Крепитесь, други!

Виктор подходил к невысокому особнячку шоколадного цвета. "Банкъ "Классикъ" было начертано литыми золотыми буквами, и также ясно отсвечивала золотом массивная дверная ручка. Но удлиненные окна с выпуклыми продольными обводами вдоль по фасаду, подчеркнутыми слоем снега, напоминали сейчас греческую трагическую маску, а сам трехэтажный домик, зажатый между высотными великанами, был похож на скорбного африканского пигмея.

Виктор прищурился.

"Идиоты. Я бы такому банку и копейки не доверил".

Пропуск ожидал его.

Через минуту, взлетев через ступеньки на второй этаж, он толкнул дверь в кабинет с табличкой "Связь с общественностью".

В тесноватом кабинете стояли два стола. Дальний был пуст, из-за ближнего поднялся навстречу лысоватый мужчина неопределенных лет, за тридцать или больше, в сером костюме, и протянул руку. Она была мягкая и влажная. Виктору захотелось достать платок.

– Вы пригласили меня, чтобы…– начал он известными словами.

– Да, да, – сбивчиво заговорил чиновник, – мы бы хотели дать рекламу, но я не знаю, когда именно. Все как-то не доходит… Дней через десять утвердят бюджет на следующий год, тогда мы определимся. Я сам ничего не решаю, как скажут, так и делаю.

Он словно извинялся и просил Виктора скорее разобраться, с кем тот имеет дело.

И Виктор разобрался.

Шестерка. Мелкая рыбешка среди акул банковского бизнеса. Раз и навсегда испугавшийся человек, который боится лишний раз поднять голову, чтобы не засветиться перед начальством.

"Я теряю время"– Виктор поиграл желваками.

– Вот, – продолжал тот, – сказали, сделай папки, я заказал. Разве плохо? Вот логотип, фирменный знак, все в цвете. Смотрите, как красиво. А им не нравится. И я виноват. Возьмите себе, пригодится.

Виктор перебил его.

– Вы не боитесь упустить шанс? Именно сейчас, когда банки средней руки кинулись в газетную рекламу, словно стая волков? Видели бы вы эти полосы, эти целые газетные страницы!

– В самом деле? Я не знал. С чем это связано?

– По большому счету, с правительственным кризисом, положением в стране, шаткостью валютного курса…– Виктор рубил и бросал горстями, как Цицерон.

– Но мы банк продовольственный, наши учредители работают на отечественном рынке и не подвержены…

– Все мы в одно лодке.

Тот словно покрылся серой пылью, встал и забегал по кабинету.

– Какие объемы они берут? Долларов на сто пятьдесят?

– Я же сказал, заказывают чуть не развороты, но, в среднем, не менее четверти газетной полосы за две с половиной тысячи долларов, четыре публикации подряд. Четырехкратное появление – закон для газеты, вы должны знать об этом.

Заготовка, заполненный бланк договора на такой объем уже лежал в его дипломате. На меньшее он не согласен, ему претят мелочи на двести долларов, с которыми носятся бабешки в агентстве!

Чиновник отрицательно потряс головой.

– Это невозможно! Десять тысяч! Таких денег мне не подпишут, – он придвинул к себе прайс-лист с расценками. – Мы закажем прямоугольнички величиной со спичечный коробок по двести долларов. Четыре раза, согласен.

Виктор молчал.

Он сидел с каменным лицом и держал паузу. "Не пережать бы"– отслеживал одновременно.

Серый человечек стал еще пыльнее. Не хотел бы Виктор оказаться на его месте! Но раз тот держится за свое кресло, пусть отвечает за связи с общественностью на полную катушку.

Эмоции надо оставлять дома.

– Значит, договорились, – заискивающе улыбнулся тот. – Четыре раза по 1/64-й части газетного листа. А что? Славная реклама, все видно.

– Управляющий вас не поймет, – нанес Виктор прямой удар. – Такой солидный банк и какой-то спичечный коробок…

– Полагаете? – потерялся тот, – что же делать?

И с перепугу, как храбрый заяц, соединился по телефону с секретарем. Из разговора Виктор понял, что управляющий – женщина.

Тот положил трубку.

– Пойдемте вместе, а? – бедняга стал просто жалок.

– Охотно. Она – красивая баба?

– Ух! Спросите что-нибудь полегче.

Они вышли в коридор, стали подниматься на третий этаж.

Виктор отключился, прикрыл глаза…

Через порог сановного кабинета он переступил стремительно и страстно, как Дон-Жуан и Наполеон в одном лице. Талант везде талант! Эту премьеру он играл за металл. Женщина слушала его молча, не прерывая, и словно пила отравленное вино его слов. Это была полноватая, прекрасно-ухоженная дама с умным, почти мужским лицом. Не давая опомниться, он подвинул ей заполненный договор.

Ее перо нацелилось в уголок для подписи.

– А если я хочу скидку в одиннадцать процентов? – медленно проговорила она.

– Я дал десять.

– А мне нужно одиннадцать, – она защищалась от него вздорной прихотью.

И тогда скупым движением он извлек из кармана бумажник с последней своей стодолларовой купюрой и бросил ее, заветную, словно козырного туза.

– Одиннадцатый процент! Подпись!

Она расписалась на договоре, и откинулась в кресле. Ее глаза, умело обведенные тенями, смотрели на него с неподдельным восхищением.

– Переходите к нам работать, – неожиданно предложила она. – Вы далеко пойдете. Нам такие нужны.

Он кивнул.

– Нам тоже, Но подумаю.