Ноттингем

– Брось, и как свидание с Фелис вписывается в этот план?

– Я сделаю из нее новую тебя, только улучшенную версию.

Рассмеявшись, я чуть замедляю ход.

– Что, считаешь себя незаменимой?

– Знаешь, вообще-то да, считаю.

– Как же больно тебе будет падать с Олимпа, Райли Беннет. И еще больнее будет от осознания, что тебя может заменить буквально любая, даже самая заурядная серая мышка.

Я останавливаюсь и, утерев пот со лба, внимательно смотрю на Каллума. Никогда не понимала людей, которые мстят бывшим после разрыва. Мне всегда казалось, что нет ничего лучше, чем бывшие, оставшиеся в дружеских отношениях, как родители Сойера, например. Но, как показывает практика, в подростковом возрасте такое просто невозможно: после расставания вы либо делаете вид, что никогда не были знакомы, либо пытаетесь испортить друг другу жизнь.

– Если хочешь, чтобы я извинилась, то я это сделаю, просто оставь меня в покое. И Фелис тоже.

– Фелисити – мой проект.

– Что, прости?

– Проект по журналистике о силе самооценки. Мне нужны баллы, а развернутая статья с презентацией на тему «Из зажатой мышки в королеву школы» прибавит мне дополнительные плюсы в резюме. Люди просто обожают такие истории. Фелис дала согласие и поддерживает мою тягу к хорошим оценкам. Ну а еще я поспорил с Уиллом, что к концу семестра Фелис станет королевой зимнего бала.

– Ты ведь понимаешь, что я расскажу ей про ваш спор? В условиях ведь не только корона, но и постель, я права? Ты просто не мог отойти от клише.

Услышав свисток, я оборачиваюсь. Тренер Кинни пристально смотрит в мою сторону, и я точно знаю, что мне влетит, если не продолжу тренировку, поэтому снова возвращаюсь к бегу.

– История об этом умалчивает, – бодро говорит Каллум, продолжая бежать рядом. – Можешь попытаться переубедить Фелис, только кому она поверит? Стервозной бывшей или парню с разбитым сердцем, который так сильно сочувствует ей, жалеет и понимает?

– У тебя команда облажалась в прошлом сезоне, может, лучше направишь энергию на них? То, как ты поступаешь с Фелис, – низко и мерзко.

– Низко и мерзко, – повторяет он. – Именно так могут сказать люди, если в сеть случайно попадут нюдсы, которые ты мне присылала. Пересматривал буквально на днях, ностальгия взяла за сердце.

Мои внутренности словно ошпаривает кипятком. В порыве гнева я сама не замечаю, как двигаю ногой в сторону и ставлю Каллуму подножку. В одну секунду он бежит рядом, в другую – с глухим звуком шлепается на землю.

Засранец умеет падать, защищая лицо от удара, но я надеюсь, что он хотя бы содрал локти.

– Беннет! – грозным тоном зовет Кинни.

Не обращая внимания на тренера, я присаживаюсь на корточки рядом с Каллумом.

– Сольешь в сеть хоть одну фотографию, и я тут же заявлюсь на порог к твоему папе и все расскажу. Если тренер Брайт не отреагирует, то я пойду прямо к директору и к копам. Сделаю все, чтобы ты вылетел не только из команды, но и из школы. Не с той связался, кретин.

Каллум поворачивает голову. И по довольному выражению лица мне становится понятно, чего он на самом деле добивался, начав этот разговор, – отвлечь и вывести меня из себя на глазах у тренера, чтобы повлиять на ее мнение в скором выборе нового капитана.

Из-за стычки с Каллумом тренер не дает мне занять позицию флайера и оставляет на подстраховке. С тренировки я выхожу в плохом настроении.

– Крепко ты задела его самолюбие, – говорит Ви, пока мы идем по школьному коридору к локерам. – Каллум еще ни разу в своей жизни не влюблялся и не получал отказ, а ты выдала ему весь комплект.

– Если он так проявляет любовь, то я бы предпочла цветы и записки с признаниями, а не угрозы публикации нюдсов и записей из личного дневника.

– Если не можешь набраться смелости признаться Сойеру, то, может быть, дашь ему прочесть пару страниц из дневника, чтобы он все понял? Заодно переиграешь Каллума с шантажом.

– Во-первых, эти записи заставят Сойера думать, что я – одержимая им психопатка. Во-вторых, все дневники, к счастью, уничтожены.

В тот же вечер, когда Каллум прочел мой дневник, я вырвала страницы и сожгла их на заднем дворе в печи для барбекю. Позже сожгла и остальные. Ранние дневники были хуже всего, с зашкаливающим количеством сердечек и целых страниц, исписанных фразой «Райли плюс Сойер». Кошмар наяву для любого парня.

Ви толкает меня в плечо, как только мы заворачиваем за угол. Проследив за ее взглядом, я вижу Сойера, а рядом с его открытым локером уже крутится Мишель. Опустив ладонь на его предплечье, она запрокидывает голову и звонко смеется. Сойер не убирает ее руку и даже улыбается ей в ответ.

В этот момент я понимаю Каллума, потому что ощущаю жгучую ревность. Она словно пропитывает кровь ядом, заставляя все внутри гореть в агонии. И ревности не важно, целуется он с другой девушкой или просто улыбается ей, это всегда одинаково неприятно видеть. Мне хочется подойти к Мишель и заставить ее убрать ладони от Сойера, но я, как и всегда, беру себя в руки и, улыбнувшись, машу в приветствии.

Глава 9

За семейным ужином я едва сдерживаюсь, чтобы не рассказать Фелис о словах Каллума. Возя по тарелке приготовленную на пару курицу с брокколи, я нервно трясу ногой, ожидая конца ужина.

– Сегодня особенный десерт. – Хлопнув в ладоши, мама буквально светится от счастья, словно находится в кадре рекламы майонеза. – Мы с Фелисити приготовили английский шоколадный пудинг. Готовить вместе так весело, правда, дорогая?

Мама сжимает плечо Фелис и добродушно улыбается.

– А меня ты выгоняешь из кухни, когда готовишь.

– Потому что ты оставляешь после себя бардак и вечно отвлекаешься на телефон, Райли.

Фелис опускает передо мной керамическую форму, и я качаю головой, вежливо отказываясь.

– Он с ванильным соусом. Попробуй, это очень вкусно.

– Мне правда нельзя. Скоро будет готова новая форма, сшитая по меркам, если я прибавлю в талии хотя бы полдюйма, тренер Кинни это заметит и устроит разнос.

– Разнос будет моему кошельку, если снова придется отдать почти четыреста долларов за юбку и топик, – говорит папа, опуская ложку в пудинг. – И это не считая ежемесячных взносов в спортивный фонд школы.

– Форма и должна стоить дорого – это лицо группы поддержки, – вмешивается мама. – И поверь, я знаю, о чем говорю. Когда я была капитаном, то выгоняла из группы за помятую или испачканную форму. К ней нужно относиться с таким же уважением, как и к себе.

Папа кивает, хотя явно не понимает нашего благоговейного трепета перед кусками цветной ткани – как он часто называет форму. Но если начать спорить с мамой, она погрузится в воспоминания, как была капитаном и привела команду к победе на соревнованиях штата. Папа говорит, что от этих историй у него начинается изжога.

– В следующий раз я приготовлю тебе что-нибудь вкусное с сахарозаменителем, Райли. Как вам десерт, мистер Беннет?

– Спасибо, очень вкусно. – Прочистив горло, папа расправляет плечи, а это значит, что он хочет задать серьезный вопрос. – Как проходит репетиторство с Каллумом?

– Договорились заниматься несколько раз в неделю. Но я не хочу, чтобы вы подумали что-то не то, я здесь, чтобы сосредоточиться на учебе, а не на мальчиках.

Так-так-так, мисс маленькая врушка. Неужели в школе при церкви ее не учили, что врать нехорошо?

– Молодец. Бери пример, Райли. Сначала школа и университет, а потом уже парни.

– Не припомню, чтобы в наши годы тебя интересовала учеба, Итан, – вспоминает мама. – В старших классах ты не раз пытался залезть ко мне в трусы и в итоге победил.

– Фу, мам! – Бросив вилку, я закрываю уши ладонями. – Больше никогда не объединяй в одном предложении себя, папу и трусы!

– Это совершенно естественные вещи, – с укором в голосе отвечает она. – А как, думаешь, ты появилась на свет?