– Надо открыть церкви и служить.
– Священников не хватает (многие расстреляны, другие сидят).
– Но вы же их готовите в семинариях.
– Мы их в семинариях учили на священников, а они потом становятся генералиссимусами.
В Карловых Варах священник, отец Сергий
Я спросил его, сколько у него сейчас детей.
– Трое.
– Надо же, пять лет назад был всего один.
– Ну да, это вы сюда приезжаете отдыхать, а мы здесь работаем.
Отец Сергий в церкви Бахрушинского приюта
После службы на Крещение толпа ринулась за святой водой.
Отец Сергий сказал моей жене Лене:
– Матушка, отойдите, пожалуйста, в сторонку, а то наш благочестивый народ в своём неуёмном стремлении снискать Благодать Божию и затоптать может.
Настоятель Рыльского монастыря прислал мне ценник
На нём написано: «Чай монастырский. Храни Вас Господь!
Срок хранения – 2 года».
Александр Мень
– Загорску ещё повезло, что у революционера оказалась такая красивая фамилия – Загорский. А то был бы какой-нибудь Поросёнков.
Прихожанин по имени Николай на исповеди подал огромный список своих грехов. А. Мень прочитал и сказал:
– Николай, когда вы всё это успеваете?
Курьёзы со знаменитостями
Владимир Мигуля
Когда-то, году в 1979-м, я познакомился с композитором Владимиром Мигулей. Мигуля написал много хороших песен, которые живут и по сей день: «Поговори со мною, мама», «А мне не надо от тебя», «Земляничная поляна», «Аты-баты, шли солдаты» и многие другие.
Володя и сам хорошо исполнял свои песни. И даже однажды представлял нашу страну в Сопоте.
Мы с ним года два ездили на гастроли.
В 1980 году мы с ним поехали отдыхать в Тарусу. Володя решил принять участие в конкурсе на лучшую песню об олимпийском Мишке.
Однажды он спел мне песню «Мишка олимпийский, олимпийский Мишка, да».
Я в ответ пропел ему: «Леди, леди, леди» – и так далее. Потому что мелодия была как раз песни про леди.
Это бывает. Засядет в голове, а потом уже кажется, что это твоё.
Я однажды написал стишок: «Ехали медведи на велосипеде» – и радовался минуты три, пока не вспомнил, что это Чуковский.
Однажды мы с Мигулей поехали на гастроли в Юрмалу. Там к нам в гостиницу пришёл Михаил Звездинский и предложил принять участие в «ночнике». Звездинский снимал ресторан, приглашал звезду для выступления и продавал обеспеченным людям билеты по 100 рублей.
Напоминаю, в то время это была зарплата инженера в месяц!
На таком вот «ночнике» однажды нагрянула милиция. Дело было незаконное, по статье «Частное предпринимательство». Звездинского, рассказывают, нашли в пустом баке и осудили на несколько лет.
Но самая интересная история у нас с Мигулей произошла с песней «Трава у дома».
Когда-то Мигуля написал эту песню на стихи Анатолия Поперечного и исполнил её по телевидению 12 апреля, в День космонавтики. На другой день он сказал мне:
– Знаешь, хорошая мелодия получилась, а слова – так себе. Может, ты получше напишешь?
Я попросил текст, прочитал его и говорю:
– Нет, я лучше не напишу. Тут хороший текст. У меня точно такой не получится.
А Анатолий Поперечный был профессиональный поэт, написавший до того песню «Соловьиная роща» – всесоюзный шлягер.
– Думаешь, нормальный текст?
– Просто хороший, – сказал я.
И только через несколько лет, когда группа «Земляне» сделала оригинальную аранжировку и мощно спела эту песню, песня стала чуть ли не гимном космонавтики.
Вот такая история. А согласись я переделать текст, и не было бы хорошей песни.
Владимир Шаинский
Удивительный был композитор Владимир Шаинский. Песни просто золотые – «На дальней станции сойду», «Чунга-Чанга», «Голубой вагон», «Один раз в год», «Родительский дом» и ещё много-много шлягеров.
А человек был ещё более удивительный.
Мы с ним как-то выступали в городе Выкса на металлургическом заводе. Когда он выступал, пел свои песни, зал умирал со смеху. А тут ему прямо на сцене подарили рабочую робу и каску. Он всё это надел на себя и сел к роялю. Пел очень громко и экспансивно, в зале просто рыдали от смеха.
Мы с ним писали какие-то песни, и однажды он позвал меня к себе домой. Жил он на Садовом кольце, напротив кинотеатра «Форум», этаже на шестом.
Встретил он меня в трусах, рядом с ним стояла его жена, младше Шаинского лет на тридцать.
Он тут же спросил: