Просчёт Финикийцев

– А больше мне ничего не надо? Частный самолет, миллион долларов, уехать, наконец, из постылого Джерси?

– Это тоже можно, – сказал он, – но трахнуться проще.

О работе мы в тот вечер не говорили. Слопали огромную пиццу на двоих и раскурили косячок, устроившись в давно не стриженной траве на заднем дворе его дома. Косить лужайку было обязанностью Джея, на которую он забивал ровно до третьего предупреждения городских властей. Мне же искренне нравились его приватные джунгли, обнесенные аккуратным белым забором. Джею позвонила его девушка, и он долго болтал с ней, прикрыв трубку ладонью. Из дома вышла кошка по кличке Ведьма, тихая и нелюдимая. Обнюхала мой ботинок, потерлась о колено теплым тощим бочком. Я почесал ее за ушком, и она лизнула мои пальцы.

Я смотрел на звезды, и в голову лезли не поддающиеся сортировке мысли. В чем главная трагедия человеческого бытия? Ведь это не лицемерие социума, не навязчивые эротические сны. И даже не тот факт, что тебя никто не любит. Ты ведь тоже не любишь никого, значит, у вас с окружающим миром стабильный враждебный нейтралитет. Истинная беда – это скука. Каждый вечер, особенно в начале лета, кажется, что она уже здесь, настоящая яркая жизнь, притаилась за диваном в темной гостиной и ждет, когда ты откроешь дверь, чтобы выпрыгнуть на встречу с бутылкой шампанского и тортом. Но ты зажигаешь свет и видишь, что в доме пусто, а тебя снова обманули.

По пути домой я напрочь забыл про маменькиных гостей. Пока я лениво крутил педали, размышляя над проблемами пиццы и бессмысленности бытия, молнии, мелькавшие на горизонте, заурчали раскатами грома, вскоре перешедшими в бойкую весеннюю грозу. Наш сосед по фамилии Исфахани, профессор колледжа, специализирующийся на какой-то древней хрени из третьего мира, именно сейчас счёл необходимым пронестись по улице на своем Лексусе. Попав колесом в глубокую лужу, он щедро окатил меня ледяной водой. А потом остановился и открыл окно, чтобы извиниться. Будь я понаглей, показал бы профессору третий палец. Но в реальном мире проблемы решаются иначе. Враньем, компромиссами, невысказанными пожеланиями скорой мучительной смерти. Это непросто и нетривиально, если вдуматься, но говорят, годам к восемнадцати грошовой дипломатией неизбежно овладевают все.

Так вот, про родственников я забыл, и заподозрил неладное лишь когда едва не впилился в запаркованную поперек нашей подъездной дорожки прокатную машину.

Они восхищались дизайном гостиной, когда я появился дома, злой, мокрый, и абсолютно не подверженный всякой социализации. Двоюродная тетя Эстер из Израиля, ее то ли второй, то ли третий муж, их дочь Шарон, видная блондинка, на пару лет меня старше, и ее подруга, имя которой я не запомнил.

Жили они все припеваючи на Земле Обетованной, но зачем-то именно сейчас им приспичило притащиться на другой конец планеты. Конечно же, маменька не могла их не пригласить. По моим наблюдениям, у этих странных людей, называемых гостями, прием которых в нашем доме был возведен в подобие культа, не было иных целей в жизни, кроме как одеться пострахолюдней, отведать жареной курицы и сообщить маман, что за последние пятнадцать лет ее сын невообразимо изменился.

Разумеется, тетя помнила меня в два года. Уже тогда я застенчивым, и при этом не гнушался очаровательно портить воздух. А сейчас стал выше на полголовы ее второго мужа, и первого тоже, и всех ее гипотетических мужей, и ах да, я ужасно худой, меня надо срочно откормить питательной домашней пищей.

Слиться по-тихому в комнату мне не дали. Пришлось сидеть за столом в насквозь мокрых кроссовках, стараясь не встречаться взглядом с лучшей подругой моей троюродной сестры Шарон. Подруга эта была изящной брюнеткой с родинкой над верхней губой и чуть испуганным взглядом карих глаз.

Мишель спрашивает, почему я подробно описываю девицу, о которой не вспомню больше никогда? Хороший вопрос. Пожалуй, ее внешность отвечала на некие неосознанные потребности моей пришибленной души в тот невыносимо тоскливый вечер.

Говорили они о политике. О том, что пора отменять Палестинскую автономию, пока не поздно, и что во всем виноваты либералы. Мне лично плевать и на то, и на другое, лишь бы меня самого ни о чем не спрашивали и не пытались расцеловать в обе щеки.

– Почему ты ничего не ешь? – вспомнила тетя.

«Потому что я сожрал пол пиццы, выпил банку пива, выкурил косяк и мечтаю, чтобы вы все дематериализовались.»

Только сейчас я заметил, что отца нет. При любых условиях, он всегда присутствовал на ритуальных приемах гостей, старательно поддерживая создаваемую маменькой иллюзию крепкой благополучной семьи. Его отсутствие означало, что дела хуже некуда.

И тогда на меня что-то нашло.

Я открыл рот и сказал им, что грядет зомби-апокалипсис, в котором уцелеют единицы. Что сосед Фарук Исфахани роет по ночам бункер, опасно забирая в сторону нашего заднего двора. Неспроста я слышу, как истошно воет его собака, и под утро идет из-под земли едва различимый тревожный гул. А потом восстанут мертвые из могил, сбудутся пророчества безумцев, которым никто никогда не верил, миром будут править идол Ханаанский, да идол Финикийский, жаждущие все больших человеческих жертв. И станет всем не до, мать ее, Палестинской автономии.

Я наблюдал исподтишка за маман, представляя примерно, что она подумала. Что надо было оставить меня в обычной школе, где не парят детям неокрепшие мозги книгой Иеремии, Молохом и Ваал-Аммоном. А еще она мечтала в тот вечер, чтобы у нее был такой универсальный пульт управления, позволяющий заткнуть меня нажатием кнопки.

– Энди! – попыталась маменька установить контакт.

– Где отец?

– Сядь, поешь что-нибудь, я знаю, тебе сейчас непросто. А возможно, следует меньше…

– Он ведь у своей бабы, так? А тебе нравится делать вид, что у нас всё, как у людей?

Она побледнела, отвернулась, тетя Эстер поднялась ей навстречу и обняла.

Подруга троюродной сестры наконец встретилась со мной взглядом. В нем было нечто вроде отвращения. Я поднялся в комнату и даже не хлопнул дверью.

В тот вечер я тупо бродил по интернету, перескакивая от одной бессмыслицы к другой. Под размеренный стук дождя по черепичной крыше, читал какой-то бред про то, что с развитием письменности появилась иллюзия, будто мы знаем о своем прошлом. На самом же деле, никакого прошлого не существует, как и будущего. И то и другое не поддается просчету из-за огромного количества вариантов. А всему виной древние финикийцы, которые изобрели фонетический алфавит, сделав сохранение информации на внешних носителях доступным всем и каждому, но не факт, что суть существования всех и каждого стала от этого проще и объяснимей.

За окном отчаянно выла собака Исфахани. Хотелось выйти и то ли пнуть ее ногой, то ли пустить к нам на ночлег. Я не сделал ни того, ни другого.

Не помню, когда этот сон приснился мне впервые. Я не мог дышать. Пытался открыть глаза, но их щипало от соли. Хотел всплыть на поверхность, но руки и ноги сводило судорогой и не хватало сил преодолеть тяжелую, как вечность, массу ледяной воды, сомкнувшуюся над моей головой. Я сам становился этой водой, умирал от страха и бессилия, наблюдал свое неизбежное погружение в пучину, которой не было дна. Это был конец всему: вою соседской собаки, осенним дождям и летней влажной духоте, ссорам родителей, опозданиям в школу, упоительным субботним вечерам, которые обещали многое и никогда ничего не выполняли. Тотальный конец желаниям, опасениям и надеждам еще одного странного парня, который по правде говоря никому в этом мире не был особо интересен.

Глава 4

Позавчера Тарек подошел ко мне во дворе, осматриваясь по сторонам. То ли искал, кому втюхать сигареты, то ли опасался, что нас увидят вместе. Пошла вторая неделя, как меня перевели в другой корпус.

– Ты там как, чувак? Слышал, они чего-то от тебя хотят.

– Откуда ты знаешь?

– Парни говорят.

– Что говорят?

– Совсем как девки, только хуже, – он ухмыльнулся, сверкнув ровными белыми зубами, – говорят, ты все это ради бабы натворил, и по-хорошему это невозможно.

Я молчал.

– А она свалила от тебя с деньгами, оставила одного расхлебывать. К тому же, она была старше тебя на десять лет и выглядела, как порнозвезда.

– Ну, это они загнули.

– Я не хочу знать правду, если что.

Он многозначительно помотал головой.

– Что, реально крутая телка?

– Это всё полный бред.

– А зачем ты ее выгораживаешь? Слей, что тебе терять? Она тебя кинула, сливай.

– Тарек, ты гений последовательности.

– Что?

Он достал из-за уха сигарету и покрутил в пальцах.

– Что бы ты сделал, если бы мог добраться до любой скрытой информации в мире? Представь, всё, что кто-либо когда-либо хотел утаить от других, стало тебе доступно?

– Выяснил бы, кто мой папаша, явился к нему и набил морду.

– Достойно. А потом?

– Узнал бы, где хранятся бабки, и пришел бы их забрать.

– А дальше?