангела, он восхищался ею всю жизнь. Но как он мог допустить, что это чудесное чувство прорвалось в нем нечто иным, противным всему его существу и мерзостным для нее и всего их мира?..

Искажения потоков сливались, входя в резонанс, непоправимым последствием того, что уже случилось и чего он не мог теперь преодолеть. Ощущение страшного черного греха нахлынуло в его сердце впервые в жизни, не давая продохнуть, не позволяя думать, смотреть, жить с этим дальше.

Ревность. Ведь только когда она взглянула на него, он все понял сам. То что неведомым порывом всколыхнулось в его зрачках и вылилось в слова, это была не любовь. Это было желание присвоить, не отпустить никогда, не позволить этим прекрасным глазам смотреть на кого-то другого…

Стас уткнулся лицом в собственную руку. Помыслы горечью оседали у него внутри, не понимая, как и почему. Зачем он это сделал?.. Зачем?.. Ведь она никогда не была его и не могла быть, она принадлежала другому, другим… Но не ему… Зачем он открыл рот…

И он мыслил как человек. И он понимал это явственно и четко, как Божий день. И иных чувств в его груди не было. Щемящая страсть мужчины к женщине осталась единственным, что пришло на смену всей полноте ангельских чувств. И он болел ей, мучаясь сердцем. Он не мог забыть, не мог закрыть глаз, отвернуться, чтобы не видеть ее перед собой, не думать о ней… Ведь он оскорбил ее, оскорбил рай, и его съедали и измучивали два противоположных чувства… Одновременные и борющиеся, зеркальные в своей непохожести. Горечь неразделенной страсти и горечь от потери ангельского облика.

Интересно, Михаил уже знает?.. Сколько времени ему потребуется еще, чтобы покончить со всем этим?.. Кто ему скажет первым, Агнесс? Или, может быть, Андрей?.. Возможно, он поймет все сам еще раньше. Впрочем, какая разница. Ни боль, ни обида уже не пересилят его падения. Он виноват во всем сам.

– Прости меня… – прошептал Стас. – Прости…

Он обращался к ней, он говорил Михаилу, он вспоминал Андрея, Анжи и всех, кто был ему дорог. Так хотелось в этот момент наперекор самому себе очиститься перед всеми, кого он любил, кем он дорожил, как самыми близкими…

– Я не знал, что все так выйдет…

Слезы выступали на глазах беззвучные, уносимые потоками воздуха. Стас плакал, один единственный в этом мире, в немой, глухой печали, о которой некому было рассказать.

Ему хотелось укрыться за облаками, залезть в них с головой так, чтобы никто никогда его не нашел, и вечность переживать то, что было ведомо одному ему, всенаполняющую голую страсть, непонятную другим.

Потом ему захотелось сорваться с места и бежать отсюда подальше, найти тех, кто примет его таким, каким он стал, кто услышит и разделит его страдания. Но у него не было таких друзей. И наконец, он видел, как идет обратно в рай, как рассказывает обо всем, что случилось, Михаилу, как просит прощения у нее, а она не может его не простить…

Но нет, последнего он не мог сделать. Он стыдился смотреть им в глаза, он не сумел бы снова увидеть ее лицо, которое так хотел видеть все время…

Андрей. Он ведь так обидел его, когда тот хотел ему помочь. Прости, Андрей, увы, ты даже не представляешь, что твой друг умер еще неделю назад, когда тебя не было рядом, умер навсегда…

Щемящая немота сжала Стаса в тиски. Недвижимая тишина пришла в его разум, заменяя все. Предчувствие неизбежности закралось в сердце, затронуло ум, перевалилось на волю. Кажется, вот они идут его последние минуты в ангельском мире… А дальше… Он не знает что… Страшно… Ему стало страшно.

Неожиданно Стас поймал на своей коже ожигающий холодок. Он встрепенулся от чувства присутствия. Неужели десница карающего настолько близко?.. И так изменился всегда добрый к ангелам Михаил?..

Ощущение тошноты и неприязни вступило в тело Стаса. Он поднялся на ноги, не желая встречать гостя сидя. Но гость оказался иным, нежели он мог себе представить.

– Здравствуй, Стас. Как твоя жизнь ангельская?.. – услышал он давным-давно потерянный для себя голос.