Изгнанники, или Топ и Харри

– Ты говорил с ним?

– Хау. Шаман попросил меня об этом. Я сказал Тачунке-Витко, что мы можем его обменять. Он ответил насмешкой. Он хочет умереть. Что ж, он умрет.

– Когда?

– Если он будет таким же упрямым, его казнь состоится сегодня вечером. Вождь Горящая Вода не станет ждать, пока пленник умрет от жажды. Сиксики поставят его к столбу.

Харка продолжал выстругивать стержень стрелы.

– Но как же мы тогда освободим из плена черноногих? – спросил он.

– Этого мы пока не знаем. Упрямство Тачунки может стать препятствием к их освобождению. Тачунка и его воины пришли за девушкой, дочерью их племени, она должна была стать женой одного младшего вождя. Она пробыла здесь лето и зиму, но отвергала всех черноногих, кто к ней сватался. Тачунка предлагал за нее выкуп, но сиксики слишком гордые и отказались от даров. Тогда он и напал на нас. Об этом мне сейчас рассказал шаман.

Приближался вечер. Солнце садилось, сразу стало холодно. Маттотаупа и Харка вернулись в вигвам к очагу. Женщина опустила полотнища. Маттотаупа курил трубку, Харка молча о чем-то размышлял.

Снаружи начались приготовления к казни пленника. Разожгли большой костер. Женщины натаскали хвороста, но он плохо горел: ветки были свежие и сильно дымили. Установили столб. Казнь пленника у индейцев была связана с древними ужасными обрядами человеческого жертвоприношения.

Харка вышел из вигвама вслед за отцом. Все жители уже собрались, и отсутствие Маттотаупы и Харки было бы слишком заметным. На краю площади, посреди которой был установлен столб, женщины танцевали танец скальпов.

– Кому будет принадлежать скальп Тачунки-Витко? – спросил Харка отца, когда они смешались с толпой.

– Мне или никому, – мрачно ответил Маттотаупа. – Но я не возьму его, ведь в борьбу вмешались воины сиксиков, не дали мне победить его в одиночку.

Солнце скрылось за горизонт. Огонь костра оттеснил мерцающий свет уходящего дня, отчего сумерки казались еще мрачнее. Ветки высохли от жара и теперь потрескивали в огне.

– Достаточно ли выставлено дозорных? – спросил Харка отца.

– Думаешь, вождь Горящая Вода маленький ребенок?

Мужчины и юноши окружили место казни. Из шатра вождя выволокли пленника. Один из воинов размотал лассо, которым было опутано все его тело. Тачунку поставили спиной к столбу. Руки его завели за столб и связали там запястья. Ступни оставались свободны. Он не оказывал сопротивления. Но теперь, стоя у столба, согнувшись оттого, что руки были заведены назад, он нашел взглядом Маттотаупу и громко крикнул:

– Расскажи же своим грязноногим братьям, предатель, как встречают смерть воины дакота! Зачем вы связали мне руки? Или эти койоты думают, что я шевельнусь, когда они будут поджаривать мое мясо? Я не боюсь ни ваших ножей, ни вашего огня. Но во всех поселениях, где живут смелые воины, будут говорить, что я не смог спеть свою песню смерти, потому что был связан, как мустанг, не как человек!

Маттотаупа поискал взглядом шамана. Тот стоял близко позади него и теперь таким же зычным голосом перевел слова пленника, опустив только слово «предатель».

Один старый воин гневно вскричал:

– Жалкий пес! Он не может вынести даже слабых пут? Не позор ли для нас, что мы убиваем врага, который начал скулить еще до того, как его обожгло, тогда как наши мальчики бесстрашно прижигают себя горящими щепками?

– Вы боитесь развязать меня, мелкие койоты? – закричал в ответ Тачунка. – Вас тут сорок воинов, и вы боитесь, что я передушу вас голыми руками? – Он захохотал. – Я вижу, что очутился среди трусливых койотов, недостойных услышать прощальную песнь воина!

Вождь Горящая Вода переговорил с шаманом и дал отмашку двум молодым воинам:

– Развяжите ему руки. Он был вождем. Посмотрим, сможет ли он вынести огонь добровольно. Встаньте по бокам и не спускайте с него глаз.

Как только Тачунку-Витко освободили от пут, он расправил плечи и поднял голову.

– Приступайте! – крикнул он. – Начинайте! Я посмотрю, на что вы способны! Я презираю ваш огонь и ваши ножи. Знаете, кто я? Еще в детстве я укрощал диких мустангов. Я мальчишкой давал прожечь мне руку до кости! Смотрите сюда! Смотрите на эти шрамы! Когда я стал воином, я убивал врагов. На шесте перед моим вигвамом на ветру развеваются скальпы черноногих. Подходите же! Мечите в меня ваши ножи и томагавки, если умеете целиться! Что же вы стоите, разинув рты, как бабы!

Огонь озарил пленника. Жар у столба становился все нестерпимей. Его глаза безумно блестели. Полетели первые ножи. Они прицельно втыкались в столб на волосок от головы и плеч Тачунки-Витко.

– И это все? Юнцы! Спрячьтесь за спины ваших матерей! На большее вы не способны? Вас ничему не учили? Вам и впрямь удалось изловить одного человека. Одного-единственного воина! А в наших вигвамах лежат связанными трое черноногих. Разве вы, слабаки, не хотите отомстить сильному вождю? Торжествуйте, что вам вшестером удалось справиться с одним! Воины дакота будут над вами смеяться!

Вождь Горящая Вода вышел вперед:

– Замолчи, змей! Вы тайно напали на наш лагерь, когда топор войны не был вырыт! Разве это достойно воинов? Ты подкрался как гадюка, чтобы похитить мальчика и девушку! Ты душитель детей, и это твой подвиг воина?! Один твой вид оскорбителен для всякого смелого человека.

Жрец перевел эту речь для пленного. Огонь подбирался все ближе к столбу. Казалось, сиксики решили не затягивать с казнью. Слишком велика была вероятность, что его воины еще придут ему на помощь.

Пленник осознал, что скоро сгорит.

– Собаки! – крикнул он. – Койоты! Грязноногие вонючки! Я покажу вам, как надо умирать на костре! Что мне ваши горящие щепки! Ваш детский костерок!

– Что ты можешь нам показать, визгливая баба! – закричал в ответ шаман. – Что ты там знаешь! На что ты способен!

– Пока я жив, трусливый ты воробей, я покажу тебе кое-что, дабы впредь ты знал, как обращаться с воинами!

Пленник говорил отрывисто. Дым уже проник в его легкие и затруднял дыхание.

– Вон тот… мальчишка… пусть даст мне свою железную трубку… да раскалите ее как следует… я покажу вам на себе, как проверяется отвага!

Харка прихватил с собой ружье, но у него не было никакого желания нагревать ствол. От этого он мог испортиться, а выстрел – потерять меткость. Харка понадеялся, что шаман не станет переводить эти слова, но тот все-таки сделал это, крикнув что-то вождю и воинам. Было видно, что люди не хотели быстрой и легкой смерти для самого знаменитого пленника, какой до сих пор попадал им в руки. И те два молодых воина, что стояли у столба, не дожидаясь приказа, разбросали горящие сучья так, чтобы Тачунка-Витко мог дышать. На его плечах уже пузырились ожоги.

– Дай сюда! – крикнул Тачунка-Витко Харке. – Давай, парень! Неужели ты откажешь вождю в последней чести перед смертью? Эй, мальчишка, тебе говорю!

Все смотрели на Харку. Его охватил гнев, так как однажды ему уже пришлось, повинуясь чужой воле, пожертвовать своим волшебным жезлом. Это было прошлой весной. Его гнев был безадресным; вернее, мальчик был зол на всех, на этого пленника, который нацелился на него и на его ружье. Зол на отца, который не выступил против, зол на этих сиксиков, которые ради своего развлечения готовы были исполнить просьбу пленника за счет дорогой ему вещи. Глупцы! Они не знали, как обращаться с ружьем! И в своей безысходной злобе Харке захотелось наказать их всех, и наказать как раз тем, чего от него молча требовали. Пусть увидят, что произойдет, когда оружие попадет в руки такого пленного!

Харка перемахнул через костер между языками пламени. Ему стало невыносимо жарко, и он подивился, как Тачунка-Витко так долго не теряет сознание. Харка немного подержал ствол в пламени и протянул пленнику.

Тачунка-Витко схватился за горячее железо, к которому неизбежно должна была привариться его кожа. Размахнувшись прикладом, он прыгнул через костер и сбил с ног стоявшего на пути молодого воина.

После секундного оцепенения зрители взревели. Все бросились вдогонку за Тачункой-Витко. Харка бросился вместе со всеми, но он испытывал – нельзя не признать – некоторое удовлетворение от того, что пленный учинил с его ружьем.

Беглец мгновенно оказался возле лошадей. Первый преследователь подоспел, когда Тачунка-Витко успел вскочить на коня. Воина, охраняющего табун, он сбил ударом приклада, вырвав у него нож. И вот уже он скрылся во тьме ночи на мустанге вождя, а этому коню не было равного в табуне. Сознательно он его выбрал или случайно, никто не знал. С глумливым улюлюканьем беглец на скаку поднял ружье высоко над головой.

Воины вскочили на коней, и началась дикая, безрассудная погоня во тьме ночи. Преследователи натягивали тетиву с наложенными стрелами, но Тачунка-Витко свесился на бок скачущего коня, и они не могли бы попасть во всадника, не задев животное. В конце концов он вообще соскользнул под брюхо коня и был полностью защищен им. Ступня, которой он зацепился за волосяное стремя на холке мустанга, была неразличима в темноте, да еще при быстрой скачке по холмам и равнинам.

Вождь Горящая Вода был вне себя от ярости. Он выпустил стрелу и сразил своего великолепного коня. Животное повалилось набок, и тут же подоспели его воины, но Тачунка-Витко скрылся.

Преследователи рассредоточились, чтобы прочесать в ночи всю местность. Они поскакали туда и сюда, вдоль и поперек. Некоторые спешились и пытались отыскать следы беглеца. Тот как сквозь землю провалился.

Тревога жителей стойбища проявлялась только в целесообразном поведении. Никто не ложился спать. Старики и те парни, что не принимали участия в погоне, с оружием в руках несли дозор. Большинство женщин и детей остались на площади, где догорал костер. Жертвенный столб, на который падали отблески огня, казался ожившим.

Харка подошел к стоящим на площади. Ему не хотелось идти одному в свое одинокое жилище на краю деревни. При мысли о нем ему так и чудилось, что кто-то снова хватает его за горло. Сын вождя тоже стоял среди женщин, но держался поодаль от Харки.

Костер прогорел. Ветер уходящей ночи разносил золу. Юноши выдернули столб и отнесли его к Священному вигваму.

Когда забрезжило утро, всадники вернулись. Их погоня закончилась ничем, поэтому все были злые.