– О, мой дорогой Александр! Наконец-то вы пришли. А я думал, что вы совсем позабыли про старого философа.
– Что вы мистер Лорел! Откровенно говоря, не хотел вас стеснять. Да и какой же вы старый?
– Смотря в сравнении с кем. С вами – вероятно, уже староват. Ну-ну! Не надо мне льстить. Поверьте, я выгляжу много моложе, чем есть на самом деле. Присаживайтесь.
– А я вас, с позволения, оставлю, – поспешил вставить Саймон. – Александр, рад был вас снова увидеть. Филипп. – И, раскланявшись, удалился.
Филипп всецело обратился к Саше:
– Так, Александр, рассказывайте.
– Что же рассказывать?
– Как что! Чем жили последние две недели?
– Каникулы идут, жить можно. Пасху отпраздновали.
– Этот праздник, насколько я успел заметить, имеет для русских особое значение. Встречали в кругу семьи?
– Конечно. Все вместе в собор ночью ходили.
– Вы соблюдали пост?
– Да, все как следует. Только у вас один раз нарушил.
Саша, будто немного смутившись, замолчал. Наступила неловкая пауза, особенно мучительная в разговоре симпатичных друг другу, но пока чужих людей. Он стал, как ему казалось, украдкой, оглядываться по сторонам и приметил на краю бюро большую книгу, вероятно, какой-то альбом.
– О, я вижу, вы заинтересовались… – сию же минуту заметил Филипп. Встав с дивана, он подхватил книгу и протянул ее Саше. – Взгляните. Думаю, не останетесь равнодушным…
Саша учтиво кивнул и осторожно открыл новехонький, чуть блестящий фолиант.
Предисловие на первой странице было на французском, но Саше было лень разбирать, так что он пролистнул далее.
И тут же ахнул – не сдержался. Филипп, казалось, лишь этого и ждал: он поспешил сесть ближе к юноше, словно желая уловить самые тонкие его эмоции, всматриваясь в его глаза, горящие, как угольки. На картины в альбоме он внимания почти не обращал.
А там, между прочим, был настоящий «цветник» – нежные, юные девы представали в мягких, пастельных тонах, среди замысловатых и чудных линий рисованного мира. Позади одной был лес, позади другой – цветущий сад, а третья стояла на берегу лазурного моря.
Цвет их волос, глаз, самой кожи, окружающая обстановка, – все менялось, кроме того обстоятельства, что барышни были не вполне одеты. Изящные, будто алебастровые статуи, с глазами, невинными, как у лани, и полными губками, сложенными томно и нежно.
– Бесовки! – рассмеялся Саша. – Хороши, сил нет!…
– Хороши, – подтвердил Филипп.
Сам он украдкой все смотрел на Сашу: наблюдал за каждым мановением ресниц, движением зрачков, за тем, как румянец вспыхивал на щеках юноши.
Особенно Саше полюбилась одалиска со смуглой кожей и озорными глазами. Все изображенные здесь красавицы были молоды и свежи, но эта казалась особенно юной, возможно, оттого, что грудь ее была небольшой, едва округлой. Впрочем, благодаря этому ее стан выглядел изящным и точеным, как у статуэтки.
Саша смущенно ухмыльнулся:
– А вот эта у меня была бы звездой гарема.
– Недурна, – согласился Филипп, бросив взгляд на страницу. Но та пристальная завороженность, с которой Саша разглядывал литографии в альбоме, занимала его намного больше.
Растревоженный, смущенный детеныш, такой милый и такой интересный…
Дверь открылась, и на порог с поклоном ступила Кэт.
– Все готово, хозяин. Куда прикажете подать?
– В кабинет, я думаю, – пожал Филипп плечами. – Вы ведь не против, Александр, если мы переберемся туда?
– Как скажете, мистер Лорел…
– Вот и чудно! Этот живописный гарем можете прихватить с собой.
Саша послушно последовал за Филиппом.
Кабинет оказался обставлен вполне мило, мирно и обычно. В шкафах из светлого ореха темные тисненые переплеты книг жались друг к другу, словно дрова в поленнице. Стройный их ряд нарушался на одной только полке – напротив письменного стола.
Там книги стояли неровные и разномастные: от здоровенного ветхого фолианта до пачки новеньких брошюр… К слову, стол хозяина тоже не отличался порядком. В центре его покоилась новенькая, блестящая пишущая машинка, окруженная россыпью смятых листов бумаги, словно увядшими цветами. Также на столе имелась шкатулка, справочник по орнитологии, ваза с пионами и пачка свежих, чистых листов, увенчанная человеческим черепом.
Саша водрузил книгу с девами на книгу с птицами, и вместе с Филиппом они сели в кресла у камина.
Вскоре Кэт подала на стол.
Саша весь так и подался вперед, к столику, стоящему меж кресел – там призывно расположились тарелка с пирожными (эклерами в шоколаде и песочными корзиночками с фруктами), серебряная креманка с мелкими конфетами (похоже, миндалем в шоколаде), бутылка лимонада и бокал с… Бог ты мой, шампанским с ананасами!
Филипп смотрел на юношу, приложив палец к губам, будто надеясь скрыть лукавую улыбку.
– Надеюсь, я не позволил лишнего?.. Угощайтесь. Вы, верно, голодны?
– Благодарю, мистер Лорел! – Саша схватился за лежащий сверху эклер. – Вы меня безбожно балуете!
– Поверьте, мне это доставляет безмерное удовольствие. Ваше общество, мой юный друг, для меня как глоток чистого воздуха! Знаете, я так счастлив, что вы все-таки пришли… Я очень рад вас видеть.
– Я тоже, мистер Лорел, – подхватил Саша. – Я прошлый вечер с глинтвейном вспоминал все эти две недели. Вы такой интересный человек!.. А что это у вас за бедный Йорик? – спросил Саша, вновь заприметив жутковатое пресс-папье.
Филипп оглянулся и даже украдкой улыбнулся лежащему на столе черепу. Затем он встал и взял его в руки.
– О, это не Йорик. Хотя, может, он и был королевским шутом – шут его знает! Череп очень старый…
– А про него есть страшная история?
– А вы хотите страшную историю?
Саша от души хлебнул шампанского и пожал плечами.
– Прошлая мне очень понравилась.