Замурованные

– Да? И-и-и что же ты помнишь?

Вояка спокойно присел на песок и воткнул свою палочку около себя.

– Помню нашу квартиру. Я в ней часто время проводил, потому что родители не любили выпускать меня на улицу. На улицах уже тогда было всегда облачно: одни темные тучи и изредка дождь. Я часто выглядывал в окно, чтобы увидеть хоть кого-нибудь, но там было ни души, лишь гнилые деревья и цветы. И вот однажды, когда я в очередной раз выглянул в окно, на подоконнике моем сидел настоящий голубь! Он сидел и смотрел на меня своими любопытными глазками. Я решил его покормить и дал ему хлеба. Он взял весь кусок и улетел куда-то. Больше я его не видел.

– А еще кого-нибудь видел?

– Я мало своими глазами видел животных… В подъезде изредка был слышен лай соседской собаки, и я сразу же выбегал в подъезд, чтобы хоть глазком увидеть ее. И иногда я успевал. Она была оранжевая, с милым закрученным хвостиком, большого роста и с коричневыми глазами.

– Наверное, это была акита-ину… Еще кого-нибудь помнишь?

– Еще помню, как один раз увидел на соседнем балконе кошку. Она была далеко, и все что я понял так это то, что она была белого цвета.

– Понятно. А сколько ты в квартире пробыл?

– Ну как родился, так и сидел там до «Переезда».

– Переезда?

– Да, так мама назвала эвакуацию.

– Черт, – прошептал про себя вояка. – А может, еще чего помнишь?

– Да. Помню, когда был совсем маленьким, я видел солнце. Был яркий солнечный день. Мы гуляли по парку, и солнце согревало нас. Светило оно так ярко, что мне было тяжело смотреть. Потом мы пошли на озеро. Озеро было таким огромным, что оно казалось мне морем, и когда я пришел домой, я сразу же достал карандаши с листком и стал рисовать сегодняшний день. Вот этот-то рисунок я тогда и нарисовал.

Паренек опять достал свой детский рисунок с морем и солнцем и, смотря на рисунок, продолжил:

– А вы? Вы что-нибудь помните?

Вояка тяжело вздохнул, чуть помялся на месте и ответил:

– Я запомнил совсем другое. Так как я взрослый, я обращал внимание совсем на другие вещи. Мне надо было оберегать мою беременную жену. Заботиться о нашем будущем. Так что я постоянно следил за новостями, а по ним так и трубили: геологический кризис, фауна умирает, процент загрязнения воздуха возрастает каждую неделю, экономика в туристических странах падает из-за малой посещаемости туристами, многие страны закрыли торговые пути и стали развивать внутреннюю торговлю – весь мир как будто сошел с ума. И я один был в нем адекватный. Я старался из-за всех сил прокормить свою жену в этот кризис, и когда она родила мне дочку… Я-я старался как никогда! Я делал все для них, и в итоге я нашел новую работу, которая в данном положении была куда выгоднее, чем прошлая. Я проработал на ней до тех пор, пока какой-то человек не предложил эвакуацию моей жене. Она уговорила меня, и я, взяв все необходимое: свой противогаз и СВТ-40, которые достались мне от деда, отправился вместе с семьей в новый город.

– Так у вас семья есть…

– Да.

– А где она сейчас?

– Я не знаю.

– Как это не знаете?

– Вот так. Я давно их не видел. Слышал о городе «Столица»?

– Да…! Говорят, это один из лучших, на сегодняшний день, городов.

– Когда я уходил, они были там.

– А почему вы ушли!?

Мальчишка будто немного завелся…

– Почему вы бродите тут – в пустыне. Бродите по каким-то городам призракам. Зачем!? Вас ведь ждет семья в том городе!

– Ты… Ты ничего не понимаешь.

Вояка замолчал и отвернулся в сторону, пытаясь, кажется, удержать свой гнев. Паренек заметил это и понял: разговора не будет. Он вновь обнял свои колени и отвернулся в сторону.

– …Как только мы переехали в Столицу у нас начались проблемы с припасами, – неожиданно продолжил вояка с уже успокоенным голосом.

Мальчишка повернул свою голову к нему.

– Нам с женой приходилось пахать за мелкие крохи, чтобы прокормить дочь, а если хватит и себя. Работы там днем с огнем не сыщешь! А если и сыщешь, то на нее не прокормишь семью… И я ушел.

Голос вояки становился все ниже, и в нем появилась какая-то дрожь. От его голоса теперь так и веяло грустью и безнадежностью.

– Я поклялся своей семье, что найду лучшее место! Или хотя бы вернусь с лучшими припасами. И я ушел.

– Понятно, – тихо поставил точку в разговоре мальчишка.

И после недолгого и неловкого молчания вояка спросил:

– А что с твоими?

– Что с моими?

– Ну, родителями. Ты как-то упоминал что…

– Что их нет, да. Мои родители. Они не вернулись. Я помню, как мы ехали в специальном эвакуационном автобусе. Нас и других беженцев должны были переправить в безопасное место поезд, к которому мы ехали на автобусе. Так говорила мама… Но, когда мы приехали, была какая-то неразбериха. Люди в панике кричали, дети плакали, а по радио во весь голос говорил диктор. Все что я смог понять по радио это: «Граждане, внимание! В вагонах слишком мало мест! Вы должны избавиться от максимального количества багажа, чтобы могли войти максимум людей! Но все равно всем места не хватит! Просим вас вести себя адекватно!» и дальше шум-шум-шум… Помню, мама плакала, кричала и о чем-то спорила с папой. Они посадили меня на скамейку и велели ждать здесь, а сами отошли поговорить. Я видел, как они сильно ссорились, видел, как мама плачет. Я никак не мог услышать, о чем они там говорят, я даже не мог услышать, громко говорящее радио! Люди вокруг меня были в панике и орали так, что полностью заглушали все нужные мне звуки. По радио сделали какое-то объявление, и ко мне подошла мама и сказала: «Тихо сынок. Сейчас мы с папой отлучимся ненадолго и вернемся за тобой. Запомни: все будет хорошо». Мама отпустила меня и исчезла в толпе. Поезд уходит, и разъярённые люди, которые остались на станции, начали кидаться в него кто, чем может. А я жду, как и велела мама. Жду час – жду два – жду три. Со слезами на глазах начинаю ее искать среди разъяренной толпы, но ее нет. Я продолжаю дальше ждать… А люди, которые остались на станции, придумали уже новый план, как им выбраться. Они хотели взять меня с собой, но я отказался. Они уехали, а я все ждал и ждал. Прошел день-второй-третий. Я уже съел все свои запасы, которые у меня вообще были в рюкзаке, оставленные мамой с папой, и я стал обыскивать станцию и населяющие ее лавочки. Все что я нашел, мне хватило еще на три дня. Так я продержался почти неделю. Я все смотрел и смотрел вдаль, и выжидал ее, но она не появлялась. На седьмой день приехал мини автобус, я с радостью побежал к нему с надеждой, что там мама, но там оказались простые беженцы. Они предложили мне поехать с ними, и я согласился. Уезжая, я смотрел назад, с надеждой, что мама появится. Но она не пришла. Так я и попал в свой город… К тому времени, как мы туда приезжали, уже бушевала зараза в воздухе и нам выдавали бесплатно противогазы. Тогда я впервые и надел свой. И с тех пор не снимаю…

Мальчик зашмыгал носом и закричал:

– …Вы должны вернуться к семье! Вы должны вернуться к своей дочери…!! Я знаю, каково это, когда родители не возвращаются. Я представляю, как ей сейчас… Плохо!

Глаза вояки будто вспыхнули яростью, отчего его линзы загорелись красным цветом. А сердце его стало биться сильно и звонко…

– Мы вернемся, – сказал твердейшим голосом вояка, – я сделаю все, чтоб мы вернулись…! И сделаю это прямо сейчас!!

Вояка со злобой согнул свою руку в кулак и стал с бешеной скоростью и силой бить потолок. Из потолка сыпется пыль, потом отваливаются маленькие кусочки, а затем от сильнейшего удара вояки потолок проламывается! Он смог сделать дырку в потолке размером с его руку… но какой ценой.

– Да!! Вот так! – закричал с веселой злобой вояка.

– Молодец!

– Сейчас, еще чуть-чуть.

Вояка просунул руку в отверстие и попытался приподнять плиту над ним, тем самым пытаясь проделать еще большую дыру. Но ни чего не получилось. Плита стояла на месте.