Тайна длиною в жизнь, или Лоскутное одеяло памяти

***

В связи с упоминанием холостяков вспомнила смешную историю, расказанную её участником – замполитом полка. Военные лётчики пользовались в те годы особым вниманием представительниц слабого пола. Выйти замуж за лётчика было мечтой многих девушек из соседних сёл. Поскольку форма лётчиков и техников мало различалась, вторые часто выдавали себя за первых… Нужно напомнить и о том, что времена были такие, о которых короче и понятнее всего повествуют анекдоты: «Чем жёны удерживают мужей? Немка – питанием, англичанка – воспитанием, француженка – грацией, а русская – парторганизацией». Вот почему замполиту нередко приходилось выслушивать жалобы обманутых девиц, надеявшихся с помощью всевластной партии заполучить обманщика в мужья. «Наш» партийный босс нашёл способ спасения для попавших в сети незадачливых юнцов. Василий Семёнович Шкиря любезно принимал девиц, внимательно выслушивал, поддакивал, выражал искреннее сочувствие: «Как хорошо я Вас понимаю, как рад был бы Вам помочь. Но Вы поздно ко мне обратились, к сожалению. В следующий раз приходите ко мне заранее, я Вам всё подробно расскажу про вашего ухажёра и подскажу, стоит ли ему доверять свою честь», – говорил он в заключение, ласково беря потерпевшую под локоток и решительно подводя к двери…

***

Могу говорить о папе бесконечно. О том, какой он был порядочный, как трепетно относился к маме, к вопросам супружеской верности, совсем не так, как подавляющее большинство грузинских мужчин. Однажды в гарнизоне, жизнь в котором проходит у всех на виду, разыгралась семейная драма в семье моего одноклассника, когда всем стало известно, что его отец (тоже военврач, но служивший в полку бомбардировщиков, а папа – в истребительном) завёл интрижку с медсестрой. Очень самолюбивый пятнадцатилетний мальчишка настолько тяжело переживал случившееся, что почти месяц не только в школу перестал ходить, но вообще не выходил из дома. Мой папа перестал подавать своему коллеге руку, о чём тоже стало известно окружающим, и за что некоторые мужчины папу осуждали…

***

Несмотря на то, что папа всю войну был на передовой, закончил службу полковником, он оставался абсолютно гражданским человеком. Когда я шла с ним рядом по гарнизону, и встречные офицеры брали под козырёк: «Здравия желаю!», мой папа с улыбкой кивал и отвечал: «Здравствуйте». Близким по чину протягивал руку, и только солдатам отдавал честь.

Помню как-то, мне было лет 16, поехали мы с папой в летний день в Житомир. Шедший навстречу молодой курсант вытянулся по Уставу, вскинул ладонь и ловко щёлкнул каблуками. Когда мы прошли мимо, папа довольно улыбался: «Это он не мне, тебе честь отдавал!».

***

Папина любовь ко мне была известна всем, кто его знал. Как-то за столом в нашем доме один из гостей – папиных сослуживцев, когда заговорили о детях, сказал, что «эталоном отцовской любви может служить любовь Николая Семёновича к Людмиле. Все знают, если нужно получить „добро“ у Лорда, разговор следует начинать с комплиментов его любимой дочке»…

Может, и была в этом доля истины, но папа вообще был очень добрым человеком. Вернувшись из Китая, он все красивые и дорогие мужские вещи отвёз своим братьям, несмотря на просьбы мамы оставить себе хотя бы кожаное пальто с подстёжкой из натурального меха. «В Грузии тепло, а ты всегда так мёрзнешь!» – уговаривала мама. «Зачем оно мне, я ведь всё равно хожу в форме, а Володе оно понравится»…

И для тёти Фани с дядей Мишей он привёз много подарков, и всегда помогал им. И когда моего кузена должны были после окончания фельдшерского училища призвать в армию (тётя Фаня с ума сходила), папа устроил так, что Лёнька служил в Днепропетровске (папа тогда уже был старшим врачом дивизии, штаб которой размещался там), в санчасти, под папиным присмотром; конечно же, часто бывал у моих родителей и ел свой любимый куриный бульон и крылышки… Папа убеждал Лёню поступать после демобилизации в Ленинградскую военно-медицинскую академию, но мой избалованный братик заявил, что ему и за эти годы надоели сапоги и форма; в действительности же, как оказалось, он не хотел учиться, а хотел жениться…

***

Папа не только безоговорочно и безусловно любил меня, он всегда очень за меня боялся и так оберегал от возможных травм, что в результате я не научилась ездить ни на велосипеде, ни на лыжах, ни на коньках. Помню, ко дню моего 9 года рождения мама приготовила мне сюрприз – коньки с ботинками (зимой 1953 года их можно было достать ценой значительных усилий, большинство ребят катались на коньках, привязанных к валенкам). Я была несказанно рада, и мама была довольна, что смогла сделать мне такой хороший подарок. Но папа был другого мнения: катание на коньках небезопасно, я, конечно же, буду падать, могу сломать руку или ногу, хотя это и не самое страшное. А что, если я упаду так, что разобью голову?! Коньки, такие сверкающе-прекрасные, улеглись в фанерный ящик и отправились по почте к моей двоюродной сестре Полине.

***

От роли изгоя среди одноклассников меня, как я понимаю, спасало лишь то, что я лучше всех училась и никогда не была зубрилой и задавакой. Мне нравилось объяснять то, что было непонятно другим. В младших классах я просто давала списывать, решала оба варианта контрольных. А в старших – оставалась после уроков или приходила на полчаса раньше, чтобы объяснить тем, кто этого хотел, домашнее задание.

От уроков физкультуры папа меня освободил, оправдывая своё решение объективной причиной – выраженное плоскостопие. Плоскостопие, действительно имело место быть, причём, в «предпоследней стадии», если учесть, что «последняя – ласты»… Лет в 40 пришлось даже решиться на операцию обеих стоп…

Так и не научилась я ни на велосипеде ездить, ни на коньках кататься, ни на лыжах…

Плавать я тоже не умела. И тоже из-за папы. Когда мы жили на Сахалине, папе приснился страшный сон, содержание которого я узнала, лишь став взрослой и научившись плавать. Папе приснилось, будто я утонула. Он будто бы возвращается со службы и видит, как его ординарец несёт меня, бездыханную, и шевелятся на ветру лишь мои длинные кудрявые волосы. Страшный сон заставлял моего папу бледнеть даже тогда, когда я в Грузии, в деревне у тёти Ксении, хотела заглянуть в глубокий колодец. Из-за папиного страха родители отказались от путёвки в Артек, которой меня наградили за отличную учёбу и победы в разных олимпиадах. Как я страдала, когда мы ходили с одноклассниками на речку, которая протекала за проволокой нашего гарнизона, и все, кроме меня, плавали, ныряли, дурачились в воде; как я им завидовала!

Да что плаванье! Я не умела играть в «классики», прыгать через скакалку, не могла поймать мяч. Я стыдилась этого и потому лет до 12—13 единственными моими друзьями были книги.

Моя неуклюжесть всегда тяготила меня. И вот в то время, как мои одноклассницы, давно забыв про прыгалки, сосредоточили все свои мысли и чувства на нарядах и мальчиках, я тайком брала скакалку, которой виртуозно владела моя младшая сестра, уходила туда, где никто не мог меня видеть, и училась перепрыгивать через непослушную верёвку…

Очень хорошо помню это страстное желание доказать себе самой, что я могу. Нередко и сейчас ловлю себя на этом…

***

В институте меня определили в специальную физкультурную группу, но поскольку организовать таковую не представлялось возможным, и она существовала только в отчётах, мне ставили «зачёт» за присутствие на общих занятиях. Зимой нас вывозили на лыжную базу в Шувалово. Нужно было бегать на лыжах, укладываясь в какие-то нормативы. Я объяснила преподавателю, что не умею даже стоять на лыжах, тем более бегать. Он подозрительно посмотрел на меня: «Ваша фамилия?». Я ответила. «Тогда понятно! Где же Вам было научиться!». Меня в очередной раз выручила моя фамилия, не стану же я ему объяснять, что жила не в Грузии, да и в Грузии есть где на лыжах покататься…

Я исправно посещала все занятия, выполняя обязанности «секретаря»: заполняла протоколы, щёлкала секундомером, подбадривала бегунов, за что и получала «зачёт».

***

Но однажды мне всё-таки пришлось стать на лыжи. Я тогда работала заместителем директора медицинского училища. Дважды в год, согласно учебному плану, кафедра физвоспитания проводила «День здоровья». В июне все учащиеся и преподаватели грузились на баржу и отплывали на живописный берег Волхова. Там разбивали палаточный лагерь, проводили забавные соревнования, весёлые конкурсы, загорали, купались, короче – активно и интересно отдыхали. Я к тому времени уже плавала и с удовольствием проводила этот день с коллегами.

Зимой выезжали за город, на базу отдыха, и все перемещения и соревнования были так или иначе связаны с лыжами. Чтобы избежать позора, я обычно находила себе «неотложную работу» в училище. Но случилось как-то, что зимний день здоровья совпал с 55-летием одного из наших преподавателей, который решил отметить свой юбилей с коллегами на базе, на следующий день после обязательной программы. Отвертеться было невозможно. В первый день пребывания я с демонстративным усердием занялась оформлением поздравительного адреса, шуточной стенгазеты и таким образом избежала участия в зимних соревнованиях. Вечером учащихся в сопровождении преподавателей из числа молодых мам отправили в город, а остальные, не столь зависимые от жён-мужей-детей, остались на базе.

Учитывая краткость зимних дней, было решено начать празднование юбилея как можно раньше и устроить пикник на лесной поляне – предполагалось, что это будет необычно, романтично и очень красиво. Оказалось, что попасть в это сказочное место можно только на лыжах. Пришлось признаться, что я вряд ли смогу составить компанию лыжникам-романтикам. Мои слова никто не принял всерьёз. По лицу нашего физкультурника Гурия Павловича, которому я попыталась доходчиво объяснить свою проблему, было видно, что он скептически воспринял мои откровения. Снисходительно утешил: «Людмила Николаевна, лыжи – не коньки, не большая наука, не гонки ведь!Я пойду замыкающим, Вы – передо мной, всё будет в порядке»