Я автомат положил аккуратненько да расположился поудобнее. А сам за ней наблюдаю, мало ли, что у нее на уме.
«Давно, – говорю, – шастаешь тут?».
Молчит.
«Сам вижу, что давно. Уж больно вид у тебя потрепанный. Голодная поди?».
Все равно молчит. А сама смотрит, как я консерву открываю, аж глаза заблестели. Она тощая была, кожа да кости.
Ну, я ж не совсем изверг какой. Открыл банку, да поставил на землю, а сам отошел подальше. Думаю, чего зазря душу человеку травить.
«Ешь, – говорю. – Нечего по оврагам голодной бродить. Разговаривать не хочешь, так никто не заставляет. А вот поесть – это дело нужное».
Сомневалась она поначалу, но недолго. Да только, как из оврага вылезла, так и рухнула. Сознание потеряла. С голодухи может, или от пережитых потрясений.
Дым помолчал, собираясь с мыслями.
– Я ее, Леха, на своих руках до бара нес, да диву давался. Живого места на ней не было, одни синяки и ссадины. И до того она исхудавшая была, что почти и не весила ничего.
Долго она лихорадила потом, брат. Бредила, кричала. А у меня сердце кровью обливалось. Я уж думал, так и помрет, не очухавшись до конца. Тёму отправил искать Белую на подмогу. Понимал, что в одиночку не справлюсь с такой бедой. Тем более, с девчонкой. Тут, видишь ли, нужен был женский взгляд и подход соответствующий.
Долго мы ее выхаживали. Дежурили с Белой поочередно, глаз с Динки не спускали. К моменту, когда она в себя приходить начала понемногу, уже и забыли, что такое нормально жрать и спать, не до того было. Все внимание на девчонку. К счастью, такая воля к жизни в ней оказалась, что не всякому взрослому мужику дано.
Как лихорадить ее перестало, Белая к науке пошла, запасы свои медицинские пополнять. А я с девчонкой остался.
Она первое время совсем дикаркой себя вела. Забьется в угол и сидит там, молчит. Я ей поесть приносил, да в другой угол садился, рассказывал всякое, вопросы задавать пытался. Только она все больше слушала, а разговаривать не спешила.
С месяц, наверное, у нас с ней так продолжалось. Она молчит, я рассказываю. Потом уж отходить начала потихоньку, сама вопросы задавала, отвечала иногда. Боялась все, что я ее обратно к бандитам отправлю или, хуже того, сам руки распускать начну. Выспрашивала, чего я ее держу взаперти. Ну, а я объяснял, как мог, что для ее же безопасности. Чтоб не нашли. И что насильно ее держать никто не станет, когда она в норму придет. Так и успокоил.
А потом ей кошмары сниться начали. Бывало, кричит она во сне, потом просыпается и ревет. А мне от ее криков всю душу выворачивает.
В один момент не сдержался, сгреб ее в охапку, прижал к себе, как дочь родную, а она в меня вцепилась ручонками своими и держится крепко так. И говорит, говорит. А мне от ее рассказа не по себе делается…
Долго она тогда ревела, страшно ей было. Так я с ней и просидел полночи, еле успокоил.
А когда спать укладывать стал, она мне в руку вцепилась и говорит: «Дядь Дым, расскажи мне сказку».
Вот тогда-то, Леха, у меня все внутри перевернулось окончательно. Понял я, что глотку перегрызу любому, кто ее тронуть посмеет. Как родная она мне стала.
С того момента Дина оживать начала. Гуляли мы с ней по окрестностям в сумерках, чтоб лишний раз никому на глаза не попадаться. И стал я за ней странности замечать. Бывало, остановится она и прислушивается как будто. А после рассказывает мне, где какой мутант околачивается.
Поначалу-то я не особо верил. Думал, что-то у ней в голове не в порядке, чудится ей всякое. До тех пор так думал, пока она кровососа от бара не отвадила без всякого оружия. Просто вышла к нему навстречу и смотрит. Словно безмолвный диалог у них.
Уж не знаю, как так вышло, да только вот оказалось, что она действительно всякую монстру чувствует и договариваться с ними может.
Потом она и вовсе на болота перебралась. Не понимал я сначала, что ей там приглянулось. Можно подумать, другого места в Зоне не было. Тем более, с такой охраной из мутантов. И только потом дошло до меня, что она после жизни у бандитов замкнутого пространства бояться стала.
Я, конечно, уговаривал оставаться в баре, скрипел зубами. Да только сам же и обещал, кто никто насильно держать не будет. Пришлось отпустить. Ну, а дальше ты сам знаешь, да и рассказчик из меня сегодня хреновый.
– Ну дела… – протянул Хохот.
– Ты ж хотел правду, вот тебе правда, – проворчал Дым. – Теперь понимаешь, почему я тебя просил мне мразь, которая Динку застрелила, хоть из-под земли достать?
Хохот кивнул.
– Вот и ищи, Леша. Иначе я сам искать пойду. А тогда уж не обессудьте, всю Зону переверну. Да так, что мало никому не покажется. Из каждого встречного-поперечного душу живьем вытрясу.
– Не геройствуй, Дым. Я сам искать буду, а ты информацию собирай, авось кто проболтается по пьяному делу или хоть какую наводку даст. Глядишь, так у нас с тобой быстрее и надежнее получится.
Помолчали. Подумали каждый о своем.
– А теперь, – нарушил тишину Дым, – дядя Хохот, ты расскажи мне сказку…
Расскажи мне сказку. Часть 2
В первое мгновение Хохоту показалось, будто Дым сошел с ума.
– Какую тебе, на хрен, сказку, Дым? Ты с ума сошел что ли?
– Интересную, Леша, – ехидно ответил Дым. – Про то, какой твой интерес. И про Художника заодно.
– Есть у меня интерес, да не твоего ума дело! – рявкнул сталкер.
– Хохот, я тебя пристрелю и закопаю. И скажу, что так и было, – ласково пообещал Дым. – Я, видишь ли, желаю знать, с кем имею дело. Из бара не выйдешь до тех пор, пока не расскажешь.
Хохот тяжело вздохнул.
– Падла ты, Дым, каких поискать. Всю душу вытрясешь ведь. Но, коли так, слушай.
– Я ж до Зоны нормальным человеком был, Дым. Армия, институт, работа. В десанте служил, образование имею инженерное. По молодости балагурил, конечно, куда ж без этого. Но быстро за ум взялся и разгульный свой образ жизни прекратил.
Семья у меня была, дети. Жена красавица, сын старшой, да дочка младшенькая. Любил я их, Дым, души в них не чаял. Нарадоваться никак не мог, что меня жизнь таким счастьем наградила непонятно, за какие заслуги.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: