Гражданская кампания

– Дело не в этом. – Карин еще чуть-чуть отодвинулась, не выпуская из рук ладони Марка. Она склонила голову набок. – Хотя я решительно не понимаю, почему из-за того, что ты похудел, ты кажешься на голову ниже. Какой-то непонятный оптический обман. Каким образом масса может повлиять на рост? Но нет, дело не в тебе. А во мне.

Марк сжал ей руки.

– Я не понимаю, – искренне растерялся он.

– Я размышляла над этим все десять дней, пока дожидалась твоего прилета. О тебе, о нас, обо мне. И с каждым днем чувствовала себя все более странно. На Колонии Бета все казалось таким правильным, таким логичным. Все в открытую, официально, разрешено. Здесь же… Я не смогла заставить себя рассказать о нас родителям. Я пыталась собраться с духом. Но не смогла даже сестрам рассказать. Может, если бы мы вернулись вместе, я бы не струсила, но… я струсила.

– Где… Ты что, вспомнила барраярские народные предания, где любовник девушки оказывается головой в чане для вымачивания шкур, когда ее родственники застукивают его с ней?

– Чане для вымачивания шкур? Нет!

– Я об этом думал… Полагаю, твои сестрицы запросто могут такое учинить, если примутся за дело всей командой. Открутить мне голову, я хочу сказать. И мать твоя сможет. Она вас всех обучила.

– Как бы мне хотелось, чтобы тетя Корделия была здесь! – Стоп, похоже, не очень удачное замечание в данном контексте. Чан для шкур, Бог ты мой! Марк настолько параноидален… Спокойно. – Я совсем о тебе не думала!

– О! – Голос его стал бесцветным.

– Да нет же, я не то хотела сказать! Я думала о тебе днем и ночью! О нас. Но я так неуютно себя чувствую после возвращения. У меня такое чувство, что меня снова запихали на мое прежнее место в замкнутое пространство барраярской культуры! Я это чувствую, но никак не могу этому помешать! И это ужасно!

– Защитная окраска? – По его тону было ясно, что он вполне понимает желание закамуфлироваться. Пальцы Марка пробежали по ее ключице и обхватили шею. Сейчас было бы так приятно ощутить, как он гладит шею… он так старался научиться дотрагиваться до кого-то и разрешить дотрагиваться до себя, научился преодолевать панику, спазмы и одышку… Дыхание Марка участилось.

– Что-то в этом роде. Но я ненавижу ложь и тайны.

– А ты не могла бы… просто рассказать своей семье?

– Я пыталась. И не смогла. А ты сможешь?

Марк озадачился.

– А ты этого хочешь? Тогда уж точно моя башка окажется в чане.

– Нет-нет! Чисто теоретически?

– Я могу рассказать моей матери.

– Твоей я тоже могу. Она бетанка. Она из другого мира, того самого, где нам с тобой было так хорошо. Это моей матери я не могу сказать. А раньше всегда могла ей все рассказать. – Карин заметила, что немного дрожит. Марк, продолжавший держать ее за руки, тоже ощутил ее дрожь. Она поняла это по промелькнувшей в его глазах боли, когда Марк поднял взгляд. – Не понимаю, как что-то может быть таким правильным в одном месте и казаться таким неправильным в другом! – сказала Карин. – Это не должно быть неправильным тут. И правильным там. Так не должно быть!

– Это полная бессмыслица! Там ли, тут – какая разница?

– Если никакой разницы, то чего ради ты так старался похудеть, прежде чем ступить на Барраяр?

Марк открыл рот и снова закрыл.

– Ну что же. Это всего на пару месяцев. Пару месяцев я вполне могу вынести.

– Все гораздо хуже. Ой, Марк! Я не могу вернуться на Колонию Бета!

– Что? Почему? Мы планировали… Ты планировала… Это твои родители что-то заподозрили насчет нас? Они запретили тебе…

– Да нет! Во всяком случае, я так не думаю. Дело в деньгах. Точнее, в их отсутствии. Без стипендии графини я не смогла бы поехать и в прошлом году. Мама с па говорят, что они на мели, а я представления не имею, как заработать нужную сумму за несколько месяцев. – Карин решительно закусила губу. – Но я непременно что-нибудь придумаю.

– Но если ты не сможешь… Но я еще не закончил дела на Колонии Бета, – жалобно проговорил он. – Мне еще предстоит год учебы и год лечения!

Или больше.

– Но ты ведь потом намерен вернуться на Барраяр, верно?

– Да, наверное. Но целый год врозь… – Он обнял ее крепче, будто злобные родители вот-вот вырвут ее у него из рук. – И это будет… очень трудно без тебя, – приглушенно пробормотал он.

Через некоторое время, глубоко вздохнув, Марк оторвался от нее. И поцеловал ей руки.

– Не стоит паниковать, – ласково проговорил Марк, адресуясь ее пальцам. – У нас есть несколько месяцев, чтобы что-нибудь придумать. А за это время много чего может произойти. – Он поднял голову, попытавшись изобразить спокойную улыбку. – Все равно я рад, что ты тут. Пошли посмотришь моих жучков-маслячков.

– Кого?

– Почему все так странно реагируют на это название? Мне казалось, оно довольно простое. Жучки-маслячки. Не полети я на Эскобар, так никогда и не узнал бы об их существовании. Выходит, в любом случае не без пользы слетал. Меня на них навела Лили Дюрон, точнее, не на них, а на Энрике, который как раз вляпался в крупные неприятности. Он великий биохимик, но никакой деловой жилки. Я внес за него залог и вытащил из тюрьмы, а потом помог забрать экспериментальные образцы у идиотов-кредиторов, их конфисковавших. Ты бы посмеялась, глядя, как мы осуществляем налет на его лабораторию. Пошли посмотришь.

Он поволок ее за руку по коридорам огромного дома.

– Налет? На Эскобаре? – с сомнением в голосе переспросила Карин.

– Ну, возможно, налет – это громко сказано. Все прошло исключительно мирно и без эксцессов. Скорее кража со взломом. Мне на самом деле пришлось припомнить кое-какие прежние навыки, хочешь верь, хочешь нет.

– По-моему, это не очень… законно.

– Может, и нет, зато этично. Жучки принадлежат Энрике, в конце концов, это он их создал. И любит, как домашних зверушек. Он плакал, как дитя, когда сдохла одна из его любимых королев. Трогательное зрелище. И если бы именно в тот момент мне не хотелось его придушить, я бы ему очень посочувствовал.

Карин как раз начала задумываться, не имеют ли эти чертовы препараты для похудания какой-то побочный психологический эффект, о котором Марк не соизволил ей сообщить, когда они добрались до подвальной прачечной особняка Форкосиганов. Она не бывала в этой части дома с детства, когда играла тут в прятки со своими сестрами. Из окон под потолком лился слабый свет. Длинный темноволосый курчавый тип на вид лет двадцати задумчиво бродил среди кучи полураспакованных ящиков.

– Марк, – вместо приветствия изрек он, – мне нужно больше полок. И лавок. И света. И тепла. Девочки мерзнут. Ты обещал.

– Прежде чем кинешься покупать новые, пошарьте по кладовкам, – дала практический совет Карин.

– О, отличная мысль! Карин, это доктор Энрике Боргос с Эскобара. Энрике, это моя… мой друг Карин Куделка. Мой лучший друг. – При этом Марк собственнически сжимал ее руку. Но Энрике лишь рассеянно кивнул девушке.

Марк повернулся к широкому накрытому подносу, лежащему на ящике.

– Не смотри пока, – кинул он ей через плечо.

Карин припомнилось кое-что из совместного сосуществования с дорогими сестрицами: открой рот, закрой глаза, и тебя ждет большой сюрприз… Она предусмотрительно проигнорировала его указания и придвинулась поближе – посмотреть, чем он там занимается.

Марк снял с подноса крышку, и взгляду Карин предстала кишащая масса коричнево-белых существ, тихонько поскрипывающих и наползающих друг на друга. Карин широко раскрыла глаза: насекомовидные, большие, перебирают лапками и шевелят усами…

Марк погрузил руку в колышущуюся массу, и Карин не выдержала:

– Фу!

– Все нормально. Они не кусаются и не жалят, – ухмыльнулся он. – Вот видишь? Карин, познакомься с жучком-маслячком. Жучок, это Карин.