Никогда не лги леди

Теперь уже Нэш нахмурился. Взвешивая каждое слово, он отчетливо проговорил:

– Ты имеешь право на получение денежного содержания, потому что так распорядился отец. Я не могу не исполнить его волю.

Снова улыбнувшись, Тони поспешно сменил тему и заговорил о политике. Нэш не интересовался политикой и поэтому отвечал коротко, с безучастным выражением лица.

– Поверь мне, Стефан, этот проклятый вопрос о католицизме грозит кое-кому политической смертью, – заявил Тони. – Я считаю, что премьер-министр сам себе роет яму.

– К тому же склоки в семье до добра не доводят, – заметил Нэш.

Тони громко рассмеялся.

– Кстати, старина, – напомнил он, – в будущем месяце маме исполняется пятьдесят.

– Да, я не забыл об этом.

– И я хочу устроить для нее праздник, если ты не возражаешь. Давай пригласим гостей на неделю в Брайервуд и закончим празднование юбилея роскошным балом.

– Прекрасная идея, – одобрил Нэш. – Дженни будет довольна. Наконец-то у нее появится занятие. Я не раз говорил, что женщины обожают устраивать праздники.

– Не думаю, что домашний праздник для друзей мамы вызовет у Дженни энтузиазм, – с сомнением заметил Тони. – Ты-то сам приедешь, а, Стефан? Брайервуд – твой дом, не забывай. К тому же мама будет рада видеть тебя.

На лицо Нэша набежала тень.

– Пока не знаю… Скажи, а какие у тебя планы на сегодняшний день? Ты заглянешь вечером в «Уайтс»?

– Вряд ли. – Тони покачал головой. – У меня дела. Вечером состоится собрание, на котором мы должны выработать предвыборную стратегию.

– Может, в таком случае поужинаешь у меня?

– Я был бы не прочь, если только ты простишь меня за то, что после ужина я сразу же уйду. Политические дискуссии обычно затягиваются до поздней ночи.

– Не понимаю… Тебе нечего беспокоиться. Ты переизбран в палату общин и теперь можешь расслабиться.

Тони отодвинул стул и встал.

– Политика – коварная вещь, Стефан. Выборы требуют не только уймы денег, но и массы усилий. Тебе повезло, старина, ты являешься членом палаты лордов, и тебя может не интересовать мнение простых людей и их голоса.

Нэш криво усмехнулся:

– Меня действительно не интересует ни то ни другое, Тони. Я слишком увлечен своими привилегиями, а также своими пороками.

– Не говори так, – сказал Тони. – Такие слова могут бросить тень на твою репутацию. А если тебе на нее наплевать, то хотя бы подумай о маме.

– Надо же! Никогда не думал, что мой сводный брат будет заботиться о моем добром имени. Что же касается Эдвины, то я обожаю ее, а она любит меня. Но не она родила и воспитала меня, поэтому твоя мать не несет за меня никакой ответственности.

Тони хотел еще что-то сказать, но в этот момент раздался голос Гиббонса.

– Произошло чудо, милорд! – воскликнул он. – Дождь прекратился! Теперь вы можете безбоязненно выехать из дома.

– Превосходно, Гиббонс! – оживился Нэш. – Вели заложить двуколку и подай мне мой темно-серый сюртук.

Небо в Уэппинге прояснилось только во второй половине дня. Стоя у окна своей конторы, Ксантия смотрела на доки и пыталась сосредоточиться на работе. Несмотря на плохую погоду, движение судов по Темзе не прекращалось – речники были отчаянными парнями.

Лондонские доки всегда привлекали ее внимание и вызывали восхищение. Даже теперь, прожив здесь четыре месяца, Ксантия по-прежнему испытывала благоговейный трепет перед тем, что происходило в Ист-Энде. Все, что касалось развития промышленности и торговли, вызывало у нее живейший интерес. Для Ксантии Уэппинг и был настоящей Англией. Она не помнила годы своего младенчества, проведенные в Линкольншире. Всю свою сознательную жизнь она провела в Вест-Индии, и только пять лет назад они с Кираном впервые посетили Лондон и открыли здесь вторую контору «Невилл шипинг».

Как только Ксантия попала на территорию лондонских доков, она тут же почувствовала себя как дома. Ей не были близки ни загородные поместья, ни фешенебельный район Мейфэр, где располагался их дом. Она считала, что настоящая жизнь кипит только здесь, среди портовой грязи и вони. И если Темза была главной артерией Лондона, то Уэппинг, несомненно, являлся его сердцем.

Шесть дней в неделю ландо Кирана доставляло ее из роскошного особняка на Беркли-сквер в другой мир – в мир докеров, бондарей, матросов и лодочников. Здесь смешались все языки, все наречия и даже конфессии. На общем фоне особенно выделялись рослые шведы и норвежцы. Китайцы и африканцы принесли с собой странную музыку и экзотические блюда. Французы и итальянцы тоже здесь прижились; для них Уэппинг стал таким же родным, как Шербур или Генуя.

Внезапно дверь за спиной Ксантии распахнулась, и на нее дохнуло холодом. Обернувшись, она увидела Гарета Ллойда, своего служащего. Положив на стол бухгалтерскую книгу, которую держал в руках, он сообщил:

– Судно «Попутный ветер» бросило якорь в порту.

– Отличная новость! – воскликнула Ксантия. Вернувшись к столу, она взглянула на расписание движения судов. – Быстро же они обернулись. С грузом и экипажем все в порядке?

– Я разговаривал с боцманом. Он сказал, что капитан Стреттон взял на борт дополнительную тонну слоновой кости, когда они обходили мыс Доброй Надежды. – Ллойд провел ладонью по своим густым золотистым волосам. – К сожалению, груз цитрусовых подпортился в пути. Фрукты были заражены черным грибком. По моим прикидкам, примерно треть груза пропала.

Это было неприятное известие. Впрочем, Ксантия привыкла к подобным потерям. Откинувшись на спинку стула, она поежилась и обняла себя за плечи.

Ллойд подошел к камину. Поворошив кочергой угли, спросил:

– Вы снова мерзнете? Сейчас я разведу большой огонь.

– Спасибо, – кивнула Ксантия.

Подбросив поленья в камин, Ллойд подошел к огромной карте, занимавшей всю стену, и стал разглядывать нанесенные на нее красные маршрутные линии. Он прекрасно знал все маршруты и, наверное, мог бы показать их на карте даже с закрытыми глазами.

Гарет Ллойд служил в компании уже двенадцать лет, поступил же на службу сразу после смерти Люка, старшего брата Ксантии. Ллойд обладал деловой хваткой и неплохо разбирался в финансах. Таких людей было немного в Вест-Индии, и они высоко ценились. Морские перевозки считались рискованным делом. Тот, кто занимался ими, мог в одночасье потерять все свое состояние. Куда надежнее и прибыльнее было выращивать сахарный тростник. Занимаясь сельским хозяйством, Киран приумножил богатство семьи. Однако Ксантия выросла в доме Люка, поэтому часто вместе с ним ходила в контору компании. Она полюбила море и все, что с ним связано. После смерти старшего брата Киран вынужден был сохранить его дело ради сестры. И Ксантия довольно быстро взяла бразды правления в свои руки, так что и банкиры, и торговцы, и капитаны морских судов стали считаться с ней.

Что же касается Ллойда, то он в основном занимался бухгалтерией, и Киран не возражал против этого. На Барбадосе каждый привык заниматься тем, что у него лучше всего получалось.

Дела шли в гору. «Невилл шипинг» процветала, и ее суда бороздили все моря и океаны, принося немалую прибыль владельцам.

Тут Ллойд, пристально взглянув на нее, спросил:

– А вы ведь вчера вечером были в доме лорда Шарпа, не так ли?

– Да, была. Хотя мне очень не хотелось туда ехать.

– Шумный великосветский бал в разгар сезона… – в задумчивости продолжил Ллойд. – Неужели это все, о чем только может мечтать женщина?

– Некоторые женщины именно такие.

Закрыв тетрадь с расписанием движения судов, Ксантия поднялась из-за стола. Ллойд подошел к ней почти вплотную и посмотрел ей прямо в глаза.

– Вы прекрасно знаете, Ксантия, что не сможете жить двойной жизнью, – проговорил он холодно. – Нельзя быть одновременно светской красавицей и деловой женщиной, руководящей крупной компанией. Это Англия. Здесь вас не поймут и не примут.

– К черту светское общество и его законы! – заявила Ксантия. Вопрос, который сейчас поднял Ллойд, мучил ее все последние месяцы. – Если мое поведение не устраивает вас, Гарет, отправляйтесь в Бриджтаун.