Российский колокол № 2 (46) 2024

– Честно? – заколебался мальчишка. – Ну, я думал, бодяга всякая, если честно. А… а это… это… улёт! Ни на что не похоже! И так писали! Мы были в полном а… Крышеснос, короче!

Его приятели согласно закивали буйными хаерами.

– Я польщён, – утомлённо и не без кокетства уронил Пушкарский.

– И знаете что? – со снисходительным воодушевлением продолжал кудрявый, размахивая «Горизонтами». – Мы даже решили, что у вас есть чему поучиться!

Звёздную расслабленность Пушкарского как рукой сняло.

– Поучиться? – с нехорошим подозрением спросил он. – Вы что, сами пишете?

– Ну, пытаемся, – скромно потупился парнишка.

Шапка его кудрей на миг показалась ореолом избранности.

Эх, знал бы он, во что ввязывается…

– Так вы, получается, не читатели уже, а писатели? – с разоблачительным пылом воскликнул Пушкарский. – Будущие конкуренты? Обман, кругом обман!

И, словно опуская занавес высокой трагедии, Пушкарский торжественно и безнадёжно закрыл лицо руками.

– Ну что вы, право! Не стоит так расстраиваться! – Ведущий был профессионально непотопляем. – Будем радоваться тому, что обнаружилась приятная тенденция! Авторы начали читать друг друга! Так пусть эта тенденция ширится и крепнет!

Камера отъехала от трагического Пушкарского и взяла крупным планом лицо ведущего. Его всегда чуть ироничная улыбка перечёркивала все проблемы.

– И на этой оптимистической ноте позвольте завершить наше сегодняшнее ток-шоу! – объявил король эфира.

Он ещё что-то говорил, потом пошла реклама.

Я посмотрел на Жанночку. Она, уставившись в одну точку, в глубокой задумчивости ломала свои длинные пальцы с безукоризненным маникюром.

Мне захотелось поскорее уйти. Настроение для романтического вечера было утеряно.

А если честно, дело было даже не в этом. А в том, что ко мне вдруг пришли строчки. Их надо было поскорее записать, пока не забылись.

– Ну, я пошёл, – осторожно сообщил я подружке. – Уже поздно.

– А зря… – сказала Жанночка и подняла на меня глаза, полные тоски по несбывшемуся.

Мне стало совестно. Я подумал, что сейчас она скажет: «А зря ты уходишь» – и расплачется. И торопливо поцеловал её в тугую щёчку.

Но Жанночка сказала:

– А зря у меня в «Грёзах плохой девчонки» Клэр в седьмой главе уходит от Идена. Они должны были начать строить отношения ещё в четвёртой главе. А когда подружка Клэр, эта стервочка Пэлтроу, передаёт ей привет от бывшего…

О-о-о, только не это! Только не разбор любовного романа, бессмысленный и беспощадный!

Я поспешно поцеловал Жанночку в другую щёчку и мигом скатился по лестнице. Может быть, она даже и не заметила моего ухода.

Я торопливо шагал по улице. Строчки уже распирали меня изнутри.

Нет, это были не абзацы брутального романа. Это были рифмы и образы.

Стыдно признаться, но я пишу стихи. Конечно, под ником. Никто не должен это знать.

И всё же какое счастье – вот так спешить к чистому вордовскому листу. Излить на него вдохновение.

А потом выложить готовый стих на свою страничку. Где, я точно знаю, ждёт меня читатель.

Да, единственный. Зато бескорыстно любящий моё творчество. Какое уж есть.

Мой читатель.

Александра Разживина

И возжелал я кибербанку

Я проснулся оттого, что на меня кто-то смотрел.

Сон не хотел отпускать, обволакивая сознание молочным киселём образов, я повернулся на бок, и тёплый комок шлёпнулся, недовольно попискивая. Жирная седомордая крыса взглянула печально и всепрощающе, как Богородица, а потом, тяжело переваливаясь, уползла. Под тихое шуршание чёрного хвоста меня вырвало.

Горло обожгла кислота, резко заломило висок.

Японский бог!

Где вообще я?

Серый свет едва сочился из закрашенных окошек, полосатый матрас лежал прямо на полу. Это не моя комната!

От омерзения и страха тело пробрал колотун. Я кое-как поднялся, стараясь не касаться замызганных стен, и огляделся: в углу торчала белая раковина в коричневых потёках, из крана мерно капало. После умывания стало чуть легче, хотя вода пахла странно.

Что, мать вашу, происходит?

Вчера я вышел из офиса около шести вечера, закупился в магазине, потом пешком прогулялся до дома, приготовил ужин, лениво поискал тур на отпуск, пару часов поиграл в новый PunkOn и лёг. Почему исчез мой умный ортопедический матрас, умный будильник, почему мой умный дом стал логовом бомжа?

На тумбочке, застеленной газетой, стояла тарелка с семечками. Я машинально протянул руку, а они брызнули в разные стороны. Тараканы!

Вот гадость!

Надо выбираться, чем скорее, тем лучше. Разбитые кроссовки валялись около синей фанерной двери. Я открыл её пинком, канализацией запахло сильнее. Крошащиеся ступени вывели наверх.

Взгляд прыгал и ломался о постапокалиптический пейзаж.

Здание зияло голыми проёмами дверей и окон: то ли бывший цех, то ли коровник. Напротив так же уныло тянулись бетонные стены следующего и следующего. Вместо асфальта – земляная каша, вместо неона – серый свет не видимого за пухлыми облаками солнца, вместо небоскрёбов – скелеты промышленных динозавров.

Вдалеке что-то шумело и стучало, я пошёл на звук, стараясь держаться поближе к стенам – там сохранилась потрескавшаяся отмостка.

Усталый мозг отказывался удивляться, просто фиксируя события в режиме кинокамеры: воздух не холодный, выше нуля, но ветер резкий, неприятный; пахнет гарью и машинным выхлопом; в куче мусора кто-то копошится. Крыса?