На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

Игнат включился в разговор.

– Здесь нет тюрем, Рита. Задумал преступление, осуществил – значит, преступник. Правильно? Осознанно, потому что делал. Вот и получи наказание. А почему самой Хранительницей? А ты вспомни, как у нас это делается. Ежели кому другому это поручить, это соблазн, Рита. Соблазн брать взятки и давать их. Откупился и давай по-новому безобразничать. Мало у нас там таких случаев было? А справедливость где, спрашивается? А тюрьмы. У нас вон сколько тюрем, сотнями ведь сидят. Если кто по глупости попал, он ведь всё сделает, чтоб туда не вернуться, правда?

Я кивнула.

– А преступники сидят себе, посмеиваясь. Их поят, кормят за счет государства опять же. А государство откуда берет деньги? Правильно – налоги с жителей.

Игнат замолчал на секунду, его взгляд стал задумчивым, словно он вспоминал что-то, чуть прищуренный, от чего в уголках собрались маленькие морщинки.

– У меня соседка была. Жила одна с любимой дочкой. Работала на износ, чтоб девчонку на ноги поднять. И та отвечала ей взаимностью, надо сказать, помогала матери как могла: то в магазин сбегает, то кушать приготовит, пока мать на работе. Умненькая девчонка и симпатичная росла. И выросла бы, если бы один нелюдь не нашелся. Сначала снасильничал, а потом убил. Поймали его конечно, посадили. Мать выла на весь дом, аж кровь в венах стыла. Вроде время лечить должно, но не мать, потерявшую своего ребенка. Возвращался однажды поздно вечером домой из института, захожу во двор, смотрю, сидит она на лавочке одна. Вроде и сказать, но не знаю чего, но так хочется поддержать. Вот сел с ней рядом и сижу молча. Долго сидели, пока она не заговорила:

– Решила с работы уволиться.

Я вроде кинулся её отговаривать, не дури мол.

– Я буду горбатиться, чтоб эту падлу прокормить, что моего ребенка убила?

Я и заткнулся. Схема ведь действительно дерьмовая, Рита. Люди работают, платят налоги государству. Государство потом эти деньги распределяет, в том числе на содержание этих самых преступников, на еду, свет там. Якобы государство дает им возможность исправиться и приносить обществу пользу. А много их исправилось то? Единицы. Вот и спрашивается, где справедливость?

– Ненавижу эту сволочь, всей своей душой ненавижу. И не знала раньше, что можно так ненавидеть, Игнат.

– И где такие слова найти, чтоб успокоить израненную душу?

Прошло еще некоторое время. Этот вышел на свободу и ходил мимо нашего дома с поднятой головой. Я мол, понес заслуженное наказание. Какие ко мне могут быть претензии? А каково матери смотреть на это безобразие, отнял у нее самое дорогое и ходит с наглой рожей, не стесняясь. В общем, Рита, убила она его. А потом и с собой покончила. Видно осознала, что стала таким же, как и он, убийцей, и порешила себя.

Мы все молчали. Кто от истории, кто от воспоминаний.

– Злоба порождает злобу. А здесь все знают, наказание за преступление последует сразу, а не как у нас – правды не добиться, вот и ждут все суда божьего, когда ж аукнется. Здесь от её глаз ничего не скроется.

То ли от разговоров, то ли действие отвара закончилось, но меня затошнило, и я судорожно сглотнула.

Реммир тут же поднес кружку с отваром, которую я с благодарностью приняла.

– Посторонние выметаются из помещения – засуетился Игнат, видя моё состояние.

У меня перед глазами замелькали черные мушки, превращающиеся в большие темные пятна, и я откинулась на подушки.

– Игнат, будь другом, займи детей чем-нибудь, чтоб не болтались без дела, пожалуйста – закончила фразу слабым голосом и уснула.

* * *

Все бы ничего, но тошнота периодически давала о себе знать. Лекарь пожал плечами. Говорит, что возможно мой организм еще не вывел остатки отравы, но со временем все пройдет и посоветовал пить подкисленную воду.

А на третий день я начала тихо звереть. Реммир категорически не хотел выпускать меня из спальни, пока я окончательно не приду в себя. Он чувствовал свою вину, ведь это в его доме меня отравили и делал все, чтобы исправить свою ошибку. И все были заняты делом: дети прибегали и убегали. Лине было интересно всё, она с удовольствием помогала и на кухне, и слугам. Её искренняя улыбка с ямочками на щёчках покорила всех без исключения слуг, они с улыбками слушали её рассказы о нашем путешествии. Каждый раз рассказ обрастал все новыми подробностями. Скоро в ее рассказе я буду бессмертной женщиной-воином. Всё это мне со смехом рассказывал то Люся, то Игнат. Нужно будет с Линой поговорить, а то слуги итак на меня начали косо посматривать.

Марк ошивался со столичными ребятами, где продолжил занятия с мечом. Реммир, чувствуя свою ответственность за детей, (а как иначе? Если мы совершили предварительный обряд, значит он им вроде как отчима) начал занятия с мальчиком. Это Игнат доложился. Сам Игнат начал что-то новое кумекать. Сядет на кровати, что-нибудь рассказывает, потом замрет на полуслове, вскакивает и убегает. И только я лежу, как бревно на кровати. Или хожу по комнате, как зверь загнанный. Если честно, то, как только встаю с кровати, начинает кружиться голова, но я помалкиваю, иначе меня запрут здесь еще на неделю.

Дверь распахнулась и вошел Реммир. Он шумно выдохнул:

– Уф, загоняли меня совсем.

Он подошел, поцеловал в губы.

– Сейчас быстренько сполоснусь – и ушел в бассейн.

Через некоторое время он вошел, вытирая волосы куском ткани.

– Пацан-то смышленый. Выйдет из него хороший воин. Видно, отец его из наших был.

Реммир плюхнулся на кровать рядом со мной.

– Я чего спросить хочу. Не знаешь, откуда у него шрамы на спине? Я спрашиваю – он молчит.

Я кивнула.

– Отчим. Невзлюбил его, ублюдком называл. Чуть что не по его – бил нещадно. Под себя хотел переделать, а у него нет другого таланта, как воином стать. Что не скажет сделать – у Марка не получалось. Старался видимо, но не получалось. Вот и бил. Лина рассказывала.

Реммир сжал губы:

– Скотина. А мать что же? Не защищала?

– Мать его любила очень и защищала как могла. И Марк её любил, потому и не сбежал в столицу, терпел унижения. Там и Лина родилась. Остался, говорит, чтоб матери помогать.

Реммир молча слушал мой рассказ.

– Он ведь, как матери не стало, ответственность за сестру на себя взял. Настоящий мужчина.

Я повернула голову к Реммиру. Он серьезно смотрел на меня изучающе.

– А тут ты им подвернулась?

Я отрицательно покачала головой.

– Это мы друг другу подвернулись. Судьба, не иначе. И я очень ей благодарна, если честно. И я ни о чем не жалею!

Это уж я специально сказала, для уточнения, чтобы у некоторых не возникли вопросы.

– Не злись, Рита. Ты права. Судьба не иначе. А по поводу мальчика не переживай, займусь им лично. Посмотрим, что выйдет.

Я кивнула.

– Спасибо!

Уж коли пошел разговор по душам, нужно еще один вопрос уточнить. Я немного помялась, не зная, как начать разговор.

– Хочу спросить. Наверное, нужно расторгнуть наш договор? – и показала на запястье, где красовался замысловатый узор.

Реммир молча смотрел на меня, но его глаза потемнели и немного сузились. Я немного испугалась.