– Меня тебе Строггорн точно не простит. Я – это слишком реально, а дирренгане – это абстракция.
– Странные у вас все-таки отношения, – Яниа слегка зашевелила щупальцами. – У нас бы не возникло никаких проблем.
– А у нас, Яниа, это слишком часто порождает неразрешимые проблемы, – сказал Креил, посмотрев на расстроенную Аоллу. – И все-таки хотя бы подумай над этим или – возвращайся домой. Строггорн будет счастлив, ты же знаешь…
– Я не могу вернуться и бросить тебя одного. Это предательство.
– Ты слишком серьезно все воспринимаешь, девочка. Самое плохое для меня уже сделано. Мы с тобой прекрасно знаем, что мучиться мне осталось недолго. Какая разница, в конце концов, где умирать!
– Почему ты говоришь о смерти? Кто тебе это сказал?
– На Дирренге, Аолла, как-то не принято скрывать состояние больного. Им трудно сказать, сколько точно мне осталось, но – немного.
– Немного, – для нас могут быть целые годы. Или не так?
– Думаю, на этот раз – не так. Мое тело все меньше становится приспособленным для жизни на Дирренге. Здесь ничего нельзя поправить или изменить. Лечения нет. Тебе как-то объясняли, для того чтобы меня вылечить, мое тело нужно разобрать до атомов. Потом – их исправить. А потом – снова собрать. Только никто не разрешит это сделать.
– Совет Вселенной?…
– Конечно. Как говорит Велиор, таким образом каждый захотел бы спасти своих родственников. Именно поэтому никто и не станет этого делать. Жалею я только совсем о другом. Мы теряем время. Я бы мог работать, помочь землянам, а так, боюсь, когда они меня позовут, будет слишком поздно что-либо делать. Я просто буду не в состоянии работать, если вообще буду жив.
– Это так страшно, Креил!
– Я хотел пригласить тебя завтра в одно место. Вот там, действительно, будет страшно.
– Зачем?
– Я хочу, чтобы ты узнала правду обо мне. Я никогда и никому об этом не рассказывал. Мне кажется только Странница знала об этом, да Линган с Лао, потому что как-то лечили меня.
– Объясни…
– Завтра ты все увидишь сама. Потерпи, всего одна ночь.
Аолла вернулась к себе и в эту ночь позволила делать своим «мужьям» то, что они считали нужным. Но вопреки заверениям Креила и Яниа, беспокойство и тоска только усилились от этого.
***
Они летели почти несколько часов, – Креил, Аолла и Яниа с Секретарем. Все были столь серьезны, что Аолле это напоминало какой-то сложный ритуал. Она пыталась сообразить, что бы это могло означать, но ничего не приходило ей в голову.
Машина приземлилась рядом с ажурным, фантастическим зданием, увенчанным огромным шпилем, уносящимся вверх и исчезающим в низких облаках.
Они прошли в огромный зал с казавшимися бесконечными черными плитами одинакового размера, с выбитыми непонятными для Аоллы словами на каждой. Все это напомнило Аолле кладбище. Они стояли почти у самого входа, мягкий рассеянный свет струился откуда-то сверху и от всего этого веяло чем-то потусторонним.
– Что это, Креил? – Аолла испуганно смотрела вперед, не желая заходить внутрь.
– Это кладбище, Аолла. Ты правильно подумала, девочка. Оно не совсем обычное, потому что одновременно это и памятник погибшим.
– И от чего они умерли, так много дирренган?
– Их убил я.
Почти мгновенно Аолла попыталась проникнуть в его мозг, не веря и не понимая его шутки, но ей это, как всегда, не удалось.
– Что ты говоришь…?
– Это правда. Я говорю правду.
Больше всего сейчас Аоллу поразило, что мозг Креила отражал только бесконечное спокойствие, от которого ей стало невыразимо страшно.
– Но это не может быть правдой!
– Это правда, Аолла, – вмешалась в разговор Яниа. – Советник говорит правду. Эти дирренгане погибли во время испытаний различных препаратов для лечения наших генетических патологий. Это конечно страшно, что их так много, но другого пути не было.
– Они… погибли….. испытаний? Этого не может быть! Креил, ты же не способен на такое!
– Почему? Почему не способен? Иного решения никто не знает. Эти препараты очень специфичны. Настолько, что приходится проводить испытания сразу на тех существах, для которых они предназначены.
– А почему погибают? От «лечения»?
– От лечения. Это только ты, девочка, думаешь, что я гений. Что разработать эти препараты можно в два счета. А это ведь совсем не так. Иногда нужны годы для разработки и длительное время для корректировки. Только после этого смертность от их применения станет меньше.
– Меньше? Ты хочешь сказать, что даже при отработанных методах все равно погибают?
– Погибают. Далеко не всех удается спасти. Повреждения генетических структур могут быть очень серьезными. С другой стороны, при таком массовом лечении невозможно наблюдать за каждым, кто принимает препараты. Мы еще не знали ситуации, когда приходится лечить все население планеты одновременно. Понимаешь, насколько это сложно?
– Креил, на Земле… на Земле? Нас это тоже ждет?
– Конечно. Именно это я и пытался объяснить Лингану перед отлетом. Что и так будет много жертв. А чем больше мы тянем с разработкой лекарств, тем хуже будет потом.
– Уйдем отсюда. Мне плохо.
– Мы не можем уйти, Аолла. Это невежливо.
Они шли по огромному залу с бесконечными рядами плит, а у Аоллы вертелось в голове, что все это ждет землян впереди. Она все время возвращалась к тому, что сказал Креил накануне. Это действительно было самое страшное, что только можно было себе представить.
***
Швейцария, Женева.
В крохотном кафе, запрятанном в одном из многочисленных переулков Женевы, в полумраке сидели Председатель Лиги Свободы Земли и человек, называвший себя «Третьим».
– Что случилось? – Лицо Председателя в неровном свете было слегка зеленоватым. – Почему вы вызвали меня, да еще столь экстренным образом?
– Мне страшно. – Не вдаваясь ни в какие объяснения, сразу сказал Третий.
– Что??? – почти прошипел, с трудом сдерживая голос, Председательствующий. – Вы можете объяснить, что такого могло произойти, что вы выдернули меня с другого конца света и перебросили в центр Европы?
– Несчастье. Сразу с двумя нашими агентами, выходившими в сеть.