Джин в наследство

– Беженцы на крутых джипах не ездят, так и скажи, что зажал. – Жека уже стоял, на полусогнутых ногах расставив в стороны руки, и даже замахнулся для удара. Жека всегда был скор на расправу, а сейчас, когда одноклассники зачислили его в категорию стабильных выпивох, лез в драку без повода, синяки никогда не сходили с его физиономии. Но Глеб о новых Жекиных особенностях не знал. Он даже не встал с березового ствола. Первый удар перехватили Леха и Игорь Жарин. Они даже оттащили задиру к озеру и окунули в воду остудиться… Мокрый Жека согревался пивом, к Глебу больше не приставал. Но принялся строить план мести, просто поколотить жадину ему казалось мало, по мнению Жеки проучить этого воображалу следовало так, чтобы знал в чьих руках сила. А не поймет… «Ну что ж, напьюсь на похоронах».

Считается, что мысли это дело индивидуума, проскочили, запутались и ушли в сторону. Но именно это решение пьяного Жеки заставило ее ринуться в лес и подбираться проходными тропами к поляне. Все заняты разговорами, воспоминаниями и никто из 12 человек задержавшихся у мангала, даже не подозревает, что катастрофа уже приблизилась и избежать ее никак нельзя. Она неотвратимо приближалась с угрожающим гудением к поляне освещенной огнем от мангала, так было очерчено поле расправы.

Из засады она видела, как время от времени кто-нибудь поднимался и отходил в сторону, за границы света. И никто не замечал, что эта граница обрывается резко, одна нога еще остается в ярком освещении, а вторая уже в плотной зоне темноты. Будто эти две зоны огорожены высокой стеной. Перешагивает стену пятидесятилетний человек, а со стороны темноты он выходит уже ребенком. И что интересно, каждый в разном возрасте. Лехе было десять, вот только что он хохотал у костра, а в темноте третьеклассник Леха размазывает кулаком сопли по щекам и с обидой кричит «Ну погоди, Глебка-хлебка будут у меня свои солдатики, нападут и свернут твоим головы!». Едва Леха вернулся к мангалу как с места поднялась Ирина, с ней Глеб познакомил Маню в хозяйственном магазине. Кто-то у мангала окликнул женщину, когда ее правая рука и левая нога уже оказалась в темноте и из укрытия было видно, как на загорелой тонкой ножке тринадцатилетней девочки белеет в темноте сандалик, а правая нога замерла по другую сторону в желтой танкетке на каблуке. Это длилось не больше пяти секунд, но сцена получилась забавная. Скоро Ирина полностью проникла в темную зону уже в одинаковых белых сандалях и в ситцевом платье с рукавами-фонариками. Две туго сплетенные косы располагались по обеим сторонам шеи колечками и венчались капроновыми бантами за оттопыренными ушами. Ирина злилась на Янку за то, что какой-то Виктор пригласил танцевать не ее Иру, а эту задавалу Янку. И здесь, в темноте малинской лесной поляны подросток Ира желала однокласснице споткнуться в темноте через корягу, порвать колготки и испачкать светлое платье. Третьим в темную зону отправился Жека, это он первым вызвался спасать Глеба, но прибыл в гарнизон уже навеселе. Теперь он, покачиваясь на нетвердых ногах покидал зону света, предварительно послав нехорошим словом всю компанию. Жека пятиклассник был крепким мускулистым пареньком с хорошо развитым телом и упругой походкой уверенного в себе пацана. Он прислонился к стволу березы буквально в двух шагах от ее логова выудил из глубокого кармана штанов беломорину, и так вонюче задымил прямо перед носом пса, что Манины глаза, которые временно носила собака заслезились и в носу засвербело.

Собака чуть было не выдала себя громким чихом, но пятно света вдруг стало быстро расширяться, выхватывая из темноты одну за другой детские фигуры, и быстро возвращать в свой возраст. Над мангалом по спирали поднимался и разрастался огонь, пламя уже достигло двух веток плакучей березы, одноклассники с ужасом смотрели, как прямо над их головами нависает беда, но никто с места так и не сдвинулся. Сцена с замершими у мангала фигурами напоминала детскую игру: «Море волнуется – раз, море волнуется-два, море волнуется три – на месте фигуры замри!». Они и замерли, а огонь бушевал, закручивался спиралью и поднимался все выше и выше. Наконец над поляной между деревьями нависла огненная фигура с маленькой головой, но острыми ушами почти на лбу. Руки скрещены на мощной огненной груди, вместо ног огненная спираль, она сужалась и упиралась в самый центр мангала. Десять пар глаз не мигая смотрели на огненного монстра, и только один человек с интересом экспериментатора наблюдал за людьми. Он пускал дым колечками и вглядывался в лица школьных друзей так, как мальчишка рассматривает стаю пауков одного за другим. Сначала на лице Глеба отражались только блики огня, а потом из его глаз вырвались два красных луча, световые ножи прорезали зону темноты и метр за метром сканировали пространство. Она знала, что так человек ищет в кустах собаку с ее Маниными глазами и с ужасом следила за приближающимися лучами. Между тем поляна погрузилась в полную темноту, огненная фигура как выписанная на черном холсте, четко выделялась своими контурами. Потом рука метнулась в темноту, и через три секунды раздался всплеск воды. Рука возвращалась и металась в темноту десять раз, и пес насчитал десять бульков, не отводя взгляда от одной единственной фигуры. Одиннадцатый взмах руки вызвал вопль ужаса и хруст ломающихся костей, короткий вскрик и очередной одиннадцатый всплеск воды. Потом огненная фигура уменьшилась до размеров человеческой на поляну вернулся круг света. У тлеющего мангала остались двое – огненный силач сидел прямо в мангале лицом к Глебу.

– Ну что, теперь поговорим? – С угрозой в голосе спросил он Маниного мужа, а тот равнодушно пожал плечами и прикурил новую сигарету. Монстр выдержал паузу, его черные глазницы прямо из огня упирались взглядом в Глеба, но тот равнодушно курил и спокойно смотрел на монстра. У огненного сдали нервы, его рука взметнулась в сторону Глеба. Собака одним прыжком достигла огненного, клацнули клыки, кисть отсоединилась и упала к ногам мужа. Тот не спеша притоптал огонь на земле, залил из бундуля угли в мангале встал и направился к тропинке. Манины глаза на собачьей морде провожали родную фигуру с недоумением. Только что на его глазах исчезли одиннадцать человек, а он спокойно идет домой?! Хотя знакомая фигура перемещалась как-то урывками, так будто кто-то просматривает ролик и каждые 10 секунд останавливает изображение. А перед самым выходом на дорогу она и вовсе растворилась. Пес, сопровождая Глеба облегченно выдохнул и отключил Манино зрение. ....

Утро первыми лучами настороженно заглянуло в комнату через листья герани на окне. Рядом на столике очки, телефон и планшет. Тик-так, тик-так – нашептывают время часы в деревянном корпусе, к тиканью, скосив глаза на циферблат, прислушивается обезьянка на турнике. Она всегда на турнике и всегда в одной позе – одной лапой держится за перекладину, две левые Маня зацепила плюшевому зверьку за тонкую ветку березы. Еще весной она принесла с улицы эту ветку, Глеб замерил, подпилил, так чтобы концы надежно упирались в потолок и письменный стол. Получился примитивный органайзер, ветка, дополненная несколькими шурупами, позволила повесить на стволе всякую мелось – очки, мешочек с шариковыми ручками, четки. У основания Маня расположила глиняный замок, который прибыл в Москву с первым чемоданом из Латвии, а на шурупе вверху фигурку домового. Получилась крутая площадка международной и меж сущностной толерантности, особенно с обезьяной. О толерантности в момент монтажа этого природного органайзера ни Маня ни Глеб и не думали. Но на фоне националистической перебранки между западом и Россией такое определение само по себе пришло в голову. Конечно, на ветке они не развешивали флажки стран. Типа справа дружественные – Белоруссия, Китай, Венгрия, а слева вся Прибалтика, Мелкобритания и Америка. Вместо индийской государственной символики висела на турнике обезьяна и бесстрастно наблюдала за новостями по телевизору. Мудрый домовой ворчал на своем гвозде, комментируя то отмену шенгенских виз для русских, то сокращение поставок газа недругам. Он всегда был за тепло и покой в доме и категорически против пылесоса, излишних поездок, даже на курорт в дружественную Турцию. Обезьяна с домовым были на своих постах и этим утром. В спальне, как и в углу письменного стола тоже ничего не изменилось. Но Маня все равно не выбиралась из-под одеяла опасаясь сюрприза. Точнее сказать какой-то неприятности. Невнятное завершение вчерашнего дня, когда она забрала у мужа фонарь и одна отправилась по ночному лесу домой, еще оставалось в ее памяти. Ей не нравилось, что Глеб так и не объяснил где на самом деле был, и что такое он решил скрыть от Мани, что неведомым образом пробрался в гараж. Дождался там ее возвращения и принялся колотить по железной двери со всей дури. Аргумент, что она сначала невнимательно осмотрела помещение, а потом переполошила весь гарнизон и соседний поселок, вестью о пропаже мужа, не выдерживал никакой критики. Получалось что, Маня не надежная жена Глеба, а взбалмошная, рассеянная истеричка. Никто из одноклассников мужа конечно не давал ей таких несправедливых эпитетов, но по-другому, пазлы сцены исчезновения Глеба, просто не складывались. Отсюда и страшный сон Мани, надо же такому явиться, она собака, спряталась в кустах и следит за веселой компанией на берегу озера?! А потом по кустам крадется за мужем, кстати, во сне он тоже пропал по дороге, просто растворился. Но муж мирно спал в своей постели. Маня перевела взгляд на часы – 10.00. Поздновато проснулась, но и легла за полночь. Пришла домой в половине первого, заварила крепкий чай с мятой, и в лю?лю. Включила очередную аудиокнигу – кажется про ужасы в заброшенной деревне, где по ночам бродили давно покойные обитатели теперь покосившихся домов и бдительно заглядывали в окна. По сюжету заплутавшие туристы решили переночевать в одном из домов, а на утро уехали из гиблого места поседевшими. Маня уснула и толком не поняла, что именно случилось ночью у туристов. Зато помнила каждую деталь собственного сна-ужаса.

Уснула в смятении и проснулась также. Нет, хватит надумывать на ровном месте разные проблемы, реальных достаточно. Она решительно встала, нажала рычажок электрочайника, бросила в чашку чайную ложку растворимого кофе. Лучше бы заварить, как положено с перцем солью и корицей. Но муж спит, а колдовать над кофе только для себя, не хочется. Сейчас взбодрится и, если Глеб не встанет, отправиться на озеро. Она уже распахнула на кухне окно, солнце жарило вовсю, разогрев столешницу и сидение дивана. Аля с утра на кухне задергивает плотные шторы, а Маня наоборот, отдергивает легкие.

Покончив с кофе, она привычно направилась на балкон за подсохшими полотенцами и купальником. Стараясь обойти скрипящую половицу, она споткнулась о брошенный посреди спальни тапок и ухватилась рукой за комод у кровати мужа. Отметив заметный слой пыли, внесла в мысленный органайзер – протереть, и наткнулась взглядом на любопытный предмет. Прямо перед портретом Глеба, в образе Хемингуэя, сидел черный джин, на его отполированных плечах и боках играли блики утреннего солнца. Маня с любопытством вглядывалась в лицо арабского божества на полке комода, а видела бедуина, который скрестив ноги, присел отдохнуть прямо посередине пустыни. Пыль на светло-коричневой поверхности комода представлялась ей раскаленным песком. А бедуин, точнее джин, слегка раскачивался под палящим солнцем и не обращал на любопытную Маню никакого внимания.

– Ты кто? – Прошептала она и потянула руку к фигурке, ладонь обожгло жаром, да так сильно, что женщина, машинально отдернув кисть спрятала руку за спину. – Эка тебя прожарило, потерпи, солнце скоро уйдет, а пока я задерну занавеску, так чтобы на тебя попала тень.

Бедуин молча смотрел прямо в лицо Мани да так пристально что у нее слегка закружилась голова.

– Извини, мне пора. – Попрощалась она с истуканом и покосившись на спящего мужа, юркнула на балкон.

По дороге к озеру она вручила Яшке Тынеею две конфеты Мишка на севере, а пару кусочков жареной куриной печёнки с благодарностью принял пес-Латыш, он прятался в тенечке у детской качели, но навстречу Мане все же поднялся и даже проводил ее до лесной тропинки. На берегу было шумно и многолюдно, Маня машинально взглянула в сторону поляны на которой вчера пировали одноклассники. Поляна пустовала. Вокруг мангала лежали два бревна, а перед ними несколько пластиковых бутылок из-под пива. Маня вздохнула и направилась собрать мусор, оставленный их с Глебом гостями. Делов-то собрать пустые бутылки и отнести их за пять метров в мусорные бочки, она выудила из пляжной сумки большой пакет с фирменным знаком супермаркета, «Пятерочка», быстро собрала мусор, и замерла у места, на котором в ее сне сидел Глеб. Рядом лежали три окурка и головешка, обгоревшая ветка напоминала руку с тремя искореженными огнем пальцами. Детские визги у воды стихли, вместо них в Маниных ушах появился треск пламени. Она опустила пакет с мусором на землю и направилась в сторону кустов, туда где по сценарию ее сна сидела в засаде огромная черная собака. Кусты стояли, собаки не было, на ветках запутались клочки то ли шерсти, толи семян от высокой травы, которые разлетались по округе и сбившись в кучу напоминали клочки утеплителя стекловаты. И все равно перед глазами Мани возникла картина ночной зоны света, одноклассники вокруг мангала и собака, затаившаяся в кустах. «Кстати, а почему никто мангал не забрал?». Она решила, что попросит последить за ним Лену в купальнике из маков, а когда Глеб проснется – попросит его отнести мангал в гараж.

На просьбу мокрой Мани Лена в маках и кровавых сережках ответила согласием:

– Все равно торчим здесь целый день.

Спросила разрешение воспользоваться приспособлением, получив согласие, позвала мужа и отправила его в магазин за мясом. Обрадовалась, что поляна не занята, а мангал просто забыли убрать, перенесла из укрытия свои вещи и вытянув ноги уселась на бревно следить за сохранностью чужого имущества. Лена успела поделиться ходом расследования, тех кто знал ее отца она так и не нашла. Правда вчера один местный сказал, что фамилию Шибук помнит. Сегодня обещал принести альбом с фотографиями и под пивко, будет показывать Лене семейный архив, может, что и получится. Пивко у них уже есть – держат в сумке холодильнике, а потенциального свидетеля пока не видно. Они попрощались, и Маня с чувством выполненного долга решительно зашагала домой.

Сейчас она разбудит Глеба, покормит его манной кашей, и вынудит рассказать ей прямо – где и зачем он прятался вчера пол дня, как попал в запертый гараж и откуда на комоде появилась эта фигурка. И пока не получит внятных ответов на все эти вопросы – не отстанет!

Она намеренно громыхнула входной дверью, муж вышел на встречу с айфоном в руках:

– Жека разбился

– Этот тот что просил у тебя 50 тысяч? – уточнила Маня.

– А ты откуда знаешь? Когда Жека буянить начал ты уже ушла…– прошептал он.

Вот он момент отплатить мужу монетой загадочности и недосказанности сообразила Маня и выдала:

– Я ушла, а птичка прилетела, села на ветку и сидела до тех пор, пока мангал не полыхнул.

– Это Леха швырнул туда картон, тот и загорелся как порох. – Глеб говорил машинально как зомби, не сводя с Мани испытующего взгляда. – Сразу после этого Жеку загрузили в машину, и Леха отвез его прямо к подъезду. А тот вместо того чтобы отправится отсыпаться, зачем-то сел в свою старую девятку и врезался в столб.

– В два часа тридцать минут? – уточнила Маня. Муж кивнул, прожигая ее взглядом вопроса, и она продолжила: – 50 тысяч у нас нет, а пять на похороны семье надо отвезти…

Глава 10

У Али каждый день был какой-то праздник – религиозный, семейный, день памяти или скорби. В это утро праздник профессиональный, для гарнизона святой она первой прислала свое поздравление с Днем Авиации. Оригинально так поздравила – снимок накрытого стола. У Али на кухне стол вообще был оригинальный – с зеркалом во всю стену, напротив. Там и отражалось каждое блюдо. Получалось, что к позднему завтраку Аля накрыла два стола, с 2 тарелками одна с сочной зеленью, румяными шпикачками, двумя соусниками с хитроумно загнутой ручкой, двумя пузатыми бокалами, предположительно с коньяком. А перед всем этим великолепием две Али, одна с айфоном в зеркале, и вторая за кадром на стуле. Под снимком приписка: «Скромный завтрак вдовы лётчика». Тщательно причесанная, с подведенными глазами в блузке с воланами на груди Аля грациозно повернула голову и выпрямила спину.

Своего летчика Маня кормила куда скромнее – манная каша с клубничным вареньем, кофе с молоком, персики и кисель из клюквы. Никаких бокалов и соусников. Во-первых, число посуды у них исчислялось единицами: тарелки глубокие, десертные, для второго по две штуки, кружки и чашки под кофе, чай, кисель и компот в количестве четырех. Нет, теперь трех, вчера одну Маня разбила вдребезги, Глеб повез маленький велосипед в ремонт, а она, распахнув настежь окно принялась мыть посуду.

Телевизор на стене настроенный на канал Соловьев-лайф сообщал сводки с фронтов, и меняя на экране одну за другой говорящие головы выдавал обнадеживающие прогнозы на будущее. Некоторые особо смелые громили либеральные власти прошлого, бросаясь в их адрес бесспорными аргументами предательства интересов отечества. Список аргументов Маня и сама могла бы пополнить, только в одном она не могла согласиться с экспертами. Отдельные лица на коллективном портрете отечественного правительства не менялись на протяжении всех этих тридцати лет. Да были фигуры, которые вынимали свои жадные хоботки из российских сокровищниц и как насосавшиеся крови клопы, отваливали куда-нибудь в Лондон переваривать проглоченное. Но тех, кто остался на родине значительно больше. Другое дело, что теперь их перестали называть либералами и демократами – мода на эти эпитеты прошла. Теперь принято носить патриотические френчи.

Взять хотя бы тех, кто разорил этот крепкий подмосковный гарнизон, оставив на забаву авиаторам любителям военный аэродром, забыв в служебных квартирах бывших спецов авиации. Фамилии этих решальщиков без труда озвучат и Аля, и баба Клава и жена соседа Мигаря. Если, конечно понадобится. Пока никто не заинтересовался, но стоит только решить – будут названы поименно все. С началом операции на Украине люди стали надеяться – все разорявшие страну понесут ответственность моральную, юридическую и главное – материальную.

Главное победить, но это сейчас, а потом победу надо закрепить и убеждать. Урок недостойных наследников великой победы над Гитлером встает комом у многих жителей гарнизона. Аля прислала к празднику 4 снимка – построение на главной дороге. На всех снимках еще молодой отец Глеба, эта группа подтянутых мужчин изображенных на черно-белом снимке казалась пришельцами из какого-то другого мира. Реального, но как будто параллельного и не потому что качество снимков по меркам современности не шло ни в какие ворота, и даже не потому что строение, перед которым стояла группа летчиков на днях снесли. Вглядываясь в лицо своего отца, Глеб сначала вспоминал имена тех, кто стоит рядом, а потом задумался и тихо так произнес: «Сейчас таких лиц нет». Маня не согласилась, младший брат Глеба копия отца, сын самого Глеба тоже похож на героического деда, да и из трех племянников двое точная копия бравого полковника. На аргументы жены Глеб реагировал покачиванием головы, и наконец сформулировал, «У отца уверенность в себе, спокойствие». Маня прервала мужа на этой фразе, иногда лучше промолчать. Время сейчас другое, ориентиры у современников по жизни тоже изменились, они живут в новой реальности. Нравится это или нет, но это так. Многое сейчас по-другому да и сами новости к профессиональному празднику поступают неутешительные: на аэродроме в Крыму сгорели 6 военных самолетов. ЧП объяснили ошибкой хранения боевой техники на открытых площадках. Маня с Глебом ездили в Шауляе на брошенный советскими аэродром, специальные капониры пустовали там недолго. На оставленных в полном порядке советских военных аэродромах вполне уютно чувствуют себя натовские самолеты. Прилетели и сели на все готовенькое.

За входной дверью в очередной раз устраивал разбор полетов Валерка Мигарь. Он фальшиво распевал о главной мечте: «Есть одна у летчика мечта – высота, высота», его напев разносился по всему подъезду. И недели не прошло после того как сосед под лай собаки выламывал дверь своей квартиры. Потерял где-то ключ.

Его жена принесла Мане с Глебом кусок шарлотки с извинениями:

– Праздник закончился. Отойдет и опять тишина будет. – Говорила, а сама не верила. – Праздновать сосед начал месяц назад. А что, имеет право – 18 июля День Авиации и военно-морского флота! Не успел отойти, а тут очередной праздник – 14 августа День авиации ФСБ. Авиация есть? Есть! Значит, имею полное право!

– Всегда был один День ВВС, каждое третье воскресенье августа, отпраздновали и можно жить дальше. – Жаловалась соседка. – А теперь отдельно по каждой специальности ФСБшную отгулял, а уже приближается 20-е число День воздушного Флота РФ. Сам бог велел выпить.

Маня согласилась, дескать разлетелись авиационные праздники. А как кучно упали на конец июля и август, сплошной чередой идут. Прямо как затяжной Новый год – начинай с католического Рождества, и заканчивай Старым Новым годом. Рассказала соседке, что и сами в Латвии принимали каждый год авиа-гостей. Слетались в конце августа прибалтийские летуны, забытые вокруг брошенных аэродромов русские летчики, борт техники и наземная обслуга. Те, которые не смогли уговорить своих прибалтийских жен переселиться в демократическую Россию.

– А летчик он какой? Ему только повод дай! – Сетовала жена Мигаря. – И в апреле на день авиации и космонавтики, слово «авиация» есть – для Валерки праздник. 9 февраля день аэрофлота, стартует и до самого 23-го числа. А там женский день не за горами, не успел как следует просохнуть – 23 марта день штурманской службы ВВС. Для него праздник, а для семьи сплошной ущерб.

– Ключи потерял, окно в машине разбил, деньги на новую стиральную машину пропил и соседи здороваться со мной перестали. Он празднует, а я знай извиняюсь.

Маня отмахнулась, дескать не переживай, дело привычное.

В Латвии каждое третье воскресенье августа слетались на праздник авиаторы. Не все уехали с развалом СССР, остались, устроились, кто как смог. А День ВВС отмечали исправно шумно на всю катушку. Распевали «Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу…» На пару дней Валера притих и вот опять.

Мигарь за входной дверью дурным голосом предупреждал любимую «Мне сверху видно все, ты так и знай!».

И вдруг на квартиру рухнула тишина, полная, плотная. На экране ведущий раскрывал и закрывал рот как рыба. За дверью на полуслове оборвалась песня, даже вода из крана текла беззвучно. Маня застыла с чашкой в руках у раковины, пропал не только звук, но и возможность двигаться. Зеркала у раковины не было, но за ее спиной кто-то стоял, да так близко что, тепло дыхания Невидимки попадало на ее шею.

Какой садизм – отключить человеку звук, возможность двигаться и оставить бедолаге ощущения, нос улавливал запах горящих палений, спина от ужаса покрывалась мурашками, сзади кто-то точно стоял. Но крикнуть, позвать на помощь или просто грохнуться в спасительный обморок ты не можешь. Сколько это длилось? Мане казалось не меньше часа «Следить буду строго…» – Выводил за стеной Мигарь, нет петь целый час сосед не мог. Это она такая терпеливая, а другие уже приструнили бы буяна. Звук вернулся так резко что, Маня вздрогнула чашка выпала, угодила на угол железной раковины и разлетелась вдребезги. Все прошло, но остался страх. Или в квартире кто-то есть, или ее кукуха принялась сбоить.

Маня пробежалась по квартире, заглянула в каждый уголок – никого. Даже Глеб не вернулся из гаража. Выходя на балкон, она чувствовала на себе чей-то взгляд. Потом решила – ерунда, в открытое окно ворвался ветер, поток мазнул по шее. От испуга замерла на время, страх вообще может парализовать, поэтому и слух пропал, потом отпустило. И вообще с фантазиями надо быть поаккуратней, бывало уже, сначала придумает себе ужас, потом потрясется от страха и приступает к аутотренингу на основе логического анализа. В квартире она одна – своими глазами видела. Окна на распашку, сквозняк, занавески с камушками внизу чтобы висели ровно, качнет ветер, заденут радиатор – вот тебе и шум. Как всегда, надумала невесть чего.

Понятно, дома второй день висит груз недосказанности. О странной пропаже Глеба в гараже поговорить с мужем так и не удалось, утром она несколько раз поймала на себе его задумчивый взгляд. Он даже не улыбнулся ее очередной шутке. Маня разговаривала с подругой, та прослушала очередную серию Трассы и убеждала Маню выставлять в интернете текстовые файлы. Маня в Латвии вела свой канал «ВГОСТИ, ЛВ», размещала там сказки, зарисовки, очерки, часть своих зарисовок выставляла в Блоге на «Эхо», именно там, не меняя ни одной буквы к Маниному тексту присобачили чужую фамилию – Владимир Рыжков. Она быстренько послала свою претензию эховскому руководству, пожаловалась зятю. А тот научил ее пользоваться программой по определению авторства текстов. Маня просидела всю ночь – к тому времени в блогах и на собственном сайте она успела выставить 500 персональных постов, и поняла, что воруют целиком, частями и абзацами.

– Крадут заголовки, предложения слова и даже буквы! – Из телефона раздался хохот Жанки.

– Ты что успела алфавит приватизировать?

Они рассмеялись на пару, Маня под недоуменным взглядом мужа. Он всегда участвовал в ее разговорах, репликами, вопросами, смехом. А тут сидел рядом, курил и был где-то далеко. Куда именно сдули благоверного его сомнения и мысли, Маня точно не знала, но догадывалась. Его преследовал вопрос – откуда жена знала разные детали вечеринки с одноклассниками на озере, да еще с точным временем тех ночных событий? Даже если сама Маня и была среди гостей, не пялилась же на будильник. Даже дни недели путает, в датах ориентируется только на дни рождения родных и друзей. И то в календаре на год отмечает, сверяясь с блокнотом. На озере после 24-х ее не было – это Глеб знал точно. Взяла фонарь, крикнула «Всем пока!», махнула рукой и ушла. Даже не побоялась одна через лес идти, надо было встать и проводить, но на поляне собрались его гости. Какая муха укусила жену? Если когда-нибудь Глеб озвучит ей свои мысли по той ночи, Маня гарантирует 97 процентное совпадение с тем что она предполагает в данную минуту. И саму ее терзали сомнения с загадочным исчезновением мужа в гараже, скорее всего одна из стен строения отходит, и он пробрался во внутрь чтобы не объяснять своей отлучки, а обвинить Маню в рассеянности. Самый лучший способ защиты, как известно нападение. Груз недосказанности продолжал висеть на их плечах, втискиваться в пространство между и приглушать искренность традиционных семейных посиделок.

Состояние сомнений и тревоги – отличный фон, чтобы взяться за уборку. Начать внедрение чистоты она решила с кабинета мужа. В первую очередь протереть пыль на комоде. С ведерком и двумя тряпками она принялась за дело, попутно распылив по стеклам балконной двери спрей – пока подсохнет, успеет протереть верх комода и подоконник. Подоконник засиял чистотой, на столе тоже не осталось ни пылинки. Протерла стекла, замахнулась тряпкой на комод – предметов здесь накопилось столько, что сначала придется снять их, хотя быстрее будет просто переставить. Она передвинула портрет, круглую плоскую лампу. Отличная штука при съемках дает матовый свет. Отполировав правую сторону, она уже ставила на место портрет, когда заметила четкий чистый круг на пыльной части поверхности. Круглый след могла оставить только лампа, но диаметр ее основания в три раза больше этого не запыленного круга. Тут она вспомнила – вчера как раз на этом месте стояла черная фигурка, теперь ее на месте не оказалось. Тоже еще вопрос – откуда она у Глеба, и куда делась сейчас. Может убрал вниз, Маня выдернула ящики – фигурки нигде не было. Наверное, чужая, взял с собой, чтобы отдать хозяину. Маня пожалела, что не рассмотрела статуэтку как следует, ее можно было сфотографировать, а потом поискать в интернете похожие.

Звонок от Глеба застал ее за поливом цветов на балконе, как водится, она забыла аппарат на кухонном столе, пока перешагивала высокий порог, потеряла тапок, доскакала до кухни на одной ноге, и выдохнула в трубку:

– А-Ахло.