На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

– Благословила его Хранительница – выдохнул он – После стольких лет взяла и благословила. А то, что так ведет себя, у меня так же было. И не страшно вроде, а где-то внутри все трясётся. Это ведь ответственность, Рита.

Вот блин, трясётся у них внутри. Я от беспокойства чуть с ума не сошла, а этот…

Я глубоко вздохнула, пытаясь обрести душевное равновесие, когда прозвучал громкий утробный звук.

Значит, пора собираться в дорогу. В окнах начали зажигаться огоньки, дом начал потихоньку оживать, послышались последние указания. Во двор стали выходить слуги, вынося вещи в дорогу.

Ой, а я так и стою в халате. Неудобно-то как. Повернула голову к Реммиру. Он смотрел на меня с легкой улыбкой, затем чмокнул в нос и мягко подтолкнул в сторону дома.

* * *

Все собирались слаженно и молчаливо. Ребятам-то не впервой, я же немного нервничала. Когда рассаживались на шавалов, я повернулась к Реммиру:

– Где Хил и Мелкий?

– Они догонят – коротко ответил он и дал указание двигаться в путь.

Всякая дорога утомляет от монотонной езды. Поначалу мы еще поддерживали разговор, а к вечеру и разговоры свелись на нет.

Реммир дал указание остановиться на ночевку. Дети, поев, сразу легли спать. Люся, выкроив момент, подсела ко мне:

– Рита – шепотом начала она – Ты Игнату сказала про яд? Обещала же смолчать, он теперь не разговаривает со мной и не смотрит. Обнимет только, прижмет и молча отпускает. Мне теперь как перед ним оправдываться-то? Доверяла тебе, а ты…

Я молча повернула к ней голову:

– Ты еще не знаешь – констатировала я, слегка мотнув головой.

Как тут у них делается-то, можно говорить или нет? А я иноземка, правил не знаю.

– Так это он должен перед тобой оправдываться, Люся.

Она удивленно открыла глаза, затем медленно прищурила их:

– Неужто изменил? – она медленно опустила глаза к земле.

– Сдурела? Какой там изменил? С кем здесь можно? – я обвела рукой на присутствующих.

– На руки лучше посмотри – и отвернулась.

Тишина. Повернула голову на Люсю, та сидела и смотрела на свои ладони в недоумении.

– Выше смотри – буркнула я и снова отвернулась.

Снова тишина. И через некоторое время приглушенный вскрик. Люся сидела, подняв брови с легкой улыбкой на устах.

– Так это чего, Рита? Он из-за этого такой, что ли?

– Ну да. Возраст говорит, и ты как воспримешь. Боится – пожала я плечами.

Она медленно встала, отыскивая Игната взглядом. Тот сидел с закрытыми глазами, уже отстегнув свою культю, облокотившись о дерево.

– Где ты, любовь моя одноногая? – пропела она ласковым голосом и решительным шагом пошла к нему.

Игнат встрепенулся, открыл глаза. Люся подошла к нему, сложила руки на груди:

– И когда ты собирался мне сказать? А, супруг мой единственный? Один тут сидишь, радуешься? Или что?

Игнат хлопал глазами, до него начало доходить понимание. Он, двумя руками держась за дерево, встал.

– Знаешь, да? Так ведь неожиданно как-то, вроде. Растерялся, понимаешь.

Люся же тем временем взяла в руку лежащую рядом культю и огрела его:

– Нас Хранительница благословила, а я последняя об этом узнаю, да?

Все столичные ребята повернули голову в их сторону, с интересом прислушиваясь к разговору.

– Так ты не против, Люсенька? Я ведь подумал, может, ты расстроишься. Бабушкой ведь скоро станешь, а тут на тебе.

Люся прищурилась:

– Неужели я за полоумного замуж-то вышла? Вроде сначала нормальным прикидывался – она повернулась в мою сторону.

Я только пожала плечами.

Она молча огрела Игната еще раз.

– Так что же, Люсетта моя – Игнат всматривался в лицо своей супруги – Это, получается, все хорошо у нас, да?

Люся стояла, опустив голову.

– Дитёнок у нас будет, да Люсенька?

Та кивнула головой и из ее глаз потекли слезы. Игнат подскочил к Люсе, крепко обняв ее. Загалдели столичные. Народ начал вставать и поздравлять, хлопая Игната по плечам:

– Молодец!

– Могёшь еще.

Я облегченно выдохнула. Все решилось мирным путем и без кровопролития. Вот и хорошо, вот и славненько. Спать, спать. Утро вечера мудренее.

* * *

Утром дозорные принесли весть о появлении еще одной «попаданке».

Все встрепенулись. Реммир внутренне подобрался, стал сосредоточенным. Между столичными послышались шутки:

– Так у нас только Ольгерд еще свободный.