Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

– Ее… Жаннет. Как бишь ее?… Гизо! Жаннет Гизо. В каком-то кабаке дорогом поет вечерами. Брать чего будете?

– Папиросы есть?

– Нет.

– Тогда не будем! Сашка, пойдем отсюда.

Братья спешно ушли, а лавочник снова встал за прилавок и проводил обоих недовольным взглядом.

Устроившись неподалеку, на шумном бульваре, оба сидели и думали.

Денис все-таки купил по дороге папиросы и теперь курил уже третью. От этого действа его думы казались весомее… Хотя, они и в самом деле были нелегки.

– Певичка в кабаке. Вот позорище-то! – с горечью произнес Саша. – Рыжая! Жертва общественного темперамента… Тоже мне Киприда!

– Она ведь на матушку похожа, – проронил вдруг Денис.

– Ничуть! – вскипел было Саша, но тут же спохватился. Ведь у них были разные матери! Первая жена Дмитрия Петровича умерла, когда Денису не было и трех, но в кабинете папеньки, на письменном столе, по сей день стояла ее фотокарточка…

– Да, – согласился гимназист. – И вправду похожа… Но что мы теперь-то делать будем?

Денис молчал очень долго. Если бы не вся тягостность ситуации, Саша уже принялся бы тормошить его.

– Ничего, – прозвучал наконец ответ.

– Как? Да ты что?! Как же можно такое и…

– Ничего! Я не буду делать ничего. А ты сам решай.

– Чудесно! Молодец, так вот все просто.

– Рот закрой!

– Раскомандовались сегодня, Денис Дмитриевич, – тут Саша еле успел вскочить со скамейки, избежав братского подзатыльника. – С чего ты тогда вообще меня сюда потащил?

– Мне что, охота одному за отцом шпионить?

– А! Если что, мне досталось бы за обоих. Понятно-с!

– Да я тебя!..

– Посреди улицы бить станешь? Ну пусти шинель, не тебе же зашивать.

– Дрянь.

– Откуда ты вообще узнал про… это?

– Коля, приятель мой, их на прошлой неделе вот так же увидел. Боялся – вдруг обознался. Теперь скажу, что обознался.

– А мне-то теперь что делать?

– Делай, что знаешь.

– А я не знаю!

– Тогда не делай ничего.

– Легко тебе говорить – не твою мать предали!

Денис ничего не ответил, даже не взглянул на брата. Бросив окурок в урну и оборвав веточку с ближайшего деревца, он быстро зашагал прочь, ничем не показывая, что за ним надо следовать.

А Саша сел на прежнее место и принялся ничего не делать. Даже думать толком не получалось – от злости и обиды мысли путались.

Злился он на Дениса – так бы, казалось, и отходил бы его по физиономии, вздумай он вернуться. Вот ведь двуличная скотина!

А обижен он был на отца – смертельно обижен. Он был поражен подобной гнусностью и лицемерием: накануне вещать о страхе Божьем, а чуть за порог – к мамзельке мчаться.

«Бедная матушка, – сокрушенно подумал он. – Как она перенесет такую подлость? Может, тогда и не говорить ей ничего? Да ведь все равно однажды раскроется. Но как же сказать об этом? Не с порогу же кричать: „Люди добрые, папенька заблудил!“ Тьфу!..»

И все же, первым его желанием было именно помчаться к матери, рассказать ей все. Начистоту, разом, как в омут. Но чем доказать? Черта с два папенька сознается, а Денис, как всегда, за отца будет. И мать наплачется, и сам по шее получит… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день – подарочек на конец пасхальных каникул.

Елена Андреевна сидела в гостиной за чашкой остывшего чая. Отложив прочь пяльцы с недовышитой россыпью вишен, она читала роман – что-то невероятно героическое, что-то про мальтийский орден и дальние плавания. И про любовь, разумеется. Такая она была умиротворенная, что Саше, в этот момент влетевшему в гостиную, совсем стало дурно при мысли о том, что придется ей сказать.

– Добрый день, матушка, – вымолвил он, войдя.

– Здравствуй. Что так скоро? Где же Дениса потерял?

– Он по делам своим пошел. Я, наверное, сяду заниматься.

– Ступай.

Саша прошел к себе в комнату, бросил фуражку и куртку единым комом на кровать и сел за стол.

А может, и не говорить никому? Ведь не первую же неделю папенька на Васильевский катается, и не знал никто, все жили спокойно.

– Работает, себя не щадит… – процедил он, зло передразнивая не то маман, не то Ольгу Михайловну.

Мысль о том, что он увидел сегодня утром, металась в его мозгу, не в силах сгинуть, билась в его крови, отравляя своей желчью. Раз-другой он вскочил, подбежал к двери, затем вернулся, прошел туда-сюда по комнате и вновь сел за стол.

– Саша, с тобой все хорошо? – окликнула его из гостиной мать. – Мечешься, как мотылек…

Саша замер, кусая губу. Что же делать? Ответить, что все прекрасно, и вправду сесть за уроки?

Но ноги сами понесли его в гостиную, безо всякого согласия с его головой.

Едва он встал перед матерью, та, похоже, не на шутку встревожилась. Он же опустился на пол рядом с ее креслом, поглядел в ее лицо, даже раскрыл рот, чтобы начать говорить… Да тут же осекся и поднялся на ноги.

– Саша! Прямо мне скажи, что случилось! – совсем перепугалась Елена.