Избегнув чар Сократа…

– Необыкновенно! Вот бы подружиться!

Вскоре Аннета уехала.

Вдали от столицы оно тревожило вновь и вновь, пока в одно прекрасное утро не обернулось простым решением.

– Письмо Марине! На e-mail.

Легко сказать… И что? Подвергнуться недоуменному пожатию плеч? Да пожелает ли сиятельная Марина впустить ее в свою великолепную жизнь? Да и помнит ли она ее?

Первый шаг, как прыжок с обрыва.

Письмо от Аннеты 5 июня

Дорогая Марина! Вы очень удивитесь моему письму, я заранее прошу извинения. Я – Аннета Румянцева, гидрогеолог, я весь апрель работала в Вашей комнате. Помните?

Теперь я на Урале, на берегу Камы.

Марина, разрешите писать Вам письма. Я одна, на первом самостоятельном объекте. Просьба моя странна, слова неловки, как я сама. Мне очень-очень нужно. Простите.

Письмо от Марины 7 июня

Ты угадала, милейшая Аннета, я и впрямь нахожусь в затруднении относительно ответа на твое послание. Мало представляю, чем могу быть полезна. Разве у тебя нет подруг или матери? Или требуется именно старшая наставница? Боюсь не оправдать твоих надежд. И почему «Аннета»? Помнится, в комнате и в документах тебя называли Анна, не так ли?

Если же тебе и впрямь "очень-очень нужно" – пиши, сделай милость. А я решу. Не обессудь, если не в твою пользу.

от Аннеты 15 июня

Вы – настоящий друг, Марина!

Разрешите с самого начала, с первого дня пребывания в Усть-Качке.

Уф. Значит, так.

Представьте себе холмистое предгорье Урала, хвойные леса, высокий берег Камы; постарайтесь увидеть красно-белый протяженный дворец с фонтаном и клумбой перед главным входом. Это курорт Усть-Качка. Для него мы ведем буровую разведку на минеральные воды. Они лежат на глубине двухсот метров под дневной поверхностью. "Северная Мацеста" – называют эти чистые и шипучие подземные струи, ведь лечебного сероводорода в них не меньше, чем в прославленных источниках Кавказа.

Но это не все. Под ними, в темных недрах на полутора тысячах метров глубины нас ожидают совсем иные воды, содержащие природные йод и бром, будущая слава маленькой Усть-Качки.

Берег очень красив, особенно издали, когда он медленно появляется из-за поворота, освещенный солнцем. Именно таким я увидела его после четырех часов плавания на речном трамвайчике. Я выбрала этот тихоход, чтобы полюбоваться новыми краями. Убойное путешествие! Зеленые берега тихо идут навстречу, плавно колышется гладь реки, веет ароматами лесов, трав, цветущих лугов. Зачарованно вплывала я в неизвестный мир… как вдруг ко мне подсели. Некто, помятый и небритый, настоящий чухан, решил, что " девушка грустит, девушке скучно", и принялся развлекать меня историей собственной жизни. Свет померк в моих глазах. Что за нечистая путаница – жизнь некоторых людей, и что за бедствие – непрошенная откровенность!

Но ведь и я самозванка, напросилась на Ваше внимание. Поэтому пока все.

А зовут меня, конечно же, Анна, серьезно и по-русски. Но в студенческие времена за хороший иностранный явилась «Аннета», как говорится, «по жизни», подобно индейцам «avant christophe colomb». Да так и осталась для себя и друзей.

от Марины 17 июня

…Что ж, Аннета, опасения не оправдались. Письма твои не занудны. Пиши.

от Аннеты 19 июня

Спасибо, Марина.

Вперед, вперед.

…На пристани под обрывом меня встречали. Начальник геопарти Иван Николаевич Коробков поднял мой чемодан, Рая-блондинка, жена его, мою сумку, а драгоценный не новый проигрыватель с дисками подхватил Боря Клюев, заика-бородач с шахматным задачником подмышкой. Этот третий и есть тот гидрогеолог, которого я здесь сменяю. Все полезли вверх по крутым ступеням.

Геопартия располагается в роще близ деревни. Она занимает обширный рубленый дом о двух крылечках, который вместил все: общую камору с компьютером, принтером и картами на стенах, семейство начальника, комнату Бори, мою комнату, да еще остались две-три глухие двери, за которыми пауки и тайна, как в замке Синей Бороды. Я никогда не жила в деревянном доме, у него даже запах позапрошло-столетний. Из моих окон видны кусты при огороде, угол забора, сосны, в окнах конторы синеет Кама.

Я Вас не утомила, Марина? Поймала за пуговицу, достаю по полной… ничего?

В общем, в тот же вечер было устроено новоселье. Я была всерьез, гидрогеолог, второй человек после начальника, а то и первый, когда начнутся опробования. Сменив джинсы на синее в горошек платье с кружевным воротничком, а прическу со стразами на простую косу, я опустилась за стол с незнакомыми людьми. Стаканы сдвинулись. Стаканы, Марина, стаканы… Через час замшелый холостяк Боря Клюев, закинув шахматный задачник, предложил мне руку и сердце, но вскоре он разбил себе нос, и помолвка расстроилась.

Начались танцы. Иван Николаевич пригласил меня, повел широким шагом, покачивая, как океанский корабль. Необыкновенно! Вдруг резкий звон заставил меня вскрикнуть – синеокая Рая, бледная, как мрамор, стояла над разбитыми тарелками, вонзив в меня ревнивые глаза-гвозди.

Муж обхватил ее.

– Рая, опомнись!

Она отвесила ему полновесную пощечину.

Отрезвевший Клюев утащил меня прочь. Мы сбежали к реке, забрались в привязанную лодку. И здесь под мерное покачивание и плеск волны он поведал мне о здешнем житье-бытье. Ссадина на его носу кровоточила, он промокал ее моим кружевным платком.

Пламенное солнце садилось в сосновые верхушки на том берегу. Мимо плыли какие-то конверты, письма, на середине реки смешивал разноцветную воду катер "Зодиак".

Так закончился первый день.

от Аннеты 19 июня

Пишу вдогонку, не дожидаясь ответа, так хочется рассказать Вам, Марина!

Я давно работаю, много езжу. Нет, "езжу"– не то слово, мы носимся, как угорелые, завивая пыль столбом, и придорожные березы, словно женщины, протягивают нам белые руки. Леса вокруг дремучие, старо-прежние. Можно прижаться лицом к теплой сосне, упасть ничком во мхи: все пахнет травой, смолой, хвоей. О, эти запахи! А первобытность! Вчера на поляне буровой станок зацепил две пушистые зеленые елочки, они стоят, накренившись, обнявшись, как две сестренки, и пахнут, пахнут из последних сил.

Работаем круглосуточно. На ночных сменах горят костры, поют-заливаются шальные соловьи. Два часа темноты, светлое высокое северное небо. Душа полна радости, даже руках веселье. Я ухожу на дальний край поляны, забираюсь в спальный мешок. Три звезды и комар – моя компания. Белка сбежит с дерева, ежик приостановится в любопытстве – что это здесь положили?

И горят, горят в траве зеленые светляки. Отпад!

Зато уж и день получается длинный-предлинный и весь мой-пре-мой, от зари до зари, не то, что в Москве, среди сонных бумаг Управления. Одна стена за окном чего стоит!

(Чур, без обиды, да, Марина?)

И все же нельзя сказать, чтобы я вмиг прониклась тонкостями бурового искусства. Ни-ни. Люди, грохот. Вообще-то, я ужасно стеснительная, хотя у Вас, наверняка, другое мнение. Пришлось наблюдать, сидя на ящиках с керном, заучивать последовательность буровых подъемов-спусков, свинчиваний-развинчиваний, пока не уяснилось в моей голове.

– Что, девочка, освоила технику бурения? – посмотрел один из рабочих, едва я, наконец, разобралась, что к чему.

Сказать по правде, я боюсь их всех, насмешливых и дерзких, говорю, указываю ровным голосом, а в душе прячусь за последний кустик, а тут… есть тут один мастер. Загорелый, складный, зеленоглазый, как лесной бог. Я сама не своя, я как на горячих углях. Пошла по колее в ритме вальса, оглянулась – смотрит и как!

Шла я тогда, шла и встретила просеку. Слетел глухарь, заквохтала другая птица, открылась светлая чистая поляна. Трава некошеная, пряная. Легла навзничь, смотрела в небо… взлетела, слилась. Ни с чем не сравнится…

Мой тихий дом встречает меня, как награда. Цветастые сатиновые занавески, опустошившие мой кошелек, полосатый коврик-половичок, насмешивший ценой всю деревню. Собственная комната с ключом от двери – необыкновенно! В Москве я живу с мамой, братом, его женой, его тещей, его дочкой в одной квартире. Уф!.. Представьте моё нынешнее блаженство! Окно, забросанное ладонями зеленых листьев, ломаная кривая ветвей… вздрогнет ветка, а самой птицы не видно… И хочется смотреть, затаившись, и жалко спать, закрывать глаза, вдруг растеряешь поутру всю свою радость.