Журнал «Юность» №08/2024

– Спасибо, – слабым голосом сказала она.

– Как вы?

Старушка помолчала немного, тяжело вздохнула и, все так же бесстрастно глядя перед собой, ответила:

– Так пусто на душе. Не плохо, не жалко – пусто.

Парой предложений она выразила все то, что я сам чувствовал. Оставил ее одну и пошел дальше в сторону администрации.

За Щипачевым приехали примерно через час. Тут же появились другие журналисты. Похоже, не у одного Лисина были полезные контакты в полиции.

Когда главу вывели из здания, все начали фотографировать его, задавать вопросы. Я же ничего не делал. Просто стоял в стороне. Только когда Щипачева уже заводили в автозак, прошмыгнул поближе и бросил ему в лицо:

– Ну что, устроил детишек?

Он резко повернулся ко мне. Взгляд у него был такой же, как у старушки на обочине, как у директора в школе, как у меня вчера в лифте.

– Теперь уже все равно, – невнятно пробормотал Щипачев.

В следующую секунду он уже скрылся в кузове с решетками на окнах. Полиция уехала, журналисты разбежались. Я потоптался пару минут перед администрацией, после чего побрел в лес.

У элеватора меня встретил знакомый вахтер, провел в сторожку и угостил горячим чаем. Мы молча посидели, о пожаре я не спрашивал. Кому интересно после смерти близкого человека обсуждать его предсмертные конвульсии? Его молча поминают и не оскорбляют непристойными подробностями кончины. Особенно если человек был хороший и дарил людям радость.

Набравшись сил в сторожке вахтера, я проделал оставшийся путь до леса. Как и стоило ожидать, на его месте осталось пепелище. Пейзаж, достойный Верещагина. Поле обугленных пеньков, торчащих из-под земли, как могильные плиты.

Постарался найти то место, где раньше была скамейка. Сел на один из пеньков. Оставалось только вспоминать те часы у опушки, проведенные вместе с Анжелой под зонтиком сияющей кроны, когда я еще мог по-настоящему чувствовать.

Надежда Лидваль

Родилась в 1990 году в Омске, окончила Омский государственный университет. Живет в Санкт-Петербурге, работает переводчиком. Училась в школе писательского мастерства CWS и на курсе Евгения Бабушкина.

Публиковалась в журналах «Новая юность», «Традиции & Авангард», «Пашня», «Прочтение». В 2024 году вошла в длинный список премии «Лицей». Участница литературных мастерских АСПИР.

Аркадия

И вот народились у земли небоскребы, один другого выше и тоньше. Раньше вырастали дома плотные, приземистые, коренастые, а тут от малокровия пошли все жерди худосочные, которым лишь бы ввысь устремиться. Аркашина многоэтажка обещала обогнать по высоте остальные здания ЖК, прорасти сквозь небо и упереться крышей в сапог одноногого бога. Обещала, да только выросла всего на четверть и остановилась в развитии. Стоит теперь грустным безглазым коробом – ни туда, ни сюда.

Аркаша – тот еще на котлован приходил любоваться, когда там не было ничего, кроме ямы и огромных бочек не пойми с чем – приданое химзавода, которому земля уже отслужила. Аркаша становился у забора, обращал глаза к небу, туда, где мыслил себе восемнадцатый этаж, и мечтал: «Вот тут у меня телевизор висеть будет. На лоджии поставлю стол, чтобы летом работать. Утеплю обязательно. А в том углу будет место под барабаны. Да, мама, я все-таки куплю себе барабаны и научусь играть, ворчи сколько хочешь. Можешь даже смеяться. Ну а здесь – будуар будущей жены, или без чего они там обойтись не могут, эти женщины».

Он не переставал мечтать, даже когда стройка замерла на шестом этаже: вычитал где-то, что дома полезно подкармливать позитивными мыслями. Но вот «Урбанстройкапиталинвесткоммерцгруп» объявила о своем банкротстве, краны впали в спячку, под ними перестали копошиться расторопные люди, и только слепой сторож месил сапогами песок. Тогда Аркаша перешел к действиям более решительным.

Однажды незадолго до полуночи он с пакетом в руке приблизился к щели в заборе и кликнул сторожа. С той стороны лениво рявкнула собака, послышались шаги и несвежий голос:

– Чего вам?

– Я знаю, почему дом не строится, – объясняет Аркаша.

– И че?

– Кажется, я нашел решение.

– Дольщик, что ли? Идите в суд.

– Вы не соблюдали ритуалы. Старые дома стоят крепко, потому что возведены на костях и пропитаны кровью. А здесь был бездушный завод – он жизни не даст. Вы монету в котлован не зарывали, землю не освящали, животом к ней не припадали, не целовали ее в уста. Вот земля мой дом и родила только частично.

– Давай отсюда. Охраняемый объект.

– Да нет, вы послушайте. Я принес черного петуха. Точнее, петуха достать сложно – была только курица. И то не живая. За живой нужно ехать на специальный рынок. Поэтому вот, охлажденная.

Аркаша перекидывает пакет через забор. Сторож шуршит пакетом, вздыхает, гремит цепью, и где-то в стороне открывается калитка.

– Тебе чего надо-то?

– Мне только дайте квартиру еще раз посмотреть. Я прикину, в угол мне барабаны ставить или по центру стены.

Сторож впускает.

Одна лампочка, кое-как к деревянному шесту прикрученная, светит изможденным солнцем, а в остальном за забором – чернота и звезды. Аркаша идет, не глядя под ноги, спотыкаясь о какие-то кирпичи и железяки. Не видит и не слышит ни собаки, что вцепилась зубами в пакет с охлажденной курицей, ни сторожа, что орет отрывистым матом, сапогом пытается достать пса. Аркаша шагает, взметая песок, глядя счастливо вверх, где звездами обозначается купленный им кусок черного неба.

Гармония

У Ксюши не росли брови. Приходилось по утрам отнимать час-полтора от сна и рисовать недостающие черты. Ей говорили: «Это же хорошо. Все в твоих руках. Каждый новый день не похож на предыдущий». За столько лет можно было научиться одним росчерком карандаша и взмахом кисточки с гелем изображать из себя и девушку без фильтров, и принцессу без комплексов, и мечтательную нимфоманку. Но Ксюша ничего такого не умела и ходила с вечным удивлением на лице.

А тут – свадьба. «А на свадьбе, – думала Ксюша, – надо быть не такой, как в жизни. Чтобы хоть на фотографиях собой любоваться годы спустя. А то замужем не до этого – там семейные ценности, и махровый халат, и супный чад на всю квартиру, и дети в том или ином количестве… Там уже не до бровей».

Ксюша решила довериться профессионалам. Все бы хорошо, только мысль эта пришла ей за два дня до бракосочетания, когда в нормальных салонах уже давно все было расписано. До двух часов ночи Ксюша гуглила местных бровистов. Нашла Амину, дизайнера взгляда из подвала соседнего дома, между скупкой телефонов и зоотоварами. Ксюша пришла к ней с мольбой в глазах и без бровей. Амина сунула ей в руки каталог, сама пошла курить. В каталоге – выбирай не хочу. Брови на любой вкус: аристократичные, истеричные, пикантные, атаманские, рабоче-крестьянские, «мефистофель». И приписочка ручкой: «Возможен смешанный дизайн».

Четких пожеланий Ксюша не высказала, главное – чтобы красиво и все восхитились немедленно. Амина хмыкнула, надела черные перчатки и склонилась над девушкой. Долго колдовала, усердно: расчерчивала Ксюшин лоб по линейке, рисочки ставила, кресты чернильные рисовала, кожу иголочками прокалывала, туда пигмент заливала. («Вам только среднекоричневый, у вас такой типаж».) Наконец подала зеркало.

– Ну вот, пожалуйста. Устраивает?

Ксюша смотрит на себя, а слова застряли где-то глубоко, повисли на связках.

– Да вы накраситесь, хорошо вам будет, – успокаивает Амина. – Реснички, если захотите, могу вам в следующий раз сделать.

Ксюша идет к остановке, ловя в витринах свой новый образ. Ксюшу распирает от удивления. Только на лице удивления нет. На лице – что-то злобное и не вполне человеческое. И новые брови.

Жених долго всматривался, не мог понять – зачем? Потом сказал:

– Я полюбил свою Ксюшу за кроткий взгляд и за то, что она смотрела на меня подобострастно. Это вселяло в меня уверенность и давало мне повод думать о будущем. Вы же глядите так хищно, что мне становится страшно и немного не по себе. Мне нужно все осмыслить. Я отойду на минутку.

Больше его в загсе в тот день не видели. Телефон забыл, а паспорт забрал. Родственники с той и с другой стороны посетовали, потоптались, но потом, переборов стыд, все же поехали на банкет. Ну а Ксюша – домой, плакать и анализировать ситуацию.

Понятно, что семейной жизни не получилось из-за бровей. Но так ли от этого больно, как должно быть? Обидно, конечно, и стыдно перед родственниками. И фотографий теперь не будет. Хотя какие фотографии с такими бровями? Ну а что с ними не так? Ксюша и раньше себе не нравилась. А сейчас? Брови вроде ровные получились, почти одинаковые, просто Ксюша их побаивалась. Какие-то они не такие, не отражают ее внутренний мир, а может, и того хуже. Ксюша замечала, как за надбровными дугами потихоньку скапливаются нехорошие мысли: «Есть поступки, которые нельзя прощать. Есть слова, которые нельзя забыть. Есть люди, которые из самых близких становятся никем…» И вот еще: «Только судьба может дать второй шанс. Я не такая добрая. Потому что не судьба». Или даже так: «Я не нарушаю чужие правила – я просто живу по своим». Рука сама потянулась к телефону, чтобы это все опубликовать на стене и фотографию прикрепить позагадочнее: женская лодыжка в красной туфле, или только нижняя половина лица с приоткрытым ртом, или волосы, спадающие на плечо. Ксюшу объял ужас неимоверный. Телефон она отодвинула от себя подальше, а наутро – успеть бы, пока совсем не накрыло, – побежала к Амине.

– Микроблейдинг – это навсегда, – заявила Амина. – Если перекрывать, то только «мефистофелем». Но оно вам надо?

– Я не хочу «мефистофеля». Я хочу свои старые брови.