Они исчезли

– Да.

Артём допил чай и нахмурился.

– Шестой микрорайон уже сплошь в них, и я не понимаю… – он заговорил то ли с Варей, то ли с пространством вокруг. – Не понимаю, но слышу. Я вот что слышал там – ничего. В смысле, и кошки орут друг на друга, и птицы чирикают, но… В шестом я не слышал детей. Площадки пустынные. На одной самокаты валяются. И пыли на самокатах тех – густой слой. В шестом микрорайоне, на улице Шуманова, жил мой знакомый, Валера. Пятнадцатый дом, третий подъезд, квартира номер сорок. Мы на английский несколько лет вместе ходили. До этого всего. А сейчас… Я заглядывал к нему несколько раз, как стали появляться эти метки, стучал в дверь, записки оставлял – и глухо. Так они в дверь и воткнуты. Бумажки с просьбой отозваться.

Варя подняла на Артёма печальные дымчатые глаза.

– Но я не хочу грузить тебя конспирологией, – поспешно добавил Артём. – У меток на зданиях есть объяснение. И я его узнаю.

– Ох. Скорее всего, – Варя снова вздохнула, – тут нечего знать. Совсем нечего.

– А?

– Канализация. Трубы. Скоро всё засорится и здесь. Мне кажется, из нижних квартир уже дурно пахнет. Однажды нам тоже придётся искать жильё в другом месте.

Артём сглотнул. Слюна почувствовалась горькой.

– Я не могу. Это мой дом.

Панельный тёмно-серый дом стоял мирно. Бельё висело на балконах – сухое. Там, где балконы не были застеклёнными, бельё снова мочилось дождём. Ещё оно выцветало от солнца. И покрывалось пыльцой. Ещё на бельевых верёвках отдыхали птицы. Тяжёлая домофонная дверь не работала. Заглохший лифт висел между лестницами и этажами: в пустой шахте выл ветер, и Артём, поднимавшийся на девятый, последний, слушал заунывный звук, как чей-то тихий плач. Да, из ничейных квартир шёл душок. Он не являлся тошнотворным знаком смерти и не пугал Артёма, как краска на стенах шестого покинутого микрорайона: испорченная еда в холодильниках и, может, действительно чуть-чуть канализация. Замки и петли многих дверей были сковырнуты или выдраны с корнем: сначала – добровольцы, заслышавшие лай и мяуканье, а то и действующие по наитию, затем – организованный для этого Патруль. Артём так выпустил котов Людмилы Никоноровны. Хотел забрать себе, но коты убежали на улицу. Они теперь все обитали там. Артём – остался. Он поливал монстеру, когда-то купленную бабушкой на рынке, и неприхотливые кактусы. Готовил еду на отцовском примусе, который тот всегда возил с собой в походы. На примусе Артём нагрел и утюг, чтобы погладить постиранные в ванне вручную мамины разноцветные платья. Они лежали в барабане машинки, бесполезной теперь, как плита, потому что туда накануне последнего дня их закинула мама. Артём погладил их, верно – через кусок ткани, чтобы не запачкать: пламя примуса на спиртовой таблетке давало гарь. То, что случилось со всем этим миром, считалось, должно быть, свободой. Но гарь оставалась от яркого пламени, от огня вседозволенного, бесконтрольного. Старые бриджи, футболка: Варя не поддавалась. Спасибо, спасибо…

– Ну, ладно, не будем, – Варя накрыла ладонью лежащую на столе кисть руки Артёма и крепко сжала.

– Не будем… Налить ещё чай? Может, другой заварить? И, – Артём совсем запамятовал, – конфеты есть – карамельки. И хлебцы. И ореховая паста. И печенье. А вообще на ужин оставайся: консервов – море…

– Ты, Тёмка, чудо. Но я пойду к себе. Сегодня вечером хотела прибраться. Протереть полки от пыли в библиотеке. За книгами нужен уход.

Артём кивнул.

– Хорошо.

Он вышел на площадку и запер дверь, громко звякнув ключами. Возможно, Варя имела по этому поводу мнение, но никогда ещё его не озвучивала. Артём потащил вслед за ней, крепко сжав по паре пластмассовых дужек в руке, побулькивающие пятилитровые бутылки. Потом вернётся.

Перетаскает к Варе воды сегодня как можно больше.

2

В квадратном, укутанном цветущей сиренью дворе гулял Санёк с коляской. И это была не коляска, когда-то купленная с рук по объявлению тётей Ларисой, но новая, модная, бежево-чёрная, с большими колесами-спицами, дизайном отдающая дань как будто бы королевской карете. Довольно дорогая вещь по иным временам. Санек забрал её себе бесплатно. Ну, не себе, разумеется – Славке.

– У-у-у, булка. Толстян мой. Щекан.

Славка восторженно взвизгивал.

– Здорово, Саня, – сказал Артём и заглянул в коляску. – Здорово, Вячеслав, мужик. Как сам?

– Он молодец, – поделился Санёк. – Сегодня ел овощное пюре и не мукал.

В голосе звучала неподдельная гордость.

Санёк и раньше всегда являл своим видом некий суровый образ защитника. Тётя Лариса его таким, наверное, не воспитывала. Санёк вырос сам – на книжках о рыцарях. Вместо прекрасной дамы, однако, у него был младший брат. Санька можно было видеть в супермаркете, где он нисколько не стыдился покупать подгузники, и можно было слышать во дворе – звук угрожающего хрипловатого голоса, которым Санёк строил соседей, мешающих, по его мнению, своей болтовнёй Славке спать. Санёк не отличался силой и высоким ростом, но умел смотреть, стоять, сжимать челюсть так, что возражать и смеяться никто, совершенно никто не хотел. После того, как мир изменился, Санёк одновременно и расправил крылья, и прирос бронёй. Он раздобыл для Славки всё, на что хватило воображения. И надел на пояс ремень. На ремне в скромных ножнах висел острый охотничий нож. Артём полагал, что Санёк мог бы помочь ему с полицейским участком.

– День будет жарким, – сказала Варя. Она нацепила белую панамку набекрень и надела через плечо плетёную летнюю сумку. – Привет, братцы-кролики.

– И как ты догадалась, что в том пюре была морковь? – Саньку понравилось. – Но всё же мы всеядные.

В подтверждение слов Славка громко агукнул.

– Как у тебя там с водой? – спросил Артём.

– Нормально. Я привёз. Для Славки есть ещё куча влажных салфеток.

– В ближних районах воды уже мало. Все магазины обшарены.

– Знаю. Я видел – хожу…

– Ты ходишь со Славкой? – взглянула на коляску Варя.

– Конечно. Я не дурак, чтобы оставить его в одиночестве.

– Сашка…

– Я в состоянии защитить, – сказал Санёк и неуловимо набычился.

– Да. Но ты также можешь отвозить его в сад. Там, – Варя поискала слово, – там прежняя организация. Порядок. В саду за твоим Славкой присмотрят.

– Я справлюсь сам. И я справляюсь. Всё в полном ажуре. У нас всё отлично.

Сирень раскинула нестриженые ветви на крыши пыльных машин. Не сразу оказалось возможным привыкнуть, что шума этих железных существ под окном больше нет. Иногда ими пытались управлять неудачники. Конечно же, кто-то постарше Артёма и не оказывался неудачником – напротив. Порой по вечерам с шоссе и дальних улиц летели звуки: гудение и рев мотора. И трактор ведь – у Куба, как сказала Варя. Мысли лениво, разморенно уже от нарастающего зноя скользнули в сторону, спотыкнулись. Бензин со временем портится. Моторы машин вряд ли кто-либо умеет чинить. Артём и сам неудачник: руль ощущается неповоротливым, сломанным, а автомобиль – тяжёлой толстой тушей. Когда-нибудь сегодняшним удачливым придётся пересесть на лошадей. А где тех искать… За городом, естественно – откуда трактор.

– Прости, пожалуйста, я не хотела обидеть. Но ты нас зови, если что. Договорились? Да, Сашка?

Санёк улыбнулся.

– Замётано.

Он делал снисхождение, хоть и старался это маскировать.

– Ошень вкушно, – прошамкал Виталь. – Пришоединяйтесь.

Виталь жевал мармеладных червей, криво вскрыв огромную пачку.

Магазин носил следы нашествия банды Длинного. Они порезвились и побили бутылки: острый запах спиртовых напитков ядовито и мерзко лез в ноздри. Лужи липко блестели на кафельном стёртом полу и уже подсыхали. В мёртвых отключённых холодильниках стухло: в глубину магазина от этого заходить было жутко. Артём поморщился. Варя покачала головой. Виталь, зажмурясь, чавкал. И никаких теперь уроков физкультуры, где вредный Пень садистски-пристально следил, чтобы Виталь пробежал весь десяток кругов по пришкольному стадиону.

– Приятного аппетита, – сказала Варя смешливо.

– Шпашибо!

Артём взял красную корзинку из пластмассы. На ближней разорённой кассе осталось только несколько пачек жвачки. Кто-то выгреб из кассы все деньги. Зачем? Жилетка кассирши висела на спинке стула. «Мария», – кратко значилось на бейдже, и Артёму внезапно подумалось: чья-то мама. Вот она приходит вечером с работы и проверяет у похожей на Варю дочки уроки. А вот однажды не приходит. Виталь икнул и хихикнул. Варя, наклонившись, подняла упавшую под кассу упаковку пластыря и положила её Артёму в корзинку. Артём кивнул и направился в торговый зал. Ну, что же, посмотрим…