Мальвина на ужин

Мальвина на ужин
Лиза Гамаус

Придётся эту ночь спать в ТЦ в магазине на полотенце в слепой зоне. Рискованно. Если, конечно, не удастся перехватить десятку за квартиру. Деньги отправила младшему брату на ДР. А пока схожу на третий этаж за …На вывеске крупными буквами было написано загадочное слово «Гибискус», а под ним более мелкими: «иммерсивный дом», и нарисованы крупные цветы с большими пестиками. Ничего загадочного, конечно, в слове «гибискус» нет – это такой цветок, который сажают на клумбы, и который мне так себе всегда нравился.С гибискусами я разобралась, но с «иммерсивным домом» нет. Тут попахивало виртуальной средой и полным погружением, как в игру. Я внимательно посмотрела на витрины.Судьбоносные встречи так и происходят – случайно и сразу наповал. Но всё не так просто.

Лиза Гамаус

Мальвина на ужин

ГЛАВА 1 Синяя дверь

Заканчивался май. Впереди лето. Что бы ни было, как бы фигово не складывались обстоятельства, лето – это лучше, чем зима. Дни длиннее, фрукты лучше, можно носить кеды, треники и ту футболку, которая в шкафу чистая. Я шла от метро быстрым лёгким шагом с ничего не значащей улыбкой на лице, которая появилась сама по себе от летнего солнца. Других причин улыбаться особо не было. За комнату платить нечем, а до зарплаты ещё неделя. Да, нехорошо получилось. Ночевать сегодня домой лучше не ходить, если не смогу немного одолжить на неделю у напарницы. Иногда даёт.

До ТЦ от метро минут пять. Огромный, стеклянный, мраморный внутри, с лампочками и вывесками, эскалаторами и летающими лифтами, шумом, музыкой, суетой. ТЦ «Букет» ждал меня каждые два дня. Я работала там двухдневными сменами в ювелирном магазине. Отличное местечко – народу мало, коробки таскать не надо, развешивать одежду из примерочных тоже. Хозяйка требовала опрятный вид, бледный маникюр, чёрные платьица и лодочки на ногах. Про бриллианты я всё давно выучила: огранки там разные, что такое чистота, какие бывают включения, закрепки и прочее, хотя клиенты много вопросов не задавали. Главное, чтобы цена и дизайн находились на близком расстоянии.

По-настоящему понимающих в ювелирке клиентов у нас мало. Да их вообще мало. В основном это жертвы рекламного вымысла с фотошопом и копеечными призовыми кулончиками, или те, кто наведывался за коллективными подарками на свадьбы и юбилеи. В таких случаях решения принимает какая-нибудь секретарша или начальница отдела, а там, как правило, со вкусом ничем не лучше, чем у остальных. Мне, главное, вовремя подсунуть то, что соответствует сумме и не продешевить. Расхваливать и развешивать макаронные изделия у меня всегда отлично получалось. Уж, не знаю почему. Я просто внимательно слушаю то, что мне говорят. Иногда достаточно двух маленьких слов, и мне уже понятно, что от меня хотят, и на что клиент клюнет. Главное, был бы товар, с которым можно работать.

Когда я смотрю на прилавок, – мне жалко. Столько прекрасных бриллиантов, столько золота, такую красоту можно сотворить, а в итоге продаю некрасивый мусор. Не умеют делать. Во всяком случае там, где хозяйка всё это берёт. У неё франшиза, о которой она сто раз уже пожалела. Хотя мы стабильно продаём, и у нас даже есть хиты.

Света уже протёрла прилавки и переоделась, когда я подошла к магазину.

– Вчера от гостей осталось полно еды. Иди позавтракай! – кивнула она в сторону подсобки. Света меня подкармливала. Работать со мной – одно удовольствие, потому что я всегда делаю план, и она за меня держится. Выручка у нас считается общей за смену. Я всегда чувствую, с деньгами клиент или ломает дурака, даже если он безукоризненно одет и важен, как бумажный «кораблик». Меня не проведёшь. Я также мгновенно отличаю любовниц от жён, платёжеспособных баб от гуляющих а-ля «померить», ну, и конечно, смотрю в оба, чтобы в магаз не забрели двое молодых мужиков или иногда ещё с девушкой, – это, как правило, развод и воровство.

Светкины пирожки и салатик в пластиковой коробочке зашли превосходно. Потом кофе с лимоном, как я люблю, и всё – зеркало, помада, лак для волос, зал.

– Вкусно, спасибо. В прошлый раз мне пирожки больше понравились.

– Вероник, не наглей, – ответила Света.

– Я же не сказала, что они плохие. Я ж уже к ним привыкла, и знаю, как твоя свекровь печёт. Спасибо ей в любом случае, – я посмотрелась в маленькое зеркало, стоявшее на прилавке, поправила волосы, – Свет…

Она всё поняла мгновенно.

– Могу, но завтра. Сегодня нет ни копейки, заплатила за детский сад.

Уже неплохо. Продержаться всего одну ночь.

Понедельник – день слабый для торговли, так что я решила пойти погулять по Центру и прикупить на последние копейки новые колготки. На этих поехала петля, а я терпеть не могу такое. Могла бы обойтись и без колготок, оставшись просто в лодочках, но в Центре всегда поддерживали такую низкую температуру, что пару раз попробовав и простудившись, я решила больше не рисковать. Да и хозяйке, Ольге Никитичне, не нравились голые ноги на работе.

– Несерьёзно, Вероника. Короткое платье, голые коленки, глаза твои васильковые. Начнутся лишние разговоры, – сказала она как-то, то есть в тот самый раз, когда я опять разодрала колготки о ручку ящика с внутренней стороны прилавка. Не с дыркой же стоять.

Я поднялась по эскалатору на третий этаж и пошла по левой стороне Центра в поисках одной небольшой галантереи, которая располагалась в самом конце, её даже было почти не видно, если не знать, что там. У них всегда имелся нужный мне оттенок: «светлый капучино». С этой стороны продавали всё женское, магазины ломились от белья и разных халатиков и пижам. К своему стыду, у меня никогда не было ни шёлкового кружевного халатика, ни пижамки, ни разных мало понятных блестящих атласом распашонок и шортиков. Обычно я спала в футболке большого размера и обходилась как-то без халата вообще.

Бедность. Что там придумывать разные объяснения. Отца не было, погиб на работе, точнее, в экспедиции, он был археологом, мама осталась в другом городе с младшим братом, а я поехала в Москву – учиться, работать и всем помогать, как начнёт получаться. Сама так решила. Таких, как я, в Москве тысячи, хотя в глубине души я знаю, что таких, как я, больше нет.

Я училась на заочном на гостиничном деле и работала у Никитичны. Она не хотела сначала меня брать, подумала, что я вертихвостка, которая будет опаздывать и сидеть в телефоне в свободное от клиентов время, но я за две недели напродавала ей столько всякого неходового товара, который стоял по два-три месяца без движения, что она только руками развела и зачислила в штат. Нас стало четверо: по две продавщицы в смену.

– Ты опять за колготками? – спросила Женька, кассирша того самого крохотного галантерейного магазинчика.

– Ага, привет!

– Взяла бы сразу несколько пар, когда ещё такие привезут. Да и лето на носу – несезон же.

– Не, мне только одну пару пробей.

Я шла обратно, размахивая пакетом с колготками, уже по другой стороне, где были товары для дома, постельное бельё, фарфор, хрусталь, и вдруг увидела новый магазин, которого раньше здесь не было. Правда, неделю я точно на третий не поднималась, а, может, и больше.

На вывеске крупными буквами было написано загадочное слово «Гибискус», а под ним более мелкими: «иммерсивный дом», и нарисованы крупные цветы с большими пестиками. Ничего загадочного, конечно, в слове «гибискус» нет – это такой цветок, который сажают на клумбы, и который мне так себе всегда нравился. Гибискус тут же мне напомнил мой собственный двор из детства между двух полуразвалившихся хрущёвок с обвисшими и прилипшими, как дохлые гигантские летучие мыши, балконами. Где-то сбоку в этом дворе цвела небольшая клумба, огороженная красными кирпичами, вставленными в землю по кругу одним углом наружу. Кто там сажал эти гибискусы из года в год, уже не помню, но, скорее всего, соседка с первого этажа, окна квартиры которой выходили прямо на клумбу.

С гибискусами я разобралась, но с «иммерсивным домом» нет. Тут попахивало виртуальной средой и полным погружением, как в игру. Я внимательно посмотрела на витрины.

Понятно, что сейчас стараются избавиться от манекенов, каких-то реальных вещей в витринах, так как они примитивны и однозначны, да ещё и собирают пыль. Их чудесно можно заменить большим экраном с демонстрацией всего на свете. Так примерно и рассуждали в этом магазине, как мне показалось. Обе витрины, которые разделяла ярко синяя массивная пластиковая дверь, имитирующая старинные ворота то ли крепости, то ли храма, то ли чего-то фэнтезийного, эклектичного и навороченного, представляли из себя сплошной экран. На одном показывали интерьеры какого-то восточного дворца с диванами, подушками, коврами и фонтанами, на другом огромные хайтек шоурумы с переходами и лестницами, по которым ходили модные девушки в грубой обуви с отсутствующим выражением на лице.

Мне больше понравились как раз девушки и лестницы, чем непонятно какой дворец из непонятно какого времени. Я остановилась, отошла немного, так как экран был очень здоровый, и я не могла его сразу охватить взглядом, и стала наблюдать, что, собственно, рекламируют. Девушки менялись, черные гладкие стены и лестницы тоже, превращаясь то в белые, то в серые, а смысла, кроме эстетического удовольствия, я не ловила. И тут бесшумно и неожиданно открылась эта навороченная дверь.

– Здравствуйте!

В проёме стоял мужчина, молодой и красивый шатен, спортивного типа, одетый с иголочки и ещё приветливо улыбающийся. Я была совершенно не готова к такому развороту событий. Тут же похолодевшие руки почему-то вытянулись по швам, пакет с колготками выскользнул и громко упал на пол, а я подняла подбородок, вдохнула поглубже, но сказать ничего не успела. Откуда-то сзади вышла пара, парень и девушка, в красивой нарядной одежде, и поздоровались с мужчиной в проёме вместо меня.

Пока я разбиралась, что да как, насколько непроходимой идиоткой я выглядела, куда мне деться и так далее, створки двери давно съехались, поглотив и красивую пару и красивого мужчину. А мне как будто дали выпить горькой гадости, и я её проглотила.

– Жень, что это за «Гибискус» у вас тут открыли с правой стороны? – я вернулась в свой любимый магазинчик с колготками.

– Говорят, ресторан какой-то крутой.

– В чем круть?

– Ну, дорого… Там ты заказываешь столик, вроде, и выбираешь кухню. И они тебе не только жрачку такую готовят, но и всякие представления, атмосферу создают. Я не знаю толком. У нас Ксюха из Детской обуви туда ушла работать. Говорит, что платят в разы больше.

– Как в разы? – такие вещи меня всегда очень привлекали, особенно сейчас, – что за Ксюха? Я её знаю?

– Да ты это себя спроси, а не меня. Она к вам в магаз вряд ли заходила, что ей там делать. А к нам все приходят, у нас самые низкие цены. Правда, директриса говорит, что нас или скоро погонят или заставят покупать дорогой товар.

– Она, что, красивая, Ксюха-то?

– Нормальная. Такая же худая дылда, как ты, кстати. У тебя вот сиськи есть, а она совсем доска.

– Молодая?

– Лет двадцать-двадцать пять. Разве у вас поймёшь! – Женька делала из себя взрослую. Ей от силы было лет тридцать.

Я стремглав спустилась вниз к Свете.

– Приходил твой дед за изумрудами. Не знаю, что ты ему наплела, но у нас настоящие изумруды были полгода назад только. Пусть заказывает и оставляет предоплату, – недовольно фыркнула Света.

Если она не звонила и не начала меня искать, значит, она злилась по другой причине, а не из-за того, что я гуляла по Центру на полчаса дольше обычного. Мало ли. Дед приходил просто так. Когда есть деньги, звонит и предупреждает.

– Свет, а что это за ресторан на третьем иммерсивный?

– Да кто ж его знает. Дорогое что-то.