Иконостас Три Обезьяны

Иконостас Три Обезьяны
Лития Тахини

Что произойдет с жизнью в городе, где проживает девушка по имени Сепия, если умрет Смерть? Это будет вопрос поэкзистенциальней, чем – «быть или не быть»!

Лития Тахини

Иконостас Три Обезьяны

Все началось, когда старшая кошка Сепии дожила свою девятую жизнь. И до этого, Сепия интересовалась природой смерти, теперь же, размышления приняли настолько интенсивную форму, что и сама Смерть, наблюдая за мыслями девушки, в какой-то момент задумалась над вопросом – кто или что она? Эта мысль подобно вирусу, минуя ее волю, окончательно и бесповоротно внедрилась в мысли Смерти, а через какое-то время, началась внутренняя пертурбация и энергетическая структура «старушки с косой», посыпалась.

Поломка, вернее, распад в небытии Смерти, был внезапным и здорово пугающим. Всполошившись, Верховные принялись восстанавливать глючивший код, но все оказалось гораздо сложнее и сильно дольше, чем предполагалось. В панике, они стали искать ей замену, но Смерти с подобной квалификацией, для данного региона, не находилось, все подходящие и так работали сверхурочно.

Оказавшись в критической ситуации, было принято экстренное решение о временном замораживании данного поселения и запустить буферную программу Сон, так как Жизнь, без противодействия Смерти могла в любой момент рухнуть, и тем самым, автоматически стать смертью. Это грозило еще и тем, что этот будто бы из ниоткуда, возникший вирус, мог прописаться в программу Инь-Янь на главном сервере и стать не частным случаем, а глобальным сбоем бытия не только на подопытных планетах, но и на планетах-лабораториях, где создавались Пространство, Время и прочие структуры, сопутствующие возникновению и поддержанию разных форм жизни. А галактический сбой, где жизнь – отнимает существование, а смерть – дарует его, привел бы к полному обвалу создаваемой, с таким большим трудом и такими же большими финансовыми затратами, Иерархической Матрицы.

В это же время, жизнь в маленьком городке замерла. Все жизненные процессы замедлились во много-много раз. Люди выглядели как мертвые, но вместе с тем, двигались словно живые.

Сепии наяву бесконечно снился один и тот же сон, будто ее кошка, как обычно после сна, выглядела слегка помятой, и по привычке, прямиком направилась к ней, чтобы ее погладили. Но как только Сепия в умилении протягивала ладонь, чтобы разгладить пушистую шерстку, как сон обрывался и начинался сначала.

В этой повторяющейся цепочке событий, она догадывалась, что это не просто сонная петля, и ее сознание в какой-то момент досканировалось до «капитана очевидности», что это – уснувшее бодрствование!

Чем бы оно ни было, Сепия очнулась в нем. Она пристально оглядела свой дом, на первый взгляд, всё было как обычно. Сложности появились, когда Сепия захотела выйти на улицу, но не смогла справиться с этим элементарным заданием, дело было в колоссальной нехватке энергии. Входные двери оставались приоткрытыми до тех пор, пока оставались открытыми ее глаза, и вроде бы все было просто – держать глаза открытыми. Она долго концентрировалась на входной двери и визуализировала свой выход из дома, но как только по-настоящему делала попытку через них пройти – глаза как по волшебству закрывались, а с ними, с треском закрывались и двери. От этих неудачных попыток, все ее руки и ноги были в синяках и гематомах.

Перепробовав всевозможные способы выхода из собственного дома, Сепия совсем поникла духом и прекратив попытки выбраться, в отчаянии уселась в кресло-качалку. Она сделала пару покачиваний и ее взгляд уперся в угол комнаты, где за занавесками пылился новомодный иконостас.

Уже лет пять, как он без дела висел в углу. За все это время, она впервые улыбнулась, при воспоминании о человеке, подарившего его.

По паспорту, его звали Прабхупадой Нахманом, но от этого имени он принципиально отказался и взял себе новое – Панихида Двухметровый и отзывался исключительно на него, стоически игнорируя официальное.

Дело в том, что в городке, в котором жила Сепия, одно время, любили давать гастроли диаметрально противоположные оккультно-религиозные конфессии. Порой одновременно, с проповедями выступали культовые духовные организации с совершенно взаимоисключающей риторикой, например, сатанисты со своим почитанием темных богов и церковь адвентистов седьмого дня. Или на одном конце улицы радостно скакали с ноги на ногу кришнаиты, а на другом – приверженцы кабалы с красными нитками на запястьях, закативши глаза, вещали о своей избранности.

Подобное случилось и тогда, когда был зачат Прабхупада – одновременно, проповедовали хасиды и веселые нью-эйджевцы-праноеды, лже-праноеды, разумеется. Вот тут-то и случилось очевидное-невероятное – хасид полюбил девушку из нью-эйджа. И закрутился бурный роман между такими разными влюбленными.